Молодая княгиня, по сути дела лишившаяся мужа, стала посвящать всё свободное время тому, что углубилась в мир книжный. Причём чтение на первых порах было самым беспорядочным - от лёгких французских романов до произведений философских, требующих немалого усилия ума для должного усвоения.
Трудными оказались первые страницы, но она всё же одолела "Жизнь знаменитых мужей" и "Цицерона" Плутарха, а следом "Причины величия и упадка Римской республики" Монтескьё. Прочитанное заставило задуматься. Однако вскоре она совсем позабыла о прочитанном, обратившись к нарядам и увлёкшись охотой в ораниенбаумских лесах.
Что ж, и её, казалось бы, сильные от природы ум и характер соблазнились тем, что её повседневно окружало, тем, что составляло содержание жизни императорского двора.
Но одновременно вот кто поразил её в привычном дворцовом окружении - молодой, очень недурной собою, услужливый, вежливый и внимательный камер-паж, который никогда не расставался с книгой.
- Что это у вас в руках? - обратилась однажды к нему великая княгиня.
- Сочинение Плутарха, ваше высочество, - ответил Шувалов.
- Не "Жизнь ли знаменитых мужей"? Тогда это одна из тех книг, которые заставляют задуматься и почерпнуть из её страниц немало полезного, - произнесла она.
- О, выходит, вы её читали? - обрадовался паж.
- Я понимаю ваше удивление: не только среди женщин, но редко у кого из сильного пола можно заметить в руках книгу, - произнесла она. - Но я с детства любила много читать. Сначала, как вы догадываетесь, по-немецки, потом, как теперь, по-французски. Можете ли вы порекомендовать мне что-либо ещё из французских философов?
- Вольтера, например. О, это величайший ум и носитель совершеннейшего вкуса, - снова обрадованно произнёс паж. - Если ваше высочество соблаговолит, я непременно стану снабжать вас многими интересными и полезными книгами. Признаюсь вам, я тоже давно, с раннего детства, пристрастен к чтению. И тоже знаю по-немецки, но особенно пристрастен к литературе французской. И в то же время мне нравится многое из произведений русских авторов. К примеру, стихи.
- Да, мне сие особенно потребно, - перешла великая княгиня с французской на русскую речь. - Мне следует в совершенстве знать ваш язык, язык вашего народа. Я стану благодарна вам, ежели вы в сём предмете станете мне пастухом.
- Вы хотите сказать: пастырем, - вежливо поправил её Шувалов. - Вы только не смущайтесь, я сам хотел бы вам помочь.
- А я и не смушаюсь. Кстати, смушатся - я правильно произношу? Вы сами не смушатся меня, а поправить, - произнесла она и рассмеялась.
Разговоры о прочитанных книгах стали нередкими. Но у великой княгини было столько своих обязанностей и даже увлечений, что камер-паж мог не видеть её целыми днями.
Летом она так пристрастилась к верховой езде и охоте, что императрица, сама любительница погоняться за дичью по лесам и даже болотам, старалась свою невестку остепенить:
- Дело ли особе дамского полу сидеть по-солдатски в седле да рыскать по кустам с ружьём на плечах?
- А у меня имеется и оруженосец. Я, кстати, о нём забыла. Завтра же велю, чтобы он сопровождал меня в охотничьих странствиях, - неожиданно нашлась великая княгиня.
Так Иван Шувалов и в самом деле, нередко с большою даже охотою, стал сопровождать её в погонях за зверьем. И её ружьё с патронташем он с удовольствием нёс на плечах.
- Вы, по-моему, очень скрытны. А я тем не менее знаю вашу сердечную тайну, - сказала великая княгиня однажды своему спутнику.
- Вы - знаете? - выдал себя паж и густо покраснел. - Кто же вам мог сказать? Ведь я никогда... я никому... ни единым словом.
- Всё так, - согласилась Екатерина. - Мне никто ни о вас, ни о ней не говорил. Но разве у меня нет глаз и я не обладаю таким свойством, как женское чутьё? Но вы не смущайтесь.
Последнее слово она правильно произнесла по-русски, вспомнив давний с ним разговор, и доверчиво улыбнулась.
Речь между тем шла о княжне Анне Гагариной, фрейлине великой княгини, к которой, как уже было замечено окружающими, оказался неравнодушен юный паж.
Анна Гагарина была лет на десять старше Шувалова, но она выглядела настолько привлекательно и молодо, что ею нельзя было не увлечься. Кроме того, все знали, что она очень богата. За ней одного приданого было более тысячи душ. Как тут было не очароваться такою невестою, расчётливо считали те, кто оказался свидетелем их романа.
Собственно говоря, как заметили окружающие, это не паж, а сама фрейлина проявила расчётливость и очаровала ещё не искушённого в амурных делах юношу. Но так часто случается: в сети, умело расставленные уже зрелыми и опытными женщинами, охотнее всего попадают именно незрелые и неопытные юнцы.
Первым заявил о своём намерении жениться именно он, Иван Шувалов. И сказал не кому-нибудь, а своему двоюродному брату Петру.
К этому времени Пётр и Александр уже достигли положения, о котором совсем недавно не могли и мечтать. Оба были возведены в графское достоинство и получили чин генерал-аншефа, поскольку оказались заметными и надёжными столпами власти.
Пётр, не имея, казалось бы, определённой официальной должности, тем не менее собрал в своих руках все нити военного и финансового руководства, а также обрёл как бы первый и самый решающий голос в Сенате. Старший, Александр, получил начальство над Тайною канцелярией - стал главным стражем безопасности государства, и в первую очередь особы её императорского величества.
Как же посмел вознамериться загубить свою карьеру в самом её начале их меньший брат? Ту самую карьеру, которую, казалось, они, Шуваловы, так удачно ему обеспечили?
Признался он родичам о своих сердечных планах летом 1749 года, когда весь двор оказался в селе Знаменском-Данилове. Из этого села, принадлежащего Алексею Разумовскому, императрица намеревалась совершить паломничесво в Саввино-Сторожевский монастырь, а оттуда - в Новый Иерусалим.
Погостив какое-то время в Знаменском, государыня переправилась на другой берег Москвы-реки, где в селе Петровском должны были играть свадьбу Прасковьи Шуваловой с князем Николаем Фёдоровичем Голицыным.
Пётр Шувалов сдержал слово, данное себе и Татьяне: пристроить ко двору её дочь и сестру Ивана - Прасковью. Девушка пришлась по душе Елизавете Петровне, и она взяла её к себе фрейлиной. И вот настал черёд выдать её замуж. И жениха ей добропорядочного подыскала, и сама наряжала невесту к венцу, возила её в Казанскую церковь, где проходил обряд бракосочетания, а теперь вот пожаловала и сама к свадебному столу.
Тут и Иван Шувалов как бы заново попался на глаза императрице, и она, подивившись, каким статным и пригожим он стал, объявила, что желает отныне произвести брата невесты в звание камер-юнкера.
Не может быть сомнения в том, что не обошлось и на сей раз без стараний Петра и Мавры Шуваловых. Они даже заручились поддержкою добродушного Алексея Разумовского, чтобы ещё более приблизить к трону их младшего родственника.
Тотчас появился указ, и при дворе зашушукались: объявился новый фаворит, куда как непросто теперь с ним будет тягаться некоронованному супругу императрицы. Нешто он, мол, не знал, что покровительством своим готовит себе соперника?
Только предположения не оправдались. Предметом сердечного увлечения императрицы неожиданно стал действительно молодой претендент в фавориты, но пока что не Иван Шувалов, а вышедший недавно из Шляхетского кадетского корпуса Никита Бекетов.
Этого красавца Елизавета Петровна увидела на сцене, когда кадеты ставили трагедию Сумарокова "Хорев". До сего времени в корпусе играли пьесы Корнеля, Вольтера да Мольера - все французские сочинения, а тут первая трагедия "на русском диалекте", как было объявлено в афише, да ещё на императорской сцене.
Было это как раз после возвращения двора с богомолья, поздней осенью того же 1749 года. Императрица пригласила к себе автора пьесы Сумарокова, коего знала уже в качестве адъютанта Алексея Разумовского, чтобы подробно расспросить о его сочинении, а затем направилась в комнату, где одевались актёры.
Она внимательно рассмотрела юношей, кому выпало играть женские роли, и сама взялась их наряжать.
Дочь киевского князя Хорева должен был играть кадет Пётр Свистунов, и царица с особым увлечением, как недавно Прасковью к венцу, стала прихорашивать юного актёра. Но тут взор её остановился на молодом красавце, предназначенном на главную роль. Он был восхитителен и неотразим. Ей шепнули, что он в корпусе играл всегда первых любовников и публика награждала каждый его выход громкими рукоплесканиями. То был Никита Бекетов.
Императрица, презрев условности, и ему поправила костюм и помогла натянуть чулки и даже надеть башмаки.