- Тогда сегодня ночью и всех разом, понял? - сжал кулаки Соломон. - Знаешь, кого с ним вместе?
- Еще как знаю! - оскалился Ванея. - Выкорчуем с корнями это гнилое дерево, великий царь!
- С корнями - это хорошо… - задумчиво произнес Соломон. - Авиафара не трогай! Он преданно служил Давиду и вместе с ним спас Ковчег Завета. Пусть идет из Иерусалима на все четыре стороны, Первосвященником ему больше не бывать! Ну, а с остальными - знаешь, как поступить… Да, и Семея гоже пока не трогай!
- Пока?
- Пусть поселится здесь, в Иерусалиме, под нашим наблюдением. Позже решим, что с ним делать…
* * *
Когда Ванея ушел, Соломона охватили сомнения. Тревога, родившаяся где-то глубоко в груди, быстро расширилась, расползлась по всему телу, отозвалась терпким холодком в онемевших ногах.
Правильно ли я делаю? Не много ли доверяю Ванее? То, что должно произойти этой ночью, повяжет меня с Ванеей навсегда, до конца жизни одного из нас, а до этого не буду ли я зависим от него… или потом Ванею - тоже? - подумал он. - Нет! - отверг мысль Соломон - Нет! Я царь, а не убийца. И смерть Адонии нужна не мне, его брату, а царю Израиля во имя мира и спокойствия в стране. И у меня хватит ума и сил удержать Ванею на том месте, куда я его определю!
Ванея был с Давидом много лет. Еще с тех пор, когда Давид, тайно помазанный на престол пророком Самуилом, прятался от царя Саула; с тех пор, когда они одержали великую победу над филистимлянами; с тех нор когда, скрываясь в горах, грабили и своих и чужих… Ванея, сын раба, погибшего на медных рудниках от непосильного труда, в очень короткий срок поднялся в армии Давида от простого десятника до начальника его личной гвардии. Безрассудный в бою и расчетливый в жизни, он сделал ставку на младшего сына Иесея еще тоща, когда судьба Давида в руках царя Саула была тоньше папируса и мягче воска. Давид был единственным шансом Ваней - шансом погибнуть вместе или вместе вознестись. Сын раба мог стать только рабом - так было в Израиле и так было везде и для всех, но только не для Ваней. Собственная жизнь для него стоила меньше, чем желание стать свободным и богатым. Ванея шел к власти не путем интриг и заговоров, он шел к власти путем жертвы собственной крови, расточительно теряя ее в набегах и битвах. И он сумел обмануть судьбу - стать не только командующим армией Израиля, но и самым доверенным царедворцем Давида и Соломона…
К утру все было закончено, и только крики женщин, посыпающих головы пеплом, и пятна крови, ржавчиной проступающие сквозь свежий песок, свидетельствовали о том, что Соломона на царство помазали не только елеем. Но разве можно было удивить этим Иерусалим, разве мало женского плача и мужской крови видел этот великий город во времена Давида? Стенания, рожденные в доме Адонии, подхваченные саваном черной ночи, горячей волной пронеслись над ним - над садами и конюшнями, базарами и домами: пронеслись и растворились в песках Великой Пустоши.

Никто в спящем Иерусалиме не встал со своего ложа, никто не зажег светильник, никто не оплакал царя-однодневку. Только высоко на холме, в доме Давида, на террасе, нависшей над городом, вздрогнул человек и закутался зябко в царский плащ.
* * *
К полудню следующего дня Соломон собрал в тронном зале царедворцев, влиятельных людей, старейшин, священников. Он внимательно всматривался воспаленными глазами в лица, подолгу останавливал пристальный взгляд на каждом, словно пытаясь проникнуть в их мысли, понять, как изменила их прошедшая ночь. И никто из тех, кто стоял сейчас перед Соломоном, не смог удержать его тяжелый взгляд, не посмел ответить на его вызов. Только глаза Ваней смотрели прямо и бесстрастно.
"Сегодня я стал царем! - подумал Соломон. - Не тогда, когда помазал меня елеем Садок! Сегодня ночью меня помазал мечом Ванея…"
Соломон, при виде всеобщего покорства, расслабился, обмяк, развалился на троне.
- Сегодня ночью приснился мне сон, - нарочито тихим голосом произнес он. - Дивный сон… Хочу поведать вам и услышать, что скажете.
Соломон встал с трона и подошел к окну.
- Пошел я в Гаваон, к святому источнику, и присел у вод его на камень отдохнуть после дороги дальней. И явился мне Господь наш единый голосом дивным и спросил, доволен ли я тем, что сделался царем над Израилем? И ответил я Господу: "Разве можно быть недовольным волей Всевышнего?" Тогда сказал Он: "Проси, что хочешь, ибо люб ты мне от рождения твоего". И ответил я: "Отец мой, Давид, царствовал сорок лет над Иудеей и Израилем. И собрал он весь свой народ под десницей Твоей, в едином царстве. И исполнял он волю Твою во все дни жизни и завет Моисеев и пророков. И почил он в согласии и умиротворении. А я молод еще годами и взошел на трон его, не зная, где вход и где выход и как управлять многочисленным народом Твоим, как удержать и приумножить то, что сорок лет создавал отец мой. Если милость Твоя пребывает со мной, даруй мне ум светлый и мудрость, чтобы мог я судить по справедливости народ Израиля, чтобы мог сделать его сильным перед врагами". И ответил мне Господь: "За то, что не просишь у меня долгих лет и большого богатства, за то, что не просишь у меня славы великой, дам я тебе и мудрость, и годы, и славу. Богатство твое будет неисчислимо, враги твои будут унижены, и слава твоя переживет тебя…" Хотел я о многом еще спросить у Господа, только растаял голос в небе высоком, и проснулся я… Как думаете, был ли тот сон пророческим, и что значит он для меня и для Израиля?
Присутствующие переглянулись и, как один, посмотрели на Натана. Тот кашлянул и сделал шаг вперед.
- Нет! - остановил его Соломон. - Пророк говорит устами Всевышнего, когда сам слышит голос Его. Поэтому негоже толковать Натану чужие сны. Хочу послушать вас, мудрые слуги и друзья мои.
В зале наступила мертвая тишина.
Соломон сел на трон, поджал губы и, ехидно ухмыльнувшись, произнес:
- Нечего сказать? Какая же польза мне от вас? Зачем кормитесь тогда со стола моего и деньги берете из рук моих? Ты - Иосафат, сын Исайи, как сказали мне, пишешь историю Израиля - древнюю и настоящую? - указал Соломон в сторону пожилого мужчины.
- Да, я веду летопись в меру скудных сил своих и способностей, - поклонился писатель.
- Вот и покажи меру своих способностей. Растолкуй сон мой. Или ты полагаешь, что сон этот не достоин внимания историка?
- Нет, великий! Сомневаюсь только, достоин ли я толковать сон этот перед тобой и уважаемым обществом…
- Твои слова сейчас наполнены воздухом. Не путай сам себя пустыми словами, - перебил Соломон. - Говори!
* * *
На улице услышал Иосафат торопливые шаги за спиной. Он обернулся и увидел царских писцов - братьев Ахию и Елихорефа.
- Постой, уважаемый Иосафат, не торопись! - подбежали к нему братья. - Ну и быстр ты, несмотря на преклонные годы! Еле догнали, - отдуваясь, произнес Елихореф.
- Быстрые ноги - долгая жизнь! - улыбнулся Иосафат - Особенно во времена теперешние. Чего хотели?
- Давай промочим горло где-нибудь поблизости. Что стоять на дороге? Солнце совсем сошло с ума: вот-вот голова запылает.
- Послушай, Иосафат! - начал Елихореф, отставив в сторону чашу. - Что думаешь о сегодняшнем собрании у Соломона?
Иосафат лукаво посмотрел на него.
- А что мне теперь думать? Царь думает за всех.
- Ну да, ну да… - закивал Ахия.
- Только мы ведь неспроста спрашиваем, - подался вперед Елихореф. - Сам видишь, как все поворачивается. Давид, да будут покойны дни его в мире ином, совсем не интересовался, кто и что про него пишет. А тут… - он отпил большой глоток вина. - А тут, неровен час, голову потерять можно, если царю не понравится. Скажи откровенно, что думаешь про сон Соломона?
- Яркий сон… образный. Глупому человеку такое не приснится, а если и приснится, не перескажет он так красиво.
Ахия оглянулся по сторонам.
- Что ты говоришь, как на собрании? Красивый, некрасивый… Ты знаешь, о чем мы спрашиваем!
Он совсем близко наклонился к Иосафату и шепотом продолжил:
- Чувствую, круто повернулись времена. Мы с тобой не просто слуги царя, носящие за ним опахало или подающие пищу. Запишешь что-то не то или не так, как Соломону угодно, и не исправить потом. Головой расплатишься за ошибку свою! Ты тоже теперь не вольный писатель, а такой же подневольный, как и мы. Вместе надо быть, каждое слово обдумывать!
- Чего ты так разволновался? - удивился Иосафат. - Пиши все, что царь говорит, и так, как говорит - не ошибешься.
- Ты так думаешь потому, что видел Соломона сегодня впервые и не знаешь еще его. Попробуй, запиши за ним, когда он не договаривает, или говорит загадками. Трудно понять его, когда нет определенности в словах.
- Ну что же, может, вы и правы… - задумчиво произнес Иосафат. - Чувствую, что теперь Историю буду писать я под бдительным царским оком… что я могу посоветовать вам и чем помочь? Имейте при себе всегда несколько восковых табличек, чтобы можно было переписать по настроению Соломона. И не спешите слова на глину переносить, время часто многое меняет, и слова тверже камня становятся.