* * *
Как только торжества закончились, к отцу пришел Соломон. Давид сидел на троне, в праздничном одеянии. У его ног лежали ставшие среди народа легендой, прославленные в великих битвах царские щит и меч. Соломон опустился на колено и поцеловал край одежды Давида.
- Приветствую тебя, великий царь! - почтительно произнес он.
Давид улыбнулся:
- Еще не было под небом Израиля двух царей одновременно, - возразил он. - Или мне донесли ложно, что Соломона помазали из священного рога вчера в Гаваоне?
- Нет, не ложно, все было по воле твоей.
- Тогда не называй меня больше царем, просто отцом! Мне будет так приятней, Соломон.
- Пока ты, великий, да продлит Господь дни твои вечно, не преступишь порог в чертогах Сущего - ты истинный царь над народом!
Давид сделал протестующий жест:
- Хватит об этом. Помоги мне лучше дойти до покоев, устал я немного… там и поговорим…
- Слушай меня, Соломон, слушай внимательно! Думаю, что разговор у нас с тобой последний. Мое время ушло, а твое только приходит. Я покидаю этот мир спокойно, потому что знаю - ты будешь достойным царем, лучшим, чем был я. Поэтому я спокоен, поэтому Бог указал мне на тебя. Но быть царем - это не роскошь и развлечения, как думают твои беспутные братья, а тяжелый груз сомнений и ошибок. У меня было очень много сомнений и еще больше ошибок. Особенно в молодости, когда я многое мог, но ничего не знал. Сейчас, когда я знаю, я ничего не могу - ни изменить, ни исправить. Я хочу, чтобы ты уже сейчас мог и то, и другое. И я верю, что так и будет! Ты становишься царем в смутное и тяжелое время, - Давид горестно вздохнул. - Я пролил много крови, создавая эту страну. Много малых и больших народов сейчас под рукой Израиля. Только удержать - сто крат труднее, чем покорить! Я строил страну так, как умел - огнем и мечом. Ты сделаешь ее великой - словом и мудростью. Так говорил Бог пророку Натану, так чувствую я грешным сердцем своим. Но кровь не только пятнает, но и очищает, особенно если это кровь врагов. И тебе тоже не миновать этой очистительной жертвы. Нельзя идти вперед, оставляя за спиной пропасть, нельзя строить новое на развалинах старого, как нельзя стать отцом, не познав женщины. Запомни в сердце своем то, что я сейчас скажу, и поклянись перед Богом, что исполнишь все, как бы ни противно было это духу твоему. Я правил мечом, а тебе предстоит править словом! Но слово становится тверже меча, когда сила его принесена на мече. Чтобы царствование твое не закончилось вместе со смертью моей, нужно безжалостно уничтожить главных врагов, лишить вождей тех предателей, которых во множестве развелось в Иерусалиме в дни немощи моей. Первым - Авиафара, сына Саруйи - Первосвященника, незаконно помазавшего на царство брата твоего, Адонию. Семея, сына Геры, за то, что злословил меня и проклинал перед всем народом. Иоава, сына Саруи - главного военачальника, за то, что подло, из зависти, пролил кровь во время мирное лучших военачальников израильских, за то, что стал на сторону бунтовщиков сейчас…
- А как поступить мне с братом Адонией? - перебил Соломон.
Давид глубоко вздохнул:
- Как я могу советовать восстать на брата? Поступай с ним по мудрости своей. Только не принимай поспешного решения - родная кровь остается на руках всю жизнь, до самой смерти… поверь, я это хорошо знаю…
Глава 4
И сказал я в сердце моем: "И меня постигнет та же участь, как и глупого: к чему же я сделался очень мудрым?" И сказал я в сердце моем, что и это - суета; потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто и, увы! Мудрый умирает наравне с глупым.
И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо все суета и томление душ! И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня. И кто знает: мудрый ли будет он или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился и которым показал себя мудрым под солнцем. И это - суета!
И обратился я, чтобы внушить сердцу моему отречься от всего труда, которым я трудился под солнцем, потому что иной человек трудится мудро, с знанием и успехом, и должен отдать все человеку, не трудившемуся в том, в чем была часть его. И это - суета и зло великое! Ибо что будет иметь человек от всего труда своего и заботы сердца своего, что трудится он под солнцем? Потому что все дни его - скорби, и его труды - беспокойство: даже и ночью сердце его не знает покоя. И это - суета!
Не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить и услаждать душу свою от труда своего. Я увидел, что и это - от руки Божьей; потому что кто может есть и услаждаться без Него? Ибо человек, который добр перед лицом Его, Он дает мудрость и знание и радость; а грешнику дает заботу собирать и копить, чтобы после отдать доброму пред лицом Божьим. И это - суета и томление духа!
Экклезиаст. Гл. 2
В последний день траура по усопшему Давиду Вирсавия разыскала Соломона в хранилище. Он вместе с писцами Елихорефом и Ахией разбирал царский архив.
Вирсавия удивленно посмотрела на сына.
- Я с большим трудом нашла тебя. Разве с архива должен начинать свое правление царь?
- Ты сейчас искала сына или царя? - улыбнулся Соломон.
- Больше царя, чем сына, если одно можно отделить от другого, - после некоторого раздумья ответила она.
- Ну, если больше царя, то встретимся в полдень в тронном зале. Я хочу еще немного здесь покопаться.
Когда Вирсавия вошла в зал, Соломон уже восседал на троне, окруженный многими слугами. Увидев мать, он велел внести малый трон и, отослав царедворцев, усадил ее.
Вирсавия улыбнулась Соломону.
- Зачем столько торжественности? - спросила она. - Я пришла просто поговорить.
Соломон пристально посмотрел на мать.
- Если хотят просто поговорить, не разыскивают лично целый день по всему дворцу, а посылают слуг, чтобы узнать, где находится царь.
Вирсавия потупила взгляд.
- Да, истинно говорят, что Соломон мудр не по годам! Исполнишь ли ты просьбу матери?
- Как я могу ответить - да, если не знаю, в чем просьба и по силам ли мне ее исполнить? Но если просит мать, то я могу смело сказать - да! Мать ведь никогда не попросит то, что принесет вред ее сыну, или то, что он не в состоянии исполнить? Говори, я сделаю все, что смогу.
- Вчера у меня был Адония. Он просит в знак примирения между вами отдать ему в жены Ависагу-сунамитянку. Говорит, что воспылал страстью к ней.
- Да? И когда воспылал - сейчас или еще при жизни Давида?
Вирсавия пожала плечами.
- Не знаю. Какое это имеет значение?
- Действительно, какое? - ухмыльнулся Соломон.
- Я думаю, что ты можешь это сделать… Ради примирения. Зачем тебе эта глупая девчонка? - настаивала Вирсавия. - Адония опасный человек, и я хочу, чтобы между вами не было вражды.
Соломон встал с трона, прошелся по залу.
- Не думал я, что, став царем, не смогу выполнить первую же просьбу моей любимой матери, - задумчиво произнес он. - А царство мое он у тебя не просил? - вдруг зло выкрикнул он - Ты не понимаешь разве, что Ависага нужна ему не более, чем тебе? Трон ему нужен, трон! Так давай отдадим его Адонии вместе с наложницей!
- Но почему?
- Потому, - жестом остановил мать Соломон, - что тот, кто владеет имуществом Давида, его женой или наложницей, в глазах народа владеет и троном! Половина военачальников, священников, чиновников и без того на стороне Адонии, готового в любую минуту поднять бунт против меня. Ависага не просто наложница - она согревала последние дни жизни Давида, и весь Иерусалим это знает! Поэтому просьба твоя к царю Соломону направлена против сына твоего Соломона. И я говорю тебе - нет!
Когда обескураженная Вирсавия ушла, Соломон позвал Ванею.
- Знаешь, о чем просила мать? - раздраженно спросил он. - Дать в жены Адонии Ависагу!
Ванея пожал плечами.
- Я бы дал ему в жены смерть! Я говорил, говорю, и буду говорить: Адонию надо уничтожить! Нельзя держать рядом с ложем скорпиона.
- Но он мой брат… и Давид завещал не трогать его.
- Ты знаешь, как я был предан царю Давиду, сколько раз подставлял грудь под копья, направленные в него. Поэтому имею право сказать то, что думаю. Так вот - Давид многое делал необдуманно, полагаясь больше на сердце свое и доблесть, чем на разум. Поэтому и наделал в жизни много ошибок. Ты же, прости меня, царь, не сможешь сравняться с ним в доблести. Но ум у тебя много выше доблести отца! Так что живи им и решай только сам!
Соломон удивленно посмотрел на Ванею.
- Да, трудно разобрать сразу, чего больше в словах твоих - искренности прямодушного воина или тонкой лести опытного царедворца…
Ванея махнул рукой.
- Понимай, как знаешь! Я так часто смотрел смерти в глаза, что не боюсь говорить правду, опасаясь наказания. Я сказал то, что думаю!
- Но Адония имеет много сторонников, да и в глазах народа он должен был наследовать трон по старшинству. Если убить его, может начаться смута, - если убить только его одного… - рассуждал Соломон. - Сколько человек в охране у Адонии? - жестко спросил он.
- Пятьдесят пеших наемников и два десятка конных.
- Пятьдесят и двадцать, - задумчиво повторил Соломон. - И у его окружения, наверное, еще столько же…
- Пусть это тебя не беспокоит, великий, - невозмутимо отреагировал Ванея. - Твои гиборим справятся.