Демидов сгорбился, смолк. Татищев хотел спорить, но внезапно мысль обожгла его. "А ведь и впрямь, прав Демидов: с голода человек все может сделать, что тогда будет?"
Овладев собой, капитан сказал строго:
- Ничего не будет. А кто беззаконие чинит, о том разберут.
Демидов забарабанил по столу крепкими ногтями:
- Так…
В шандалах оплыли свечи, было далеко за полночь, когда Демидов поднялся; пламя свечей заколебалось; гость поклонился.
- Договорились и не договорились. - Голос Демидова звучал устало и глухо. - Пора и в обратный путь.
Капитан не стал удерживать; взял шандал с оплывшей свечой и вышел провожать гостя…
"Вот человек! Сколько силы и ума, - с удивлением подумал Василий Никитич о Демидове, - трудненько будет с таким тягаться!"
Вдруг он вздрогнул: заметил на столе забытый гостем зеленый ларец. Любопытствующий хозяин приподнял крышку. Ларец доверху был наполнен серебряными рублями.
"Это что же? Подкуп!" - вскипел Татищев и проворно выбежал в переднюю.
- Вернуть! Вернуть! - закричал он стряпухе, и та, накинув платок, выбежала на мороз.
Через минуту вошел сияющий Никита.
- Аль передумали по-хорошему, Василий Никитич? - весело начал он и осекся.
Строгие глаза капитана сердито смотрели на заводчика.
- Как вам не стыдно! - горько вымолвил он, вручил Демидову его ларец, круто повернулся и удалился в комнату.
Никита смущенно опустил хмурые глаза, засопел, потоптался и медленно пошел к выходу.
- Гордец, великий гордец твой хозяин! - укоряюще сказал он стряпухе. - Ну да ладно, видали и таких!
Садясь в сани, Демидов люто подумал:
"Похрабрись у меня! Не я буду, коли этого гордеца не выживу с Камня!"
Ярко светили звезды, поземка улеглась, глухо шумел близкий бор. Стряпуха закрылась на запоры и взобралась на полати. Сквозь сон убаюкивающе прозвучали бубенчики и постепенно затихли вдали.
"Унесло иродов!" - довольно подумала стряпуха, плотнее завернулась в шушун и захрапела на печи.
Время шло, а Татищев не снимал дорожных застав. Правда, темными ночами демидовские обозы добирались все же по тайным заимкам до заводских амбаров и сгружали зерно, но терпеть больше не было мочи. На семейном совете решили отправить царю Петру Алексеевичу челобитную на Татищева. В той жалобе Демидов писал, что капитан ничего не смыслит в рудных делах и мешает ему, верному царскому слуге, развернуться на Каменном Поясе.
"Погоди, я тебе прищемлю хвост!" - грозил Демидов и с нетерпением ждал гонца с ответом от царя. Чтобы отвлечься от беспокойных мыслей, старик с раннего утра обходил домны, мастерские, амбары, во все вникал сам. Но и в жарких хлопотах никак не мог забыть он своего врага Татищева.
В эту нудную пору, словно чтобы обрадовать старого заводчика, явился к нему неожиданно приписной мужик Софрон Согра и принес невиданный минерал Бродил он по речке Тагилке и напал на чудную горку. В срезе ее Согра заметил странный блеск. Приписной заинтересовался неведомой горной породой и выломал кусок. По виду он напоминал вываренное мясо, у которого отделялись тонкими нитями волокна. Никому не сказав о своем открытии, замкнувшись в избе, он долго с женкой возился над таинственным минералом и еще большему диву дался: из найденных волокон можно было ткать, плести. Обрадованный Согра поспешил к Демидову.
- Ходил я, батюшка, по речке Тагилке, и погляди, что отыскал! - протянул он заводчику завернутый в тряпицу поблескивающий, ослепительной белизны камень.
Демидов недоверчиво взял в руку минерал.
- Что за находка? - удивился он и стал внимательно разглядывать ее. Глаза его постепенно разгорелись, морщины разгладились. Большим корявым ногтем Никита стал ковырять поданный камень, и тот рассыпался на мягкие охлопья.
- А ты, батюшка, его молотком постучи и погляди, что только будет! - предложил Согра.
Никита взял молоток и стал колотить по куску. Минерал под ударами распушился на тончайшие шелковые нити.
- Ты гляди, что творится! - удивленно рассматривая волокна, сказал Демидов. - Будто и впрямь куделька, мягка да шелковиста!
- И я так мыслю, хозяин! Как лен, эта куделька горная на пряжу годна! - пояснил приписной.
- А ты откуда знаешь, что сей минерал на пряжу гож? - спросил его Никита.
- Женка полотенца соткала. Гляди, хозяин! - Согра вытащил из-за пазухи кусок холстины. - Вот оно сроблено из такой кудельки! - ответил приписной.
Вместе с Согрой заводчик отправился на место находки и был весьма поражен, когда неподалеку от Невьянска увидел целую гору из чудесного минерала. Никита жадно хватался за камни, разбивал их молотком, пушил на волокна.
- Моя эта горка! Моя - с жадным огоньком в глазах выкрикивал он и торопил погрузить каменную кудельку в возок.
На другой день Никита настрого наказал Софрону прислать свою старуху. Он внимательно допросил ее и приказал отвести амбар для тайной работы. Крестьянка оказалась толковая, сметливая. Она старательно отколотила камень, промыла и оставшиеся тонкие волокна пустила в дело. Чтобы лучше ткалось, старуха добавила в горную пряжу льна и слегка смочила маслом. В неделю старуха Согры соткала и поднесла Демидову скатерть.
- Хоть скатерть эта, батюшка, и не" самобранка, но заветная она: в огне не горит и всегда новенькая! Гляди, кормилец!
Старуха проворно взмахнула скатертью, и не успел хозяин ахнуть, как мастерица бросила ее в огонь. Демидов снова диву дался. Полотно из горной кудели не горело, оно накалялось и от накала белизной своей стало чище выпавшего снега. Выгорели в нем только лен да масло и грязь!
- Дивная скатерка! Ой, до чего дивная! - никак не мог успокоиться Никита.
То, что горная куделька не горит в огне, приводило его в неописуемый восторг. Давно уже так не радовался Демидов.
"Вот и подарочек царю!" - подумал он и стал собираться в дорогу.
- Ты бы, батя, на заводе побыл, а я поехал бы в Санкт-Питербурх, - просил отца Акинфий.
Никита и слушать не хотел, только руками замахал:
- Да ты что! С Татищевым тягаться не шутка. Умен! Хитер! Нет уж, сынок, сам доберусь! Видно, не скоро ответ на челобитную придет.
В дорогу заводчику отобрали лучшие сибирские меха, серебро, уложили в сундуки и на сундуки навесили крепкие замки. Особо осторожно упрятали в укладку скатерти, рукавицы и кружева, сработанные из горной кудели.
По приезде в столицу Никита вырядился в лучшее платье и поехал к Меншикову.
Князь переехал к этому времени в просторный дворец на Васильевский остров. У ворот дворца толпились приставы, стража, во дворе у коновязи ржали кони. Когда княжеский холоп ввел Демидова в покои, у того глаза разбежались. Покой был крыт китайским штофом, мебель замысловатая с бронзою, кругом в простенках сверкали большущие зеркала. Никита тревожно подумал: "Да-а, зажил нынче Данилыч! Не зазнался бы!"
Однако сам князь вышел навстречу гостю. Меншиков изрядно потолстел, появился второй подбородок, у глаз легли морщинки. Одет был Александр Данилович в блестящий мундир, на котором сияли орденские кресты и звезды, в руках он держал трость с бриллиантовым набалдашником.
Князь остановился, с минуту молча разглядывал гостя, всплеснул руками:
- Никита! Каким ветром занесло?
- Да с Каменного Пояса, - потянулся целоваться Демидов.
- Ах, желанный гость! - Меншиков весело прищурился, хлопнул Никиту по спине. - А соболей много приволок? Я ведь ноне женатый. Жену обряжать надо!
"Ишь хапун какой, - подумал Демидов. - Богатств, поди, и без того не оберись, а все мало".
- Как же, приволок, Данилыч. Ух, какую я рухлядь-то добыл! Никогда такой не видели в Санкт-Питербурхе! - ответил Демидов.
- Вот удружишь!
Данилыч взял Никиту под руку.
- Ну, чать, не байки рассказывать прискакал издалека, а за делом? Знаю твою повадку!
Демидов поклонился слегка, хозяин не дал раскрыть рот:
- Дела потом, а ноне - ты гость. Идем к хозяйке!
Меншиков провел Демидова через вереницу горниц, и все-то они были крыты или штофом, или бархатом, одна была отделана вызолоченной кожей. Всюду сверкал хрусталь, везде бронза, невиданная мебель.
В горнице, в которую привел Меншиков гостя, было просторно и светло. Рассевшись в креслах, на солнце нежились разодетые дамы.
- Даша! - крикнул Александр Данилович жене. - Заводчика приволок. Вот он, бородач! Полюбуйся, богат и знатен купец!
Три дамы, одетые по-чужеземному, разом поднялись и сделали книксен.
Круглолицая румяная Дарья Михайловна, хозяйка, пленила Никиту смешливостью. Вся ее дутая чопорность сразу пропадала, когда она смеялась.
У Меншикова при взгляде на белокурую жену глаза светились ласково; по всему угадывалось, что светлейший любил свою подругу. Не было в Александре Даниловиче прежней статности, но был он все еще проворен.
Женщины окружили Демидова, и каждая тараторила свое и ждала только к себе внимания.
"Руду копать да чугун плавить куда легче, чем с вельможными бабами знаться!" - подумал Никита.
Ни на минуту дамы не отпускали от себя заводчика, заставляли играть с ними в фанты. Будь оно проклято, до чего все это неловко было и неприятно! Чего только они не заставляли Никиту выделывать! Помня о деле, Демидов молча покорялся причудам светских капризниц. На фантах его проштрафили и повели танцевать.
"Боже, твоя воля! - с огорчением подумал Никита. - Николи с женкой такой утехе не предавался, а тут - на, выходи и пляши!"
Крепился-крепился старик, под конец скинул бархатный камзол, тряхнул головой и топнул башмаком:
- Коли на то пошло, давай нашу родную, русскую!