- Чего? Я и слова такого не знаю. Спать мешала. - Толян еще хлебнул спирта. - Колю я дрова, а эти двое, Лора и парень, друг на друга так смотрят, как будто меня и нет. Будто я дерево или птица, курица какая. Шашни крутят, как взрослые. А всего–то нам всем по пятнадцать лет было. А я что, хуже? У него нос еврейский такой, с горбинкой, как у тебя, только поболе. У тебя вроде ничего рожа. Ну, и я тоже хоть куда. Почему он? И такая эта Лора нарядная ходит на речку. Ждет его там всякий раз. Вместе не ходили, чтобы врач с женой ничего не поняли. Я ненавидел эту парочку. Обувь у них хорошая была, а я всегда босиком ходил. У меня и сейчас сапоги дырявые. Но ничего, когда кончим с буржуями, в лучших сапогах ходить буду.
Как раз в деревне никого не было ни красных, ни белых. Мы с пацанами самогону выпили тогда - я впервые - и решили Дуньку толстую поймать и посмотреть, чего у нее там под юбкой. Опьянел я. Поймали мы ее, закрыли ей рот, чтобы не кричала, задрали юбку, посмотрели, потом закидали это место грязью и убежали. Я первый раз это видел, а другие наши деревенские пацаны и раньше такое вытворяли…
Александру нужно было дождаться ночи, и он был вынужден слушать эту омерзительную историю испорченного мальчишки.
- А ты слушай дальше. Я их утопил обоих.
Александр ахнул про себя, но промолчал. Толян совершенно опьянел и продолжал:
- Когда мы с Дунькой это вытворили и бросились бежать, я споткнулся. Черт ножку подставил или хвостом зацепил. Хоть Бога и нет, но черт есть. А то чего бы мне упасть? Упал и посмотрел не вправо, куда Дунька бежала, а влево. Наши прямо побежали. И вижу - платье белое мелькнуло, Лора на берег пошла дожидаться своего Левушку. Так звали их приемыша. Я встал, осмотрелся, Левушки не видно. Ребята далеко убежали. Дай, думаю, я посмотрю, что у Лоры под юбкой. Хотел, чтобы и ей стыдно было. Прокрался через кусты ракиты к ней. С ребятами хорошо, а одному–то страшно. Говорю себе: "Смелей, Толян, не боись". Встал я перед ней на пригорочек, она оказалась чуть ниже. Так посмотрела удивленно на меня своими черными глазами и хотела что–то спросить. А я ее толкнул в грудь, чтобы она упала и юбка задралась сама. Она упала головой на камень. Я сразу не заметил. Посмотрел, а под юбкой еще юбка, а там белье нижнее еще. Я первый раз это увидел. Тогда я еще не знал богатых девушек. А сейчас, как населенный пункт возьмем, я тащу богатую в постель, наставлю пистолет… Да ты, сопляк, наверное, и не знаешь женщин, - сказал Толян Александру и продолжал: - Вообще–то в жизни мужику ничего не надо, акромя как за идею драться, бабу поиметь, выпить и хорошо пожрать.
- Ладно, замолчи, ты пьяный, - сказал Александр, который считал женщин божественными созданиями и мерзости про них слушать не хотел. Да и верил он Толяну лишь на половину.
Толян продолжал, как бы прочитав его мысли:
- Думаешь, я пьян и вру? А ты дальше послушай. Да, я пьян. Но вот что я тебе скажу: в бою я как сумасшедший. И скажи мне: "Вон буржуй стоит", и я его сейчас пристрелю. А воды боюсь. Нет, плавать–то я могу. Другое это. Выглядывают они оба, Лора и Левушка, из воды и руки ко мне тянут. Тогда я посмотрел, а у нее, Лоры, все завязано под юбкой. И у меня интерес к ней пропал. Только она лежит, не поднимается. А тут Левушка появился передо мной и закричал: "Ты, гад! Что ты с ней сделал?!" Кинулся он на меня. Мы схватились. Он слабый был, я его под себя подмял и думаю: "Расскажет же моему отцу". Нащупал я булыжник и ударил его раз, другой - он и успокоился. Ну что делать? Надо концы в воду. Я верхнюю одежду и туфли снял с него. Нет, они тогда оба еще живые были. Я ничего от страха не понимал и пьян был. Но такой богатой одежде зачем пропадать? Потащил я его в реку - до самого сильного течения - и туда толкнул. Он очнулся, поплыл, а его затягивает в омут. А тут Лора очнулась и уже бежит по берегу как пьяная, кофточка в крови и кричит: "Левушка! Левушка!" И в воду - спасать, значит. И ее водоворотом унесло… Я ее пытался удержать… Она вырвалась.
- Ты это действительно сделал или пересказал чью–то историю? - спросил Александр, пораженный рассказом.
- Пересказал? Говорю же тебе, из воды они ко мне руки тянут. Их самих не вижу, только руки. Если бы можно было об этом забыть…
- Совесть мучает?
- Мучает. Так бы ее и пристрелил. И никуда это деть не могу. А выпью - и забывается. По мне, лишь бы воды рядом не было. Я одному рассказал, а он мне говорит: "Нашел чем мучаться. Царя–батюшку вместе с детьми убили. Так и надо. С корнем их всех". Ему хорошо говорить. Не к нему же из воды руки тянут. А он мне: "Клин клином вышибают. Второго убьешь, первые убитые забудутся". А не забываются. - Толян замолчал и опять отхлебнул из фляжки.
Александр подумал: "Сейчас рукой по шее - и сдохнет. Какой гад растет!" Но вспомнил генерала Дончака. Тот был беспощаден к врагам, но расстреливать несовершеннолетних не позволял.
- Ночью гроза была… - продолжал Толян. - Грозу тоже ненавижу… стреляю по тучам… Да, а про одежду и обувь Левушки я в страхе забыл. Все это на берегу осталось. Прокрался я в дом и спать лег ночью. Пришел доктор, весь мокрый, спрашивает, не видел ли я его детей? Видел, говорю, они на берегу гуляли. Отец мой тоже разволновался. Других мужиков разбудили. Всем селом искали. Я спать уже не мог. Под утро заснул или задремал и увидел во сне, как они в первый раз, Лора с Левушкой, из воды руки ко мне тянут. И если воду наяву вижу, тоже руки мне их видятся. Тогда стреляю по рукам в воде, легчает…
Утром мачеха отцу одежду мою показала, а на ней Левушкина кровь! Он ко мне: "Говори, ирод, что ты сделал с детьми доктора?" Я едва портки натянул. Он схватил кочергу и кричит: "Убью!" Я - бежать по проселочной дороге в поле. Он за мной. А тут красные входят в деревню. Задержали отца, меня. Я слышал краем уха, что красные убивают богатых. А тут отец плачет и говорит: "Это мой сын. У нашего врача двое детей пропали. Он знает, где они".
Меня так и взорвало. Я крикнул в лицо отцу: "Какие они дети? Я двух жидов и буржуев убил! Всех буржуев надо убивать!" - "Правильно", похвалил командир.
Отец на колени передо мной бухнулся: "Скажи, сынок, что они живые, прошу тебя. Доктор тебя от холеры спас. Не мог я родить убийцу, прошу тебя, скажи, где они".
Командир ему: "Встань, встань мужик с колен. Наше время пришло. У тебя парень - герой! И тебе пора в наши ряды". Отец медленно встал и побрел прочь. Его нашли в сарае, вечером, повесился он. Темный был, неграмотный. Не понимал, для чего наша революция. С такими, как он, ничего бы мы не сделали. Размазня он был.
Сзади послышался шум. Александр насторожился. "Кто спер у меня спирт?" - раздался чей–то возмущенный голос.
- А чего кидаешь где попало фляжку? Кажись, Толян забрал. Смотри, пацан напьется - стрельбу поднимет. Прошлый раз ранил Пашку. Осторожно с ним, - сказал кто–то.
- Что там осторожно? Мне спирт выдали, чтобы он выхлебал? Мал еще. Вот я его сейчас ремнем.
- Кого ремнем? - поднялся Толян, шатаясь. - Только подойди. Отец бил, и ты туда же, придурок!
- Это ты придурок! - разозлился красноармеец. - Отец бил, да не добил. Я бы тебе ремнем с задницы шкуру содрал.
- Ты? - двинулся на него Толян, доставая из кобуры пистолет и направляя его на красноармейца.
Александр метнулся к Толяну. Пистолет выстрелил в воздух, Толян остался лежать на земле.
- Чего стрельбу устроили? - прибежал двое.
- Да вот, Толян опять пьяный, спирт у меня спер, выпил. Чуть не застрелил. Спасибо этому пацану, спас. Какой молодец! Вот ловкие какие мальчишки. А пистолет я себе заберу. Пойдем, пацан, с нами ужинать. Ты не пил? - спросил он Александра.
Все уже сидели у костра и рассказывали байки. Александр пристал к старшему:
- Дяденька, а дяденька, расскажите, как вы с белыми воевали.
Тот, довольный вниманием мальчишки, стал рассказывать про свои подвиги, явно привирая. Александр буквально заглядывал ему в рот, делая вид, что восхищается услышанным.
- Эй, Самохвалов! У нас есть еще спирт? Налей мне фляжку. Можно и выпить. - крикнул он, довольный вниманием мальчишки.
Принесли спирта, еды. Александру тоже дали поесть. Старший пил и выхвалялся. Александр незаметно вытащил у него из кобуры наган и затолкал туда камень. Тот выговорился и окончательно опьянел.
Когда все заснули, Александр метнул нож в часового, спокойно открыл склад, затащил его туда, набрал продуктов, сложил их в рюкзак, взял веревку, прихватил еще наганов и патронов к ним. Там же стояли пулеметы. Мелькнула мысль: "Могу всех за ночь уничтожить". Но, вспомнив слова генерала, решил просто взять коня и уйти рекой, а потом в Крым - как можно дальше от наступающей зимы и красных. Он подался в Таврию.
* * *
На пути лежал Мариуполь и земли немецких колонистов. Александр еще помнил, как они всей семьей путешествовали в карете, и по дороге в Крым отец все удивлялся вслух: - Как здесь хорошо! Какие ухоженные сады, поля у немецких колонистов, какие они аккуратные и работящие, эти немцы. - И смотрел на мать, бабушка которой была из питерских немцев. Теперь же Александр видел полный упадок в немецких колониях. Многочисленные банды грабили и разоряли эти земли.
В этот раз в Мариуполе была Красная Армия. Она бесчинствовала не меньше, насилуя, сжигая и разрушая. Впрочем, юный Александр в свои шестнадцать лет еще выглядел мальчиком, и на него не обращали внимания.
Был теплый вечер, где–то кричали пьяные солдаты. Александр спрятался в кустах. Раздался душераздирающий женский крик и тут же оборвался. Появился запах гари. Александр посмотрел в ту сторону, откуда стелился дым, - горела помещичья усадьба Квирингов. По дороге в Крым они с отцом останавливались у них. Теперь он понял, что с этой семьей случилась беда.