- Дорогие товарищи, мы празднуем тридцать девятую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Позвольте поднять бокалы за наш праздник, за руководителя Советского Союза председателя Совета Министров товарища Никиту Сергеевича Хрущева и за руководителя Народной республики Албании Председателя Совета министров товарища Энвера Ходжу. Ура, товарищи!
Все закричали "ура!", начали чокаться с соседями, выпили шампанское, и обстановка сразу стала веселей и свободней, поднялся общий гул от разговоров, началось движение по залу. Влатко медленно двигался в сторону Энвера Ходжи, Лиля шла за ним. Но Ходжа долго разговаривал с кем-то из послов, и они почтительно ждали в стороне. Наконец посол отошел.
- Товарищ Ходжа, разрешите представить вам мою жену Лилю, - сказал Влатко.
Ходжа улыбнулся ей, пожал руку, но ничего не сказал. Вместо него заговорила жена:
- Какая вы красивая и элегантная.
- Спасибо, - улыбнулась Лиля.
Жена Ходжи говорила по-русски свободно, они много лет прожили в Москве.
Она взяла Лилю под руку:
- Можно, я буду звать вас просто Лиля? А вы зовите меня Милена.
- О, конечно! Я буду очень рада.
- Лиля, у вас очень красивые сережки, ожерелье и браслет. Я немного разбираюсь в драгоценностях - это старые, хорошо отшлифованные брильянты.
- Это подарок моей тети.
- Наверное, она из дворянского рода. Такие драгоценности носили только дворяне.
- Я не знаю. Знаю только, что ее муж - министр строительства.
- Ну, этого тоже достаточно, чтобы иметь такие драгоценности. Лиля, я буду рада встретиться с вами и поближе познакомиться. Позвоните мне как-нибудь по моему личному телефону. Ваш муж его знает.
- Спасибо. Если вы разрешаете, я обязательно позвоню.
* * *
Через день Лиля пришла в советское посольство, показала паспорт, и ее провели в кабинет главного врача. Доктор Балтийский сначала расспрашивал ее про институт, а потом спросил:
- Итак, Лиля Павловна, что бы вы хотели делать?
- Очень хочу работать, быть врачом, а не домохозяйкой.
- Вы член партии?
- Нет.
Он слегка поджал губы, подумал, спросил:
- А как ваш муж отнесется к вашей работе? Вы ведь замужем за албанцем.
Лиля удивилась:
- Мой муж прогрессивный человек, он коммунист. Я ведь не мусульманская жена.
- Хорошо. У нас есть свободные полставки врача поликлиники. Дайте ваш диплом, я запрошу начальство и, надеюсь, получу разрешение, мы вас устроим.
Лиля вернулась домой окрыленная, достала свои учебники и приготовилась их перечитывать, чтобы подготовиться к работе. Она еле дождалась Влатко и радостно кинулась к нему на шею:
- Влатко, Влатко, радость! Балтийский обещал устроить меня в поликлинику. Ему только надо разрешение какого-то начальства.
Влатко не был так уверен в успехе, ухмыльнулся:
- Какого-то… Они должны тебя проверить через Москву. В советском посольстве работают только аттестованные офицеры госбезопасности, а ты гражданская, да еще еврейка. Хочешь быть офицером КГБ?
Лиля опешила:
- Офицером КГБ? Конечно, не хочу.
- Ну что ж. Посмотрим, что у него получится.
* * *
С некоторым замиранием сердца Лиля позвонила Милене, жене Энвера Ходжа. Неожиданно для нее могущественная дама заговорила с ней очень сердечно:
- Да, конечно, я помню вас. Давайте встретимся и поговорим. Я заеду за вами.
Лиля оделась скромно, нацепила только брильянтовые сережки, вспомнив, что они понравились Милене. Через подчаса возле дома остановился черный правительственный "ЗИМ", шофер в форме вышел и почтительно открыл дверь. Милена сидела в красивом салоне на заднем сидении.
- Лиля, садитесь со мной, мы поедем в кафе.
В единственном в городе красивом кафе официанты вытянулись перед ней в струнку.
- Давайте попьем настоящего турецкого кофе и поболтаем.
Лиля слегка робела, но Милена вела милую женскую беседу о жизни, тепло расспрашивала ее о семье, рассказывала о своей и невзначай добавила, что ее муж очень ценит Влатко. И пока говорила, часто поглядывала на сережки:
- Какая прекрасная работа. Давайте покатаемся за городом, там чудесные виды.
Они проезжали по знакомым Лиле местам, машина не тряслась по ухабам, как их "опель", а только плавно покачивалась. Милена продолжала мило болтать:
- Через несколько дней, двадцать восьмого ноября, будет наш албанский государственный праздник, День независимости. После военного парада и демонстрации мой муж устраивает прием. Вы с мужем приглашены. Наденьте все ваши драгоценности, Я хочу еще раз полюбоваться на них.
Вечером Лиля рассказывала Влатко, как Милена была внимательна и дружелюбна:
- Она сказала, что мы приглашены на прием и просила меня надеть драгоценности, они ей очень нравятся.
Влатко ничего не сказал, только удивленно поднял брови.
* * *
Разрешение на работу пришло Лиле только через три месяца. Ее оформили как вольноопределяющуюся. Лиля была счастлива, повисла на шее Влатко.
- Я буду врачом, врачом!
Он целовал ее, поздравлял, но сразу предупредил:
- Будь очень осторожна в разговорах со всеми, не задавай никаких вопросов.
Сначала Лиля поражалась, какой большой оказалась русская медицинская служба: поликлиника почти как в Москве, а рядом с ней больница, очень хорошо оснащенная, с новым заграничным оборудованием, какого она никогда не видела. Сотрудники называли больницу "госпиталь", и палаты в этом госпитале были почти пустые, больных всего несколько. Лиля удивлялась, но вопросов не задавала. Только дома она спросила об этом Влатко. Он ответил:
- Больница построена на случай войны или оккупации, поэтому ее называют по-военному "госпиталь".
- Влатко, о какой войне или оккупации ты говоришь?
- Война может случиться между Россией и любой европейской или ближневосточной страной, а оккупация может произойти в Албании.
- Влатко, но это ужасно!
- Видишь ли, в нашей маленькой Албании тысячи сотрудников русского посольства, три четверти из них - офицеры КГБ. Это беспокоит Энвера Ходжу, он подозревает, что Хрущев выслал сюда силы для возможного захвата страны.
- Неужели такое возможно? - воскликнула Лиля. - Хрущев не сделает этого.
- Я тоже так думаю, но вслух не говорю, чтобы не раздражать Ходжу.
Человеку нужна работа, чтобы чувствовать себя человеком. Начав работать, Лиля перестала томиться. Но сказался долгий перерыв в ее медицинской практике, ей приходилось все осваивать заново. Она полуночи читала свои учебники и через две недели освоилась, принимала больных, выслушивала их легкие, направляла на рентгеновское обследование, выписывала рецепты. Другие доктора иногда просили ее помочь на каких-нибудь процедурах или ассистировать на операциях, она охотно помогала даже после своих рабочих часов. Настроение ее сразу улучшилось, и она писала родителям, как счастлива, описывала свои первые врачебные шаги, описывала медицинское оборудование из западных стран. Письма в Москву шли легкие и радостные.
Но Лилю удивляла натянутая и официальная обстановка на работе, русские врачи и сестры были довольно сухи с ней и между собой, малоприветливы, редко улыбались, никогда не шутили. Раз в неделю всех врачей и сестер созывали на политзанятия, где им подробно излагали выступления Хрущева, напечатанные в советских газетах. Лиле это напоминало изучение марксизма-ленинизма в институте. Но там они готовились к семинарам кое-как, а здесь все относились к этому подчеркнуто серьезно.
Она присматривалась к своим коллегам и не видела между ними близких дружеских отношений. Опять поделилась с Влатко. Он усмехнулся:
- Почти все ваши русские здесь - шпионы. Мы это знаем, но приходится терпеть. Они ведут себя холодно и осторожно, не вступают в дружеские связи, пока им этого не прикажут. Ты тоже не заводи близкой дружбы и, главное, избегай политических высказываний.
Лиля решила попробовать по чертам лица найти среди персонала еврея или еврейку, надеялась, что они будут более дружественны. Но евреев не было ни одного - работать за границу их не посылали.