- Да, вы тогда взяли меня на руки, и я сразу увидела, как вы похожи на моего папу, и обнимала вас и плакала. А теперь мне уже сорок, и вы меня не поднимите.
- Не подниму, Фернандочка, деточка, конечно, не подниму. - Он познакомил ее с Августой: - Моя жена Авочка, она вместе с нами встречала испанских детей, и даже была инициатором той встречи.
Фернанда уже знала о смерти Марии и его женитьбе, обняла Августу. Павел спросил:
- Как твои братья, твоя семья?
- О дядя Паолин, вы очень удивитесь, у меня большая радость, мои родители живы, мы теперь даже можем переписываться. Мой старший брат футболист все-таки добился своего и смог уехать в Испанию, там он разыскал их. Вы представляете, они пережили все ужасы фашистской диктатуры Франко, но очень тосковали о нас, детях. Ведь нас-то было у них четверо, и всех они отправили спасаться в Россию, и потом ничего о нас не знали из-за железного занавеса. Они были в тюрьме, потом получили обратно свой замок, ведь мой папа граф. Но самое главное, знаете, что произошло? У них родилось еще четверо детей. Теперь у меня семь братьев и сестер! - и Фернанда счастливо рассмеялась.
- Фернанда, а ты собираешься в Испанию?
У нее загорелись глаза, она гордо выпрямилась:
- Я испанка. Как только добьюсь разрешения, сразу уеду. Я прожила здесь тридцать пять лет, но моя родина Испания. Я благодарна России, но все-таки дружбы между нашими народами нет.
- Ну, я так и думал, что ты захочешь уехать. Я рад за тебя. - Павел обнял Фернанду.
В этот момент вошел Тариэль, пополневший, поседевший, с депутатским значком на пиджаке:
- Гамарджоба, здравствуйте все! Вот принес грузинское вино, Лиля, ставь его на стол. Фернанда, дорогая, рад видеть тебя! А насчет дружбы между народами - это ведь наш старый разговор. Не так ли?
- Ты всегда говорил, что абхазцы и грузины дружны.
Он горько усмехнулся:
- Говорил, да, но теперь не скажу. С тех пор как началось движение диссидентов, все изменилось. Теперь у нас раздаются голоса, что Россия покорила Грузию, дружбы между нами все меньше: армяне не любят азербайджанцев, азербайджанцы не любят армян, абхазцы не любят грузин, грузины опасаются абхазцев. А в Абхазии появился молодой историк Владислав Ардзинба, абхазец, который настраивает абхазцев против грузин. Вот как оно получается. Я депутат и заместитель министра здравоохранения, но я ничего не могу поделать против него - он тоже депутат.
Вошла Римма Азарова, эффектно одетая, ярко накрашенная, с золотыми браслетами.
- Приветик! Как дела? Вот мы опять собрались, как шестнадцать лет назад. Помнишь, Тариэль, нам тогда Павел Борисович объяснял, что дружбы народов нет, а ты не верил. И наш Ли тоже говорил о дружбе между китайцами и русскими. А где теперь наш дорогой Ли? Нет ни дружбы, ни его самого.
Вместе с Аней Альтман пришел Боря Ламперт, все кинулись к ним:
- Борька-Америка, Аня-диссидентка!
Августа спросила Бориса:
- Как ваша мама?
- Ужасно тоскует по отцу, проклинает тот день, когда приехали в Россию, и мечтает уехать обратно в Америку.
Павел тоже спросил:
- А вы как, хотели бы уехать?
Борис грустно вздохнул:
- Да, я тоже уехал бы, только никак не могу получить свой американский паспорт.
Лиля расставляла приборы на стол и объяснила Ане Альтман:
- Это они продолжают разговор, который возник у нас тогда. Ты его не слышала, потому что не смогла прийти.
Аня вспомнила, почему не смогла. Лиля одна знала причину, и Аня тихо сказала ей:
- Не случись со мной тогда этого… несчастья, наверное, я не стала бы диссиденткой.
Когда вошел Алеша Гинзбург, Лиля заулыбалась, стала радостно знакомить его со всеми:
- Это мой родной троюродный братишка Алеша.
Римма украдкой поглядывала на нее с едва заметной улыбкой. Уселись за стол, Тариэль встал во главе, как постоянный тамада:
- Дорогие друзья, этот первый тост нам надо выпить за нашу встречу! Вот прошло шестнадцать лет, и мы опять собрались. Спасибо за это Лиле. Я не скажу теперь, что существует дружба между народами, но наша дружба осталась крепкой. Так выпьем этот первый бокал за нашу дружбу.
Весело пили, каждый рассказывал о себе. Римма сказала коротко:
- Работаю в поликлинике, несколько раз жена писателя, сокращенно "жопис".
- Риммка, сколько раз?
- Ну, этот рассказ занял бы много времени.
- Аня, а ты что делаешь? Ты у нас всегда была такая тихоня.
- Была. Теперь я ухо-горло-нос в Боткинской, - засмеялась она, - и не такая тихоня.
- Аня у нас активная диссидентка, - добавила за нее Лиля.
- А ты, Лилька, чем занимаешься?
Лиля смущенно улыбнулась:
- Ой, ребята, только не смейтесь, пишу кандидатскую диссертацию. Никогда в жизни не думала заниматься наукой, и вот…
- Диссертацию? Это здорово!
За нее добавила Аня:
- Вы еще не знаете, Лиля стала известным хирургом, она заведует отделением травмы, делает операции по методу Илизарова. Врачи из других больниц приходят к ней учиться.
Это вызвало гул одобрения:
- Молодец, Лилька! Замечательно! А мы помним, как ты пришла в первый день с косичками.
Потом Тариэль сказал:
- Теперь выпьем за нашего друга Ли. Какой парень, золото! А голова какая! У него большое будущее!
Павел присматривался к гостям - все уже врачи с солидным стажем и положением, они совсем не выглядели материально благополучными, одеты были в дешевые костюмы и потрепанную старую обувь.
Отличался только один гость - неожиданно пришел Гриша Гольд, редко появлявшийся в бывших студенческих компаниях. Он выглядел очень солидно: пополнел, на нем красовались прекрасно сшитый костюм из дорогого материала и яркий галстук, на пальце большой перстень, а на лице улыбка благополучия и довольства.
Его окружили:
- Гриша, мы рады видеть тебя! Ты выглядишь прекрасно.
- На сорок тысяч рублей, - добавил он самодовольно
- Что это значит?
- Купил недавно дачу в Кратово на эту сумму.
- О, поздравляем!
Римма съехидничала:
- Ты, наверное, президент Медицинской академии.
- Нет, отоларинголог в детской поликлинике.
Несоответствие дорогой покупки и невысокого положения вызвало некоторое удивление.
- Удивляетесь? В наше время надо уметь приспосабливаться и заводить связи, - усмехнулся он.
Тариэль, чтобы отвлечь гостей от этого разговора, встал и предложил тост за успех Рупика и за его красивую жену. Все выпили и Гриша наклонился к Рупику:
- Ты член партии?
- Ой, ой, нет, я не партии.
- Почему?
- Мне это принципиально не нравится.
- Ты что, с ума сошел, что ли? Что за принцип в наше время? Ты еврей, с твоим положением ты обязан вступить в партию.
- А сам ты в партии?
- Конечно, много лет. Без этого я не смог бы достичь того, что имею.
Рупику было неприятно продолжать разговор на эту тему.
Павел сидел с ним рядом, слышал их разговор и сказал ему:
- Вот вы и добились того, к чему стремились. Я помню, как при первой встрече вы рассказывали мне об антисемитизме и говорили, что в науке происходит "разбавление мозгов". Как теперь обстоят дела?
- Ой-ой, - чуть ли не застонал Рупик, - процесс зашел слишком далеко. Партийное засилье привело к тому, что на руководящих постах в науке теперь сидят не только бездарные, но и откровенно безграмотные люди. Есть такая горькая шутка: "В истории нашей страны было два великих перелома - когда середняк пошел в колхозы и когда середняк пошел в науку". Вот середняков и набралось.
Алеша, приглашенный Лилей, мгновенно вставил:
Пошел в науку середняк -
Прослыть ученым может всяк.
Все рассмеялись, Рупик заинтересованно спросил:
- Как у вас получается так быстро сочинять стихи? Хотел бы я иметь такой талант.
- Это очень просто, - объяснил Алеша, - я взял сказанное вами смысловое слово "середняк" и стал подбирать к нему подходящую рифму. "Босяк", "косяк" не годятся, а вот "всяк" подходит. А остальные слова нужно только вложить в ритм стиха.
Лиля улыбалась, с гордостью слушая брата, и поедала его глазами. Римма подмигнула ей, мол, я тебя насквозь вижу, и смутила ее.
А Павел продолжал разговор с Рупиком:
- Я помню, как вы говорили: поставят малограмотного заведующего кафедрой, он наберет еще менее грамотных доцентов и ассистентов. И дальше то же самое.
- Да, это настоящий поголовный отрицательный отбор. Я даже не представлял себе, как далеко он зайдет. Медицинской интеллигенции становится все меньше, и все растет стена дискриминации против евреев-ученых. Советская наука рушится, мы во всем отстаем от Запада. Нет воздуха свободы, особенно нет его для способных евреев-ученых. Ничего удивительного, что некоторые из них стремятся уехать из России, едут в Израиль или Америку. Тогда было "разбавление мозгов", а теперь уже можно сказать об "утечке мозгов".
Лиля спросила:
- Рупик, надеюсь, ты не покинешь нас, не уедешь?
- Ой-ой, нет, - простонал он по привычке, - не уеду, конечно, у меня большие планы.
Соня весь вечер молчала, но тут впервые выпятила пухлые губки, опустила глаза и тихо сказала:
- Зачем же нам с Рупиком уезжать? У него успешная карьера, мы недавно купили квартиру в кооперативе, у нас растет дочка. Наша жизнь только начинается.