* * *
Дубчек попросил кремлевских руководителей вывести из страны оккупационные войска. Но в Кремле посчитали это угрозой партийно-административной системе СССР и стран Восточной Европы, беспокоясь за целостность и безопасность всего "коммунистического блока". Собрали руководителей ГДР, Польши, Венгрии и Болгарии и раскритиковали Дубчека. Только Югославия, Румыния и Албания отказались от осуждения. Но и в самой Праге у Дубчека были противники в Центральном Комитете, они полагали, что он хочет вести страну по капиталистическому пути, боялись его, но сами не имели силы от него избавиться - Дубчека и его сторонников поддерживало население. Поэтому они обратились за помощью к кремлевскому руководству с просьбой отстранить от власти Дубчека и других реформаторов.
Четвертого мая Брежнев принял делегацию во главе с Дубчеком в Кремле, раскритиковал его и угрожал расправой. Однако жизнерадостное настроение народа ничто не могло изменить, как и остановить народ в его стремлении к свободе, и Дубчек не собирался отступать. 29 июля снова состоялась встреча Брежнева с Дубчеком, на этот раз в "полевых условиях" - в вагоне Брежнева, у местечка Чьерна-над-Тисой.
Многие люди в Советском Союзе и во всем мире с надеждой следили за развитием событий. Казалось, что опороченная Сталиным и его последователями идея социализма может получить новое развитие. Но обстановка становилась все более угрожающей.
* * *
Утром 21 августа 1968 года Лиля готовила на кухне завтрак для Лешки и собиралась выходить на работу. По утрам она держала радио включенным, чтобы вполуха следить за новостями, и очень внимательно - за прогнозом погоды.
Вдруг неожиданно Лиля услышала голос диктора: "Страны Варшавского военного договора ввели войска в Чехословакию". Она на минуту застыла в ужасе, хлынули слезы, ей хотелось закричать, но она боялась испугать сына. Сразу позвонила отцу и Августе, истерически крикнула в трубку:
- Эти сволочи ввели войска в Чехословакию!
- Ах, вон оно что! Лилечка, постарайся успокоиться. Мы с Авой сейчас придем к тебе.
Он позвал Августу, только вставшую с постели:
- Авочка, военное вторжение в Чехословакию.
Августа схватилась за голову:
- Я так и знала, что наши сволочи не дадут им свободы.
- Лиля очень подавлена, - сказал Павел, - пойдем к ней, успокоим.
Лешку уже отправили в школу, и теперь грустно сидели втроем на кухне, новость тяжелым камнем легла на душу. Павел говорил:
- Теперь становится понятно, что не будет никаких перемен к лучшему ни у нас, нигде. Брежнев и кремлевские старцы не согласны на новую оттепель. Чехословакия порабощена, и мы все тоже останемся рабами.
* * *
Рупик Лузаник в своей квартире слышал сообщение и тоже был огорошен новостью. Его мысль была о Милане Гашеке: что теперь он будет думать о русских и о нем самом? У Рупика возникло желание немедленно дать знать Милану о своем отношении к вторжению. Он написал текст телеграммы: "Дорогой друг Милан, в этот день я хочу, чтобы ты знал, что я всем сердцем с тобой. Я люблю твою страну и надеюсь на лучшее будущее для всех вас".
Рупик не расшифровывал того, что было ясно и так. Если бы он прямо критиковал вторжение, на почте могли бы не принять телеграмму. Он зашел туда до работы, телеграфистка безразлично пересчитала число слов и сказала, сколько заплатить.
* * *
До полумиллиона человек и пять тысяч танков были введены в Чехословакию в ночь с 20 на 21 августа 1968 года. Накануне министр вооруженных сил маршал Андрей Гречко позвонил министру обороны Чехословакии генералу Мартину Дзуру и предупредил, чтобы не было сопротивления - "иначе мы разнесем всю страну".
Вторжение под командованием маршала Гречко было осуществлено соединенными армиями Польши, Венгрии, Восточной Германии и Болгарии. Но основные войска были советскими. Чехословацкая армия не стала бороться с намного более сильным противником.
В Кремле была подготовлена "доктрина Брежнева", согласно которой СССР имел право вмешиваться в дела социалистических стран, если это угрожало содружеству. Фактически это была программа дальнейшего порабощения этих стран.
Уже после вторжения состоялся в Высочанах XIX чрезвычайный съезд партии коммунистов, который поддержал реформы.
Дубчека и его соратников арестовали и доставили в Москву для переговоров. Их сняли с постов, Дубчек был отстранен от власти, исключен из партии и отправлен на должность руководителя лесничествами в Словакию, где и проработал до пенсии.
Буквально на следующий день после вторжения советское радио и газеты сообщили, что "все население Чехословакии поддерживает введение в страну войск". Но по "Голосу Америки" передавали, что все население протестует. Под танками погибло 72 гражданина Чехословакии и сотни были ранены. На стенах многих домов остались выбоины - следы выстрелов из танков, которые послал в страну маршал Гречко. Чехи саркастически называли эти следы "картинами Эль-Гречко". По Праге гулял горький анекдот: "Сколько населения в Чехословакии? 28 миллионов. Потому что 14 миллионов против вторжения, а 14 - за".
* * *
Вооруженное подавление свободомыслия в Чехословакии означало не только удар по этой стране, но и конец надеждам на любые изменения в политике. Прозвучало грозное предупреждение диссидентскому движению в самом Советском Союзе: не ждите прогресса! И все-таки нашлись смельчаки, и через четыре дня после вторжения, 25 августа, на Красную площадь в Москве вышла группа диссидентов: Павел Литвинов (внук бывшего министра иностранных дел), Лариса Богораз, Константин Бабицкий, Виктор Файнберн, Владимир Дремлюга, Вадим Делоне и Наталия Горбаневская. Они подняли плакаты: "Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!", "Позор оккупантам!", "За вашу и нашу свободу!", "Свободу Дубчеку!". Это был первый публичный протест на Красной площади, эти шестеро выступили от всех протестующих. В их протесте сконцентрировались мысли всех, кто хотел видеть человеческое лицо социализма.
Смельчаков мгновенно арестовали прямо на площади, на суде всем дали разные сроки заключения и ссылки за "клеветничество". Но подавление Пражской весны способствовало росту протеста и усилило разочарование левых марксистско-ленинских кругов в западных странах. Из французской и итальянской коммунистических партий в знак протеста вышли многие коммунисты. Поэт Евгений Евтушенко написал стихотворение: "Танки идут по Праге… Танки идут по правде…".
Алеше Гинзбургу понравилась смелость поэта, но он решил выразить свое отношение.
Кулак России
Всегда в России было так:
Исход раздора или спора -
Его Величество Кулак
Решал, как довод и опора.Бывал с ним прав любой дурак:
Кто с кулаками, тот и гений;
Его Величество Кулак
В России выше убеждений.Он и поныне не обмяк,
И не ослаблен он прогрессом.
Его Величество Кулак
Прогрессу стал противовесом.Во всем его заклятый враг,
Тупой, холодный, злой и мрачный,
Его Величество Кулак
Зовет прогресс на бой кулачный.Опять насилия маньяк
Преподнесен под нос Европы -
Его Величество Кулак
Народы гонит рыть окопы.Болгарин, немец, венгр, поляк -
Вас кулаком погнали к чеху,
Его Величество Кулак
Увидел в нем себе помеху.Но и в беде есть добрый знак,
И с ним нельзя не согласиться:
Его Величество Кулак
Грозится, если он боится.
* * *
Под контролем советских сил по всей Чехословакии власти восстановили прежний режим, увольняли и арестовывали за проявленное свободомыслие. Триста тысяч ученых, врачей, инженеров, журналистов, писателей бежали через Австрию в другие страны Европы и в Америку. Академик Милан Гашек собрал сотрудников своего института и сказал:
- Наша страна была пять веков под пятою немцев. После войны мы ожидали свободы, но оказались под давлением русских, а теперь, с их вторжением, мы опять надолго останемся под их пятой. Я предлагаю всем сотрудникам с семьями переехать в Лондон. У меня там хорошие связи, и мы сможем спокойно жить и продолжать нашу работу.
Некоторые сотрудники колебались, а он не хотел бросать их в тяжелое время и остался с ними. Гашек надеялся, что своим научным авторитетом сможет защитить людей от нападок новой власти. Но кто-то донес, что он предлагал уехать из страны. Гашека сняли с поста директора, исключили из Академии, перевели на должность младшего научного сотрудника. Прежде жизнерадостный и полный научных идей, Милан Гашек постепенно впал в глубокую депрессию, физически ослабел, постарел и даже перестал выпивать. Он больше не сумел работать в полную силу и не смог восстановить свои способности. Так вторжение сломало эту яркую личность.
* * *
Патриоты Чехословакии были лишены возможности бороться против оккупации, но продолжали выражать протест. На "Стадионе десятилетия" в Варшаве поляк Рышард Сивец облил себя бензином и поджег на глазах у ста тысяч зрителей. На Вацлавской площади Праги совершил самосожжение чешский студент Ян Палах. Об этих событиях сообщал только "Голос Америки".
Потрясенный и возмущенный Алеша написал и передал Моне для самиздата: