- Рано, милый, опускаешь крылья! Я вот стар, а еще постою за свою долю! Надо мне с тобой словечком перемолвиться. Светлый ум у тебя, Мирон Ефимович, и можешь ты мне хорошее посоветовать! - Он дружески взял механика под руку и, неторопливо вышагивая, повел к дому. Как не походили они друг на друга! Ушков был намного старше Мирона, годился ему в отцы, а выглядел молодцом. Мирон перед ним казался сутулым, хилым, и рыжеватую бороду рано пробила изморозь седины.
- Ты вот в механиках ходишь, - многозначительно начал Климентий. - Скажи-ка мне, почему на заводе перебой в работе? Где тут главное лежит?
- Мне думается, и сам ты это знаешь. Воды мало для двигателей! - спокойно ответил Черепанов.
- А пруд, гляди, сколь обширный! - прищурив глаза, с хитрецой вымолвил Ушков.
- Мал запас воды! А ставить вторую плотину на Тагилке-реке негде. Только паровые машины спасут завод, да управляющий против них. Сказывает, коштоваты!
- Так, - шумно выдохнул Климентий. - Коштоваты! Оно верно. В чем же тогда выход, Мирон Ефимович?
- Выход есть! - оживился механик. - Только на него не пойдут господа Демидовы. Гляди, речка и ручьи кругом мелеют, - лес-то повырубили, но есть пока выход: поставить на речке Черной плотину, собрать воду по весне и по каналу подать ее в Нижний Тагил.
- Это здорово! - ахнул Ушков. - Да в чем дело? Что за помеха?
- Дорого! Хозяевам денег жалко.
Мирон не договорил, Климентий схватил его за плечи, потряс.
- Ну, спасибо, брат, надоумил ты меня многому. Спасибо, милый! - Ушков заторопился домой. С неделю после встречи с Мироном он ходил задумчивым по Черноисточенскому логу, что-то прикидывая в уме. Наконец не выдержал и явился к Кожуховскому. Шляхтич очень любезно принял Ушкова.
Климентий уселся напротив в кресло и, вперив в управителя пронзительные глаза, сказал:
- А что, господин, плохо на заводе? Скоро станет!
- Против господа бога не попрешь, всю полую воду израсходовали. Да тут море воды потребно, прямо ужас!
- Я дам вам воду, господин хороший! - уверенно предложил Ушков.
- Вижу, ты шутковать мастер. Откуда ее возьмешь, Климентий Константинович?
- Река Черная польется сюда!
- Во имя отца, и сына, и святого духа! - перекрестился управитель. - Да мыслимое ли это дело! Известно тебе, человек, что вода из Черной не пойдет! То невозможно! Тут инженеры проходили с отвесами и доказали, что это пустая затея!
Ушков насупил брови.
- Нет, это не пустая затея! - уверенно сказал он. - Ушков за пустое не будет браться.
Кожуховский пожал плечами, улыбнулся в усы:
- Но где сему доказательства?
- Будут и доказательства! Только не отрекайтесь в том, что Ушков для господ радеет!
- Порукой в том мое слово! - Управитель пожал большую, сильную руку Климентия и проводил его до дверей.
Ушков сотни раз проходил по логу речки Черной, хорошо изучил ее, и в голове его давно родилась простая, но вместе с тем умная затея. На своем веку он немало поставил на уральских речках и ручьях мельниц и меленок, много соорудил хитрых запруд, прокопал канав и обладал несомненным чутьем в изыскании мест, наиболее пригодных для каналов.
Не откладывая дела, Климентий Константинович вместе с сынками вышел на пойму Черной. От темна до темна они лазили, продираясь по таловым зарослям, внимательно изучали быстроту течения, измеряли ширину и длину струи. Старик не жалел труда, - обошел и осмотрел каждый окрестный холмик, скаты. Стоя на высотке, осиянный вешним солнцем, он восхищенно показал сыновьям на простор.
- Гляди, какая благодать кругом! Раздолье! Зимой сколько тут наметает снега! А как только пригреет солнце, как пожухлеет снег, так и посочится вода. Подумать только, что со всего этого раздолья, от гор и до того синего бора, под вешним солнцем побегут талые воды в Черную. Ух, и сила! - он прижмурился, лицо его засияло. Чудилось, что он видит перед собой вешнее водополье и восхищается им.
Сыновья верили отцу. Старший, Михаил, сильный, черноволосый, сказал:
- Истинно будет так, батюшка! Повернешь все воды в Тагил!
- Ну, идите за мной да глядите, куда потечет вода из Черной! - внушительно сказал Ушков и размеренным шагом дошел до речки, а оттуда повернул через поля, вдоль ложков.
- Вешки ставьте! Тут и быть каналу! - крикнул он сыновьям.
Весь день Ушковы провешивали будущую трассу канала, а затем принялись за точный промер, учиняли "вернейший отвес" и убедились, что отец прав…
Климентий засел за письмо Авроре Карловне. Он не торопился, основательно обдумывал каждую мысль и медленно, четкой византийской вязью низал строку за строкой. Буковки у него выходили строгие, внушительные, под стать хозяину.
Климентий Константинович сообщал Демидовой:
"…учинил вернейший отвес и нашел место удобное по занятию плотиною воды, после подпора вода поднимется до семи аршин. Из коего пруда можно будет с шести аршин пущать воду в канаву, чтобы непременно было падение до четырех аршин…"
Перед глазами Ушкова четко рисовалась будущая плотина, сооружения и земляные работы. Он просто и толково описал все, раскрывая перед хозяйкой большой инженерный замысел, который по мере углубления в писание раскрывался во всех деталях. Старик увлекся своей мечтой. Откинувшись на спинку кресла, он улыбался: "Пойдет вода, ей-ей пойдет!"
У него росла вера в свое дело, и это окрыляло его. Он чувствовал в себе огромную силу и ласково шептал:
- Ради вас, сынки, пускаюсь на такое дело. Ради вас только…
"Все сие и берусь упрочить в три лета, - продолжал писать он. - Или могу поспешить и ранее. И сверх того два года могу наблюдать, дабы сие действие всюду исправно было…
Пока я не пущу Черноисточенский пруд той канавой из реки Черной на прописанном основании воду, дотоле мне никакой суммы на расход того производства не требовать…"
Ушков пообещал все взять на свой кошт, а стройка, по самым скромным подсчетам, должна была стоить пятьдесят тысяч рублей.
Одного только просил Климентий Константинович от владельцев в расплату и изложил это в своей просьбе:
"Не говоря о себе, но только детям моим, двум сыновьям - Михаилу с женой и детьми его и холостому Савве, прошу от заводов - дать свободу… а если не может даться детям моим от заводов вольная, то я не согласен взяться сие исправить поистине и за пятьдесят тысяч рублей, ибо неминуче полагаю, и мне таковой суммы оное дело расходом коштовать будет, окроме моих хлопот…"
Закончив письмо, старик собрал всю семью в большую горницу. Показывая на грамоту, он торжественно сказал:
- Все тут рассказано о нашем намерении. Помолимся господу богу о добром начале и заступе за нас, грешных! - Он вышел вперед, истово стал креститься и класть земные поклоны.
Примеру его последовали домочадцы.
Климентий Константинович переслал свою просьбу владелице завода, и Аврора Карловна не замедлила пригласить его для беседы. Поскрипывая сапогами, Ушков самоуверенно переступил порог дворца. Служанка повела его в покои Демидовой. Плечистый старик на ходу расчесывал бороду, покрякивал, шел по-хозяйски размашистым шагом, шумно. Держался он словно купец, которому от шальных денег море по колено. Чувствовал он себя в большой силе, и потому хотелось ему порисоваться перед собой. В полутемном коридоре он ущипнул за крутой бок смуглую служанку и озорно подмигнул ей:
- А что, госпожа в духе? Красива?
- Не про тебя, старого козла, писана! - с едкой насмешкой злым шепотком ответила смуглянка. - Да не топай ты по паркету, как стоялый конь!
Ушков налился краской и готов был накричать на девку, но та быстро повернулась и глазами указала на дверь:
- Ступай, да потише!
И, высунув язык, насмешливо блеснула веселыми глазами.
- Ступай, ступай, шалый старик! - сквозь девичий смешок донеслось до него, и служанка растаяла в полумраке коридора.
Ушков присмирел, осторожно взялся за бронзовую ручку, нажал ее, и массивная дверь бесшумно распахнулась. Он вступил в зал и, ослепленный ярким солнцем, замер в немом восхищении.
У окна, в которое вливались потоки золотистого света, в кресле сидела молодая опекунша наследника Демидова. Ушкову доводилось видеть Аврору Карловну мимолетно, когда она проносилась в экипаже. Но сейчас она предстала перед ним во всей своей блистательной красоте - высокая, томная, с большими выразительными глазами, осененными черными ресницами. Вдова была в легком светлом платье, округлые плечи слегка прикрывал розовый газ. Склонив красивую голову, она с улыбкой смотрела на Ушкова. Подле нее, за креслом, стоял управляющий Кожуховский. Если бы не этот шляхтич, Климентий без раздумья опустился бы перед ней на колени.
"Господи, до чего дивная красота!" - восхищенно подумал он, растерялся и не знал, с чего начать. В эту минуту раздался голос Авроры Карловны.
- Климентий Константинович, что же вы стали у порога? Идите сюда! - с пленительной улыбкой посмотрела она на старика.
Ушков сделал шаг вперед, и на весь зал грубо скрипнули его новые козловые сапоги. Он поморщился от досады: неуместным и неприятным показался ему сейчас этот скрип.
Осторожно, затаив дыхание, он прошел вперед и низко поклонился Авроре Карловне. Она протянула белую узкую руку, теплую и приятную. Ушков вдруг упал на колено и прижался губами к руке.
- О, то светский человек! - одобрительно кивнул Кожуховский.
- Встаньте, Климентий Константинович, - ласково сказала Демидова и глазами показала на стул.
Ушков ног под собой не чувствовал, такой обаятельной и милой показалась ему хозяйка. Он осторожно уселся на краешек стула.