В ночь на 2 июня Панафидин видел берега Японии, миражно скользящие вдоль горизонта. Цусиму миновали благополучно. Ночь была теплая. В каютах стояла мерзкая духотища. Под утро крейсера вошли в район оживленного каботажа. Горизонт исчертили ласточкины крылья рыбацких парусов и дымки пароходов, издали похожие на капризные мазки акварельной кисти.
Возгласы сигнальщиков посыпались разом:
- Правый борт, курсовой тридцать - тень!
- Вижу ясно. Типа "Ниитака". Трехтрубный.
- Господа, узнаю его - это крейсер "Цусима".
- Приятное имечко! Вот вам и Камимура…
(По данным японских штабов, ставших известными позже, крейсер "Цусима" уже целый час наблюдал за русскими кораблями, прежде чем они засекли его.) Низкая, словно при - жа - тая к воде тень крейсера пролетела куда-то во мгле, ис - че - зая…
Разом опустились бинокли, последовала реакция:
- Обнаружили! Ну теперь жди… навалятся.
- Не каркайте. Хотя и гадко, но… плевать.
- Три дыма сразу, - докладывали сигнальщики.
Японские транспорта, заметив русских, стали разбегаться в разные стороны. "Рюрик", "Громобой" и "Россия" кинулись в погоню. Небо наполнилось пасмурностью, пошел дождь. Тахометры в рубках отщелкивали возрастание оборотов винтов. Острота погони обострялась риском - от видимости японских берегов, от близости главных баз противника, откуда с минуты на минуту могли выставиться окованные броней "морды" вражеских кораблей. Отдаваясь качке, крейсера открыли огонь.
- Цель: войсковой транспорт "Идзумо-Мару"…
В трюмах этого "мару" дремали 18 осадных орудий фирмы Круппа, отлитых для сокрушения фортов Порт-Артура и для разгрома броненосцев эскадры Витгефта. "Громобой" старался бить под ватерлинию, чтобы не вызвать лишних жертв среди японцев, в панике бегавших по палубам. Крейсер подхватил из воды 105 человек вместе с офицерами. Из отчета: "По уходившим шлюпкам мы не стреляли по весьма понятному русскому человеку чувству - отсутствию излишней и бесполезной жестокости". Однако при этом было замечено, что иные японцы не желали спасаться, и, плавая в воде, они грозили крейсерам кулаками. Командир полка, плывший на "Идзумо-Мару", разорвал самурайское знамя и кинжалом вспорол себе живот.
- Еще два дыма… идут сюда! - доложили с вахты.
- Не теряйте из виду крейсер, - напомнил Трусов.
Крейсер "Цусима" вел себя странно: издали наблюдая за тем, как русские уничтожают японские корабли, ни малейшей попытки к их защите он не предпринял. Однако в аппаратах "Дюкретэ" слышали настойчивую работу его германских "Телефункенов", и Безобразов велел глушить радиопередачи, чтобы адмирал Камимура запутался в сигналах "Цусимы"… Капитан Салов в рубке "Рюрика" по справочникам Ллойда уже определил:
- Цель: "Хитаци-Мару", шеститысячник…
Транспорт был перегружен войсками гвардии из гарнизона Хиросимы, он спешил в Дальний, а командовал им английский капитан Кэмпбелл, сигнальщики даже разглядели его:
- Не япоша! Рыжий, будто барбос с улицы…
Как выяснилось после войны, сэр Джон Кэмпбелл, служивший японцам по найму за деньги, только вчера дал клятву в любом случае доставить в Дальний 1100 солдат и 320 лошадей. А потому на приказ остановиться он двинул громаду транспорта прямо на "Громобоя", чтобы таранить его всей массой корпуса. "Громобой" увернулся от удара, открыв огонь. Все четыре мачты "Хитаци-Мару" вздрагивали, как деревья в бурю. Когда стали таскать из воды пленных, вытащили и самого капитана Джона Кэмпбелла, которому Дабич учинил строгий выговор:
- Пытаясь таранить мой крейсер, вы, сэр, блестяще доказали свою храбрость, но вам, сэр, согласно русской поговорке, выпало пережить похмелье на чужом пиру.
"Хитаци-Мару", охваченный пожаром, ушел под воду. Флагманская "Россия" и "Рюрик" уже держали на своих мачтах международный сигнал, приказывая остановиться "Садо-Мару". На борт "Рюрика" поднялся капитан-лейтенант Комаку с переводчиком. Он сразу начал борьбу за выигрыш времени, убеждая каперанга Трусова в том, что на "Садо-Мару" более тысячи некомбатантов и 23 пассажира, среди них европейцы:
- Я прошу доблестных противников дать нам время, необходимое для спасения невинных людей…
Эскадра Камимуры находилась рядом, в бухте Озаки на Цусиме, и Комаку высчитывал время, потребное для подхода японских крейсеров… Трусова обмануть не удалось.
- Сколько вам потребно минут? - спросил он.
- Не минут - два часа, - заверил его Комаку.
Много! Между тем палуба "Садо-Мару" напоминала сцену в бедламе: там все перепуталось - и люди, и шлюпочные тали, и только военных не было видно. Трусов сказал, что Комаку останется в плену, а переводчика он отпустит.
- Мичманов Плазовского и Панафидина прошу отправиться на "Садо-Мару", дабы навести там порядок… Господин Комаку, из иллюминаторов вашего корабля вылетают разорванные бумаги?
- Я этого не наблюдаю, - ответил Комаку…
Поведение крейсера "Цусима", блуждавшего неподалеку, становилось уже подозрительным, от его антенн пучками отлетали искры радиотелеграфа, насыщая эфир призывными сигналами. Следовало торопиться, об этом напоминал и Безобразов… Два мичмана, два кузена, спрыгнули в катер!
* * *
Крейсера уже подбирали с воды некомбатантов, а палуба "Садо-Мару" вдруг стала наполняться японскими солдатами. Многие были пьяные - они шатались. С каким-то злорадством они глядели с высоты борта на подходящий катер, в котором всего-то два офицера и восемь матросов, сжимающих в кулаках жалкие револьверы. Хотя на талях еще висели шлюпки, но никто из пьяных комбатантов не желал ими воспользоваться для своего спасения. На "Садо-Мару" находилось около 1500 солдат, лошади, понтонный парк и, кажется, осадный. "Офицеры, - писал очевидец, - были все поголовно пьяны, они покуривали сигареты, разгуливая по спардеку, и категорически отказались перейти к нам" (то есть на русские корабли).
Восемь матросов молчали, предчувствуя недоброе, а между кузенами возник диалог, который можно простить им:
- Укокошат! Их страшно много, и ты смотри, сколько здесь пьяных… Не повернуть ли, пока не поздно?
- Успеется. Они не покинут своего корабля.
- Ты думаешь?
- Уверен. Они хоть и пьяные, но понимают, что отсюда до Сасебо - раз плюнуть, и, конечно, с минуты на минуту может прийти на выручку сам Камимура… если он в Озаки.
- Так что же нам делать?
- Подняться на палубу "Садо-Мару".
- Нас же там разорвут…
Все же поднялись! Никогда еще Панафидину не приходилось видеть столько пустых бутылок, которые грудами перекатывались в проходах. Мичмана просили японцев покинуть корабль.
- Ради собственного спасения! - призывали они.
В ответ - смех, почти издевательский, и этот смех подтвердил подозрения в том, что японцы на "Садо-Мару" сдаваться не расположены. На катер сошли все пассажиры, за ними прошагал и английский капитан корабля. Его окликнули:
- Где документы? Или их уничтожили?
- Я, - отвечал наемник, - служу пароходной компании "Ниппон Юсен-Кайся" и в военных делах ничего не знаю, кроме своего курса, на котором ваши крейсера меня задержали.
- Уточните курс, - потребовал Панафидин.
- Не вижу причин скрывать его… мы шли на Квантун! Это войска готовились для высадки в бухте Энтоу. Остальное можете спросить у японского полковника… вон этого!
Из рапорта Плазовского: "Мне предъявили в дымину пьяного японца, бумаг (он) давать не хотел, но вскоре его помощник, японец, вызвался достать бумаги…" Английский механик вмешался в их беседу, дружелюбно сообщив русским, что все эти японские офицеры не протрезвели от самого Симоносеки:
- Они празднуют скорую победу у Порт-Артура.
- А что в низах? - спросили механика.
- Откройте люки и сами увидите, что в низах…
В трюмах обнаружили телеграфный парк, железнодорожный батальон и даже переносную железную дорогу - для подвоза осадных орудий большой мощности. "Кроме того, на корабле находился какой-то генерал со всем своим штабом и при них прямо-таки великолепных 18 лошадей… нам говорили:
- А, русские! Вот не ожидали вас видеть…
Все эти офицеры были совсем пьяны или полупьяны, они сидели за бутылками шампанского". Генерал сказал мичманам:
- Мы вас не трогаем, и вы нам не мешайте…
Вернувшись на крейсер, мичмана доложили о кошмарной обстановке, какую застали на "Садо-Мару". Безобразов просил "Рюрик" подойти к "России" и передал Трусову - голосом:
- Японский крейсер не уходит. Мы околачиваемся здесь уже почти шесть часов на виду всей Японии, и задержка уже опасна… Не хотят сдаваться - умолять не станем!
"Садо-Мару" был подорван торпедами, русские крейсера развернулись к норду, и лишь тогда из отдаления вынырнул крейсер "Цусима", начиная спасать пьяных… На мостике "Рюрика" офицеры и матросы откровенно радовались ско - рости:
- Смотрите, как шуруют в котлах! Уж мы старенькие, подшипники ни к черту, а восемнадцать узлов держим…
Хлынул дождь. Крейсера уверенно держали строгий кильватер. С аппаратов "Дюкретэ" дежурные сняли текст японской радиодепеши, содержание которой было так же темно и загадочно, как непонятно было и поведение Камимуры: "…в каждом направлении могут пройти русские и произвести нападение… в темноте нужно быть наготове…" Трусов недоумевал:
- Почему в темноте? Чего они там задумали?
Крейсера торопливо отходили на север, следуя вдоль западного побережья Японии, и все было спокойно. Никакие догадки не могли объяснить бездействие японского флота и самого Камимуры, будто противника охватил оперативный паралич. Матросы посмеивались, говоря, что Камимуре ордена не повесят:
- Проспал нас со своей Камимурочкой…