Время наивысшего напряжения трудно определить… полагаю, что начало действия крейсеров теперь будет иметь значение и принесет пользу в отвлечении неприятельских сил от Порт-Артура…
Скрыдлов наставлял своего коллегу Безобразова:
- Конечно, каждый кусок кардифа дорог. Но я советую продлить операцию крейсеров до критического истощения бункеров. Необязательно топить все суда с контрабандой, идущие в порты Японии, если они сами и если груз в их трюмах представляются ценными. Шире пользуйтесь международным "призовым правом"…
На крейсерах спешно заканчивалась чистка котлов, переборка механизмов, ослабленных в качке и напряжении корпусов. Скрыдлов извелся сам, он извел и подчиненных, требуя:
- Ждать нельзя! Порт-Артуру плохо, надо спешить… Не спите, не ешьте, но приготовьте крейсера к выходу…
- А куда идем? - волновались в экипажах.
В эти дни Панафидин явился на крейсер "Рюрик" ради продолжения службы, и каперанг Трусов встретил его ласково:
- Это хорошо, что вы не побоялись явиться вместе со своей виолончелью. Я очень не люблю, когда офицер самое ценное в своей жизни оставляет на берегу. Невольно думается, что он не доверяет кораблю, на котором служит. Обратитесь к Хлодовскому, чтобы включил вас в боевое расписание бортовых казематов. Надеюсь, вы станете нашим добрым товарищем…
Располагаясь в новой каюте, мичман нашел место для виолончели, он украсил свое жилье фотографиями композитора Дж. Верди и своего учителя Вержбиловича с дарственной надписью. Было уже, наверное, за полночь, когда Панафидин пробудился от неясной тревоги. Что-то мешало ему продлевать свой сон. Протянув руку к выключателю, он "врубил" ночное освещение каюты… В дверях, едва помещаясь в их проеме, возвышалась гигантская фигура комендора Николая Шаламова.
Его появление сначала испугало мичмана:
- Ты что? Зачем? Что тебе тут надо?..
Матрос медленно опустился на колени:
- Ваше благородие, вовек не забуду. Ударил я вас тогда, шибко пьян был… верно. А вы на большом смотру узнали меня, но под суд не потянули. За это по гроб жизни благодарен буду. Уже и маменьке писал, чтобы за вас бога молила.
- Встань. Это нехорошо. И время позднее.
Зажмурившись, матрос жмякнул себя кулаком в грудь:
- Не встану, покеда не скажете, что простили. Нам вместях служить: в одном бортовом каземате! Мы же грамотные. Верой и правдой… за вас жисть отдам - не пожалею. Как пред истинным. А ежели што, так вот она - рожа моя… лупите!
- Не ори, дуралей. Людей разбудишь. Мне твои вера и правда не нужны. И не мне ты служишь. Прощаю. Ступай…
Этот визит матроса нарушил сон, мичман раскурил папиросу и, тронув рукой футляр виолончели, наивно подумал: "Наверное, мне повезло…" С дарственной фотографии профессор Вержбилович одобрительно глядел на своего ученика, ставшего сегодня счастливым. Наверное, так и надо.
* * *
Николай Лаврентьевич Кладо в официальных кругах Петербурга считался знатоком заграничных теорий Мэхэна и Коломбо, и адмирал Скрыдлов, далекий от теорий, поначалу не знал, куда бы пристроить этого кавторанга с его мыслями об "овладении океаном". Для Кладо был образован при штабе особый отдел, вроде кельи летописца Нестора. Он стал числиться "редактором" материалов о боевых действиях владивостокских крейсеров. Кладо давно осваивал тему - борьба берега с флотом. По его мнению, "замена парусных кораблей паровыми ничего не изменила", потому как раньше не исполняли "высочайших предписаний", так и теперь ими пренебрегают. Цари, утверждал Кладо, прямо извелись, бедняжки, совершенствуя флот, а личный состав флота никак не желал проникнуться идеями, проистекающими на них с высот монаршего престола.
Морякам было трудно спорить с человеком, сыпавшим цитатами из никому не известных авторов, наизусть знающим учебники стратегии Генриха Леера… Скрыдлов тоже не лез на рожон.
- Мне его навязали, - говорил он Безобразову. - Кладо состоял при высочайших особах, читал им что-то… всякое!
Адмиралам было ясно, что Кладо продержится при штабе до первого ордена, после чего испарится. Игорь Житецкий уже сумел понравиться Безобразову беспардонной критикой Рейценштейна:
- Сейчас даже неловко вспоминать, что я состоял при этом недостойном человеке. Зато теперь бригада крейсеров просто ожила. Какой энтузиазм! Какой боевой дух! Все горят желанием проявить свои лучшие качества патриотов отечества…
Безобразов не рискнул причислить мичмана к флаг-офицерам, но рекомендовал в отдел Кладо. Кладо сказал Житецкому:
- Я читал лекции членам императорской фамилии, но, будучи человеком передовых взглядов, никогда не гнушался и рядовой публики. Приобщайтесь и вы к этому благородному делу…
Житецкий появился в гимназиях Владивостока с лекциями на тему "Династия Романовых и значение русского флота для России". Начало его лекций не было мудреным:
- Первый русский корабль "Орел" построен при царе Алексее Михайловиче, но Стенька Разин перебил всех матросов, а сам корабль спалил. Квинтэссенция такова: русские монархи всегда пеклись о создании флота, тогда как отсталый русский народ флота не жаловал и спасался от морей на суше…
28 мая бригада снималась с якорей. Перед походом Скрыдлов собрал у себя капитанов 1-го ранга, командовавших уходящими крейсерами. Перед ним предстали: с "Громобоя" - Николай Дмитриевич Дабич, с "России" - Андрей Порфирьевич Андреев, с "Рюрика" - Евгений Александрович Трусов. Люди опытные, серьезные, неглупые, хорошо знающие себе цену.
- Теперь, только теперь, - сказал им Скрыдлов, - я могу сообщить вам, что вы идете в самое паршивое место на свете - к острову Цусима, а Камимура отвел свои крейсера к Эллиоту в Желтое море, дабы укрепить эскадру адмирала Того…
В дислокации японского флота Скрыдлов ошибался. Но зато он верно сказал, что из Симоносеки или из Сасебо скоро выйдут японские корабли, везущие тяжелые осадные пушки для разгрома фортов Порт-Артура, возможна транспортировка гвардии японского императора в районы Квантуна.
- Желаю успеха. Отчеты о своих боевых действиях в конце операции сдадите в военно-морской отдел штаба.
- Кому? Вам?
- Не мне, а Николаю Лаврентьевичу Кладо.
- Зачем? - хором спросили командиры крейсеров.
- Для редактирования, - понуро отвечал Скрыдлов.
Слова, слова, слова… Теперь неважно, кто вас пишет, а важно, кто станет их редактировать… Якоря были выбраны.
* * *
Встречная волна вскидывала "Рюрик" на свой гребень и опускала мягко, как на хороших рессорах. Цель набега, уже рассекреченная, волновала людей в экипажах:
- Идем в самое поганое место - к Цусиме…
Никто еще не предвидел будущей трагедии русского народа, связанной с именем этого острова, но все понимали, что Цусима - эпицентр морской стратегии Того, мимо этого острова незримые нити коммуникаций тянутся от вражеской метрополии, и Япония, как хороший насос, качает и качает через проливы Цусимы свои силы и технику - фронту! Машины русских крейсеров ритмично выстукивали под настилами палуб.
Панафидин отстаивал ходовую вахту на мостике.
- Ну как? - спросил его Хлодовский. - Надеюсь, не раскаиваетесь в том, что попали на "Рюрик"?
- Напротив, Николай Николаевич, я счастлив.
- Мне, поверьте, слышать это приятно…
Встречный ветер раздувал его пушкинские бакенбарды.
Крейсера шли на хорошей скорости, и днем 1 июня миновали мрачный и нелюдимый Дажелет. В кубриках заводили граммофоны; кочегары слушали, как "две Акульки в люльке качаются", в палубах комендоров надрывно страдала цыганка Варя Панина:
Я до утра тэбя ожидала,
Когда же звэздный свэт помэрк,
Я поняла…
В кают-компании накрывали столы к обеду. Плазовский сказал:
- Идя к Цусиме, всегда противно думать о смерти.
- А почему так? - с вызовом спросил Юрий Маркович, повернувшись к лейтенанту Иванову 13-му. - Тринадцатый, выскажите непредвзятое мнение о геройской смерти.
- С восторгом, - отвечал тот, раскладывая на коленях салфетку, словно надолго устраивался в ресторане. - Умереть героем легче всего. И ума не надо. Можно завязать гадюку вокруг шеи вместо галстука. Или приласкать бешеную собачку. Уверен, что в некрологах будет написано: "Погиб смертью героя, презирая опасность…" А что еще, Юрочка?
Вторым (после Кесаря Шиллинга) бароном на "Рюрике" был хорошенький, как девочка, лейтенант Курт Штакельберг из курляндской семьи, и ему не нравилось это зубоскальство:
- Господа, в компании Скарамуша, д’Артаньяна или Сирано де Бержерака вы, наверное, чувствовали бы себя на седьмом небе. Однако, по расчетам штурманов, мы уже завтра ночью будем проходить Цусиму, и адмирал Камимура одним ударом может дать хорошую тему для наших некрологов…
С мостика спустился лейтенант Зенилов (минер).
- О чем речь? - спросил он. - Наши телеграфы уже стали принимать переговоры японских крейсеров. Небесный эфир трещит, будто сало на сковородке… Минуя Дажелет, мы привыкли думать, что он безлюден. Но где гарантия, что с Дажелета нас не высмотрели японцы и теперь оповещают об этом свои базы.
- Камимура в Желтом море, - мрачно возвестил Салов, глядя, как над его головой раскачивается клетка с пернатыми.
- Вы уверены, штурман? - спросил его Солуха.
- Так утверждали в штабе Скрыдлова…
Зенилов поймал ускользавшую на качке тарелку:
- Сидя на Светланской, много узнаешь…
Священник Алексей Конечников не был ловок, как офицеры, и выжимал рясу, мокрую от пролитого на нее супа:
- Отступилась от нас царица небесная…