Казалось бы, чего ей забираться в какую-то там Македонию, когда у ней самой, в Согдиане, горы не хуже. Но, вдумавшись, вы поймёте. Её отец, известный уже вам Оксиарт Согдианский, тоже способен был потребовать от неё открытия местонахождения сокровищ Александра! Вот она и предпочла Македонию и, как история показывает, совершенно напрасно. Хотя её отец и был грубый скиф, но - отец есть отец. Поворчал бы на её бестолковость и неумение организовать дворцовую слежку за мужем, да и успокоился бы. А в Македонии её ждала участь похуже.
Какой-то вояка Касандр, - спустя почти одиннадцать лет после упокоения её мужа, - захватил её в плен и отрубил голову и ей, и её сыну. Впрочем, к сокровищам её казнь уже прямого отношения не имеет, поскольку она казнена в результате временного мира между диадохами. Это всегда бывает. Война кончится, а головы, по инерции, ещё полётывают.
6
Измученные и значительно обуженные мы вылезли, наконец, из поезда, доставившего нас в эту страну охристо-лососёвого оттенка.
Мы остановились на перроне, не столько ослеплённые характерными красками и решительным солнцем, - наши скромные огородные цвета более близки нашему сердцу, сколько изумительным размахом строительства Полиметаллического Соединения, которое чувствовалось на каждом сантиметре, хотя само Соединение находилось километрах в ста от Города Двух Улиц.
По рельсам, степью, арыками, по шоссе и просёлкам, через горы, долины и барханы, - крича ругательства, ржа, шепча молитвы, давая свистки, молчаливо спотыкаясь, ревя в жердеподобные трубы, жуя хлеб, глотая водку, соперничая, не уступая дороги, судясь в передвижных судах, женясь, любя и разлюбляя, хворая и выздоравливая, толстея и худея, - стремились в одном направлении: дымчатые ослики с широкими спинами и тонкими ножками, алые вагоны, серые халаты, круглые и цилиндрические цистерны, высокие и низкие автомобили, арбы с колёсами, почти задевающими за облака, босоногие мальчишки, лопаты-кирки-экскаваторы-ложки, украино-молдавские волы…
- Вот здесь, наверное, поедим! - сказал Бринза, нащупывая в кармане ложку, с которой он никогда не расставался.
- Да, здесь нечто организуется принципиально новое, есть где применить себя, - отозвался Хоржевский.
- И запишем кое-что в дневничок, - заключил я.
Андрей Вавилыч умеет бдеть! В то время как мы зевали на окраску и звуки первостепенного зрелища, он уже высмотрел.
В толпе, задевая всех своими неимоверно длинными ногами, лохматый, как чертополох, шёл с мешком на спине известный вам консультант. Значит, и он прибыл в нашем поезде.
- Пчела собирает пищу через воск, человек - через путешествие, - сказал по этому поводу Бринза.
- Он лишь указательный столб нового общественного движения, которое я могу возглавить! - воскликнул Хоржевский.
- Да, вижу, мы на большой волне, - заключил я, - а с неё всегда виднее море истории.
Но всегда реальнейший Андрей Вавилыч сказал нам:
- Вы мыслите плоско, а здесь более чем где-либо надо мыслить в глубину. Поэтому поспешим с устройством комнаты и продовольствия.
Пока мы добирались до гостиницы, пока добились номера, пока хлопотали о насыщении, Андрей Вавилыч пребывал в задумчивом молчании. Раза два он отводил коридорного в сторону, и они о чём-то совещались, звонил по телефону какой-то Дандуковой. Фамилия знакомая. Я пытался вспомнить. А-а! Ведь это фамилия главного инженера на Соединении. Инженер ещё понятно, но при чём тут "жена"?..
Внизу, в столовой, за обедом, настолько выдрессированным, что суп, действительно, казался супом, а каша - кашей, Андрей Вавилыч как бы соизволил предложить нам часть беспокойства. Он спросил:
- Помните Всеобщую Смету на 1935-й?
- Да, да, - хором ответили мы.
- Что представляет собой раздел - 8, графа - 2?
- …мы…ы-ы…
Вопрос повторён. Мычание наше повторено. Он объясняет:
- Смета на Среднеазиатский Институт Сказки.
- Да, да!
- В последующие годы эти ассигнования исчезли.
- Кажется, да.
- Почему же они исчезли?
- Ассигнования на Институт Сказки не исчезли, а, снятые с общегосударственного бюджета, перенесены на республиканский. Есть основание думать, что Институт Сказки существует и поныне. Тогда, в первую очередь, нам следует проверить его работу, поскольку Аврора Николаевна Дандукова - бывший директор Института Сказки.
- А ныне кто она такая? - спрашивает Бринза. - Хороша собой по-прежнему?
Понятно! Андреи Вавилыч не желает затруднять себя личным сбором сказок, если для этого были созданы Институты. Возьмём себе папки и будем расшифровывать.
Хоржевский, как всегда, оберегая интересы коллектива, заявляет:
- Простите, Андрей Вавилыч, но я не вижу связи. Мы направлены в Поли-Соединение, а не в Институт Сказки!..
Андрей Вавилыч сухо обрезает:
- Прежде всего… Прежде всего, вы направлены в моё распоряжение и подчиняетесь мне, и потрудитесь исполнять мои приказания. Но не подумайте, что я канцелярская крыса и меня затрудняет дать вам пояснения. Я их вам даю, если вы их поймёте. Аврора Николаевна Дандукова - ныне начальник культбазы Поли-Соединения. Главный инженер Поли-Соединения Тимофей Лукич Дандуков - её муж. Всё ясно?
- Ничего не ясно, - сказал Хоржевский.
- Значит, вы будете сидеть в номере и ждать меня. Я же в сопровождении секретаря иду к Дандуковым. Нас ждут.
Мы идём по городу…
Прямая, как доказательство наркоматовского отчёта, улица обсажена тополями прямыми, как восклицательный знак. За тополями, разнообразясь только ростом, стоят прямые дома с прямыми стёклами, за которыми, несомненно, должны жить только прямые души. Здесь и там, так и сяк, - всюду прямота и порядок, так что, если б не благодетельная манера номеровать дома, мы бы долго искали жилище инженера Дандукова, славящегося крупным талантом и вспыльчивым характером.
Стены его комнат разрисованы цветами, птицами рыжеватой масти, указывающими, между прочим, что художник из искусств всё же предпочитал геометрию.
Аврора Николаевна - женщина не из мелких. Своей свежей и русой вершиной она почти упирается в потолок. Муж её вполне мог бы гнездиться у неё на ладони.
Вёрткий, маленький, с огромным голосом, которым можно было б колоть бревна, он выскочил нам навстречу, размахивая списком людей, которые уже приезжали ревизовать.
- Вы - шестидесятая комиссия болванов, предполагающих, что они ускорят ход строительства нашего Соединения!
- Торопитесь, - спокойно говорит Андрей Вавилыч. - Сколько же минут вы уделите нам?
- Шестнадцать!
- Нам хватит и двух. Дело в том, что мне с вами разговаривать не о чем. Мы приехали ревизовать культработу, а не то, что делает главный инженер.
- Главный инженер делает следующее. По его письменному предложению директор Соединения все суммы, ассигнованные вами на культработу, перевёл на наши нужды. Я купил на эти суммы саксаул. Вы знаете, что такое саксаул? Не знаете! Так скоро узнаете, потому что отдадите меня под суд, а суд вам скажет, что Дандуков поступил правильно! Войне нужны не кино и концерты, а руда, металл, пушки! Я, батенька, срыл три поры, каждая по пятьсот метров вышины, и еще обязан срыть восемь.
- И ройте себе с богом!
- С богом - да, не с вами!
Андрей Вавилыч сделан из прочного и устойчивого материала. Его водомётом слов не вымочишь. Непроницаемый, как желоб, сидит он на прямом стуле перед инженером Дандуковым и отвечает тому с непреодолимой, железной логикой нашего учреждения.
Дандуков груб. Андрей Вавилыч указывает, что напрасно он, инженер, презирает концерты и кино. Ведь артисты и фильмы воспевают строительство, и как отдельный объект, при известных условиях, они воспели б его строительство и тем самым продвинули задачи, осуществляемые им, в массы. Инженер же говорит:
- Вот и отлично, что не было концертов. Благодаря этому я имею сейчас возможность видеть перед собой чучело, поющее о строительстве.
Андрей Вавилыч выразил опасения, что подобные действия добром не кончатся. Инженер же сказал:
- Не много добра и в том, что некоторые рты умеют жрать и переваривать сожранное лишь в глупости.
Андрей Вавилыч резонно заметил, что рот - жуёт, а переваривает желудок. Инженер сказал:
- Какой у вас желудок! У вас - исходящая.
Всё же Андрей Вавилыч победил, и победил тем, что оказался по ту сторону брани. В конце концов инженер захохотал и сказал, что Андрей Вавилыч нравится ему. В нём есть что-то от охладителя - прибора для замораживания воды. Но, к сожалению, он спешит…
С нами остается его жена. Большая и лёгкая в одно и то же время, - как судно без груза. Она скучает и ждёт, когда мы уйдём: ведь условлено, что завтра начнётся ревизия!
- До Поли-Соединения вы где работали, Аврора Николаевна?
- Директором Института Сказки.
- Как там было с питанием?
- До войны питание здесь вообще было хорошее. Видите, это всё на мне ещё довоенного уровня.
- Институт Сказки существует с…
- С 1935-го. Но был перерыв… - Она зевает. - Одно время он переименовался. В 1936 он назывался Институт Преданий Прошлого.
- Как интересно!
- Разве? - Она зевает пошире. - А в 1937 году его переименовал в Институт лже-Преданий лже-Прошлого. В 1938 году его назвали Институт Этнографии и Фольклора, а в 1939-м опять Институт Сказки…
- Что поделаешь, Аврора Николаевна. Жизнь для большинства индивидуумов и учреждений, - перипетия. Большой архив был?