Из недр прокуренного зальца доносились звуки скрипки. Два пожилых скрипача исполняли задорную мелодию. Несколько подвыпивших посетителей нестройно подпевали. Скрипачей и поющих заглушал гвалт голосов. Люди о чём-то спорили, кого-то яростно ругали. Увидев вошедших, из-за стойки вышел им навстречу сам хозяин кабачка и спросил услужливо:
- Что желают господа, столик или отдельный кабинет?!
- Кабинет, - ответил Морис Август. - И шампанского с лёгкой закуской.
- Как вам будет угодно.
- Скажи, любезнейший, собираются ли здесь по-прежнему поляки? - спросил хозяина Морис Август, когда они вошли в тесную, как корабельная каюта, комнатёнку позади буфетной стойки.
- Почти все они разъехались, - ответил хозяин. - Говорят, король Станислав простил их и разрешил вернуться на родину. Остались два-три человека. Они на французской службе. Изредка заглядывают к нам по старой памяти.
- А почему так галдят?
- А теперь по всему Парижу галдят. Митингуют. Сторонники Тюрго спорят с консерваторами и ругают австриячку. Иногда дело доходит до драки.
- Вот как?
- Ещё забыл вам сказать... Иногда здесь появляется некий горемычный пан... запамятовал его фамилию. Его подобрал было один старый поляк, приближённый королевы Марии Лещинской, взял к себе на службу. А горемычный пан не оправдал доверия хозяина. Не то пропился, не то проворовался и был с позором изгнан из хорошего дома. Сейчас бедняга скитается по кабакам, рассказывает о своих военных подвигах и просит, чтобы ему поднесли стаканчик. Да никак он здесь!
- Пришли его ко мне.
- Стоит ли связываться с попрошайкой?
- Любопытно всё же.
Давно не бритый, опустившийся человек в поношенном сюртуке робко показался в дверях.
- Холера ясна! Пан Беньовский, ясновельможная пани! - воскликнул он, несколько осмелев. - Не вы ли приходили сюда?
- Что-то не припомню вас.
- Это и немудрено. Нас тогда было много. Я Лешек Копницкий. Служил когда-то поручиком у конфедератов. Сражался под Сандомиром, был ранен. А теперь от нашего конфедератского движения остались одни горькие воспоминания.
Лешек стал жаловаться на свою судьбу. Соратники его вернулись в Польшу, примирившись с королём Станиславом, русским ставленником. Он же, Лешек Копницкий, гордый и самолюбивый человек, не мог поступить так, как другие. Для него не существует Польши, пока ею правит этот Станислав. Уж лучше уехать на край света, в какую-нибудь колонию. Почему бы пану Беньовскому не воспользоваться его военным опытом и не предоставить ему должность в экспедиционном корпусе? Он, Копницкий, хорошо помнит, как пан барон предлагал бывшим конфедератам вступить в ряды корпуса. И очень сожалеет, что не откликнулся тогда на этот призыв. И Лешек снова напомнил, что сражался под Сандомиром и был ранен.
- Я уже слышал об этом, - перебил его Морис Август. - К сожалению, ничем вам помочь не могу. Не уверен, что вернусь к командованию корпусом. Его численность собираются сократить.
- Вам что-нибудь известно о судьбе Лихницкого, моего родственника? - вмешалась в разговор Фредерика.
- Пан Лихницкий по-прежнему командует гарнизоном на севере Франции и не тужит.
- Не стоило бы вам обратиться к нему за помощью? - сказал Беньовский.
- Пытался уже. Он теперь такой надменный и недоступный, словно генерал.
Морис Август так и не пригласил Копницкого к столу, а лишь велел служанке, подать поляку стакан вина. Потом выпроводил Лешека со словами:
- Желаю удачи. Вы уж извините нас, мы решили с женой провести вечер наедине, чтобы отметить наше возвращение в Париж.
Копницкий удалился огорчённый. Он так надеялся, что его пригласят к столу и щедро угостят. Судьба горемычного поляка мало тронула Беньовского.
Через служанку Морис Август пригласил двух скрипачей и попросил их сыграть что-нибудь венское. Музыканты заиграли весёлую мелодию Гайдна, композитора, известного далеко за пределами Австрии. Беньовский был в хорошем настроении и снизошёл до того, что разрешил Уфтюжанинову, сидевшему стражем у входа в отдельный кабинет, войти.
- Послушай, братец Иван, хорошую музыку.
Одарил Морис Август музыкантов не слишком-то щедро. Дал каждому по мелкой серебряной монете, а с Уфтюжаниновым завёл разговор.
- Скучаешь, Иван, по России?
- Говоря по правде, скучаю. По Камчатке нашей. По реке Большой. Не по той, что крокодилами кишит, а по нашей, камчатской. Вижу, как косяки кеты и горбуши идут нереститься в реки и ручьи. А ранней осенью сопки краснеют от брусники. Слышу, как в кустах белые куропатки, кудахчут.
- Да ты, братец, чего доброго, стихами заговоришь. Не грусти. Камчатка - это далёкое, пройденное. Мы с тобой ещё не такие дела будем вершить. На Мадагаскар ещё вернёмся. Малагасийцы ждут меня. Я им тайну одну открыл.
- Какую тайну?
- Великую тайну. Со временем всё узнаешь. Выпей-ка за наши с тобой успехи.
Засиделись в кабачке до полуночного часа. И хотя гостиница "Белая лилия" находилась неподалёку, Беньовский распорядился, чтобы Уфтюжанинов отыскал карету. Постоянно общаясь с офицерами и солдатами корпуса, Иван научился сносно болтать по-французски и поэтому поручение полковника выполнил без затруднений.
Утром Беньовский приказал Андреянову тщательно почистить и отутюжить форменный камзол, а Уфтюжанинову довести до зеркального блеска шпагу. Прихватив папку с пространной объяснительной запиской, он направился в морское министерство. К министру Сартину ему не удалось пробиться через плотный заслон из секретарей и помощников. После долгих и настойчивых просьб Беньовского принял один из помощников министра, оказавшийся тем самым, который провожал фрегат "Орлеан", отплывавший из Лорьяна с экспедиционным корпусом. Морис Август вспомнил, что чиновника звали Жуаньи.
Помощник министра принял Беньовского подчёркнуто сдержанно, сухо, сказал несколько общих, ничего не значащих фраз.
- Меня удивляет, почему генерал не смог принять меня и выслушать, - с чувством обиды сказал Беньовский. - Приезд командира экспедиционного корпуса с Мадагаскара не такое уж заурядное, как я полагаю, событие в жизни министерства. Разве мне нечего рассказать господину министру?
- К сожалению, генерал в ближайшие дни будет очень занят. И кроме того, он считает встречу с вами преждевременной.
- Но почему?
- Против вас выдвинуто губернатором Иль-де-Франса господином Дюма серьёзное обвинение.
- Необоснованное обвинение.
- Обоснованное или необоснованное - в этом должны были разобраться королевские комиссары. Их заключения мы ещё не получили. Поэтому господин Сартин ещё не готов выслушать вас и решить вашу судьбу.
- Надеюсь, что со мной поступят по справедливости. Моя работа на Мадагаскаре стоила мне здоровья, и я был вынужден отправиться во Францию для лечения.
- Вы самостоятельно приняли такое решение?
- Вовсе нет. Я поступил так с разрешения комиссаров, наделённых высокими полномочиями. Примите от меня эту папку с объяснительной запиской. В ней я разъясняю мотивы моих разногласий с господином Дюма, причины значительных расходов на привлечение туземной рабочей силы, вынужденную необычную форму её оплаты. У комиссаров сложилось впечатление, что практические результаты моей строительной деятельности не отвечают огромным, по их мнению, расходам. Я подробно показываю сложность и трудоёмкость работ в неблагоприятных тропических условиях. Возьмите, к примеру, прокладку дорог. Зыбкий болотистый грунт требует постоянной присыпки песком и камнем. Тропическая растительность стремительно наступает на прорубленные просеки. Если их периодически не чистить, они моментально зарастут. А это затраты средств и рабочей силы. Новые и новые расходы!
- Вы пишете об этом в объяснительной записке?
- Самым подробным образом.
Беньовский принялся с увлечением рассказывать о трудностях мадагаскарской экспедиции, о коварном климате и малярийных болотах, о походе против имеринцев, о жадных и корыстных вождях, которых всякий раз приходилось задабривать щедрыми подарками и денежными подачками, чтобы привлечь туземную рабочую силу. Дабы изобразить картины жизни и деятельности корпуса на Мадагаскаре более зримыми и впечатляющими, Морис Август не скупился на выдумку и безудержную фантазию. И он, кажется, заинтересовал помощника министра.
Господин Жуаньи слушал его, не перебивая.
- Оставьте вашу объяснительную записку, - сказал он. - Я познакомлюсь с ней и выскажу своё мнение министру.
Морису Августу показалось, что под впечатлением его рассказа помощник министра стал как-то мягче и, пожалуй, доброжелательнее. Попрощались они вполне миролюбиво.
- Поддерживайте связь с господином Обюссоном, одним из секретарей министра, - сказал напоследок Жуаньи. - Он первым знакомился с вашими отчётами и хорошо осведомлён о вашей деятельности. Если будут какие-либо важные для вас новости, Обюссон известит вас.
Через два дня Беньовский снова зашёл в морское министерство и познакомился с Обюссоном, человеком непримечательной внешности лет сорока. Секретарь оказался словоохотливым, улыбчивым и склонным к лести.
- Читал ваши отчёты, дорогой полковник, как увлекательный роман, - с пафосом произнёс Обюссон. - Рад встрече с героем далёкого Мадагаскара.
- Льстите. Какой я герой! - возразил Беньовский. - Усердно служил королю и Франции - только и всего.