Всю дорогу через Атлантику Беньовский обдумывал оправдательные аргументы. Он готов поклясться на Библии, что никаких умышленных финансовых злоупотреблений не позволял. Возможно, имели место промахи и упущения. Он военный человек, а не финансист. Финансовые дела корпуса, всю бухгалтерию вёл казначей, который неожиданно умер от жёлтой лихорадки. Из-за своей болезни он оставил бухгалтерскую документацию запущенной. Основные претензии инспектирующих лиц к нему, Беньовскому, были связаны с непомерными расходами на привлечение местной рабочей силы. Господа Белькомб и Шевро даже подвергли сомнению реальность этих расходов. Он, Беньовский, должен толково объяснить, что без щедрых подарков и подачек старостам поселений привлечь туземных землекопов, лесорубов, носильщиков, проводников было бы просто невозможно. В такой своеобразной форме и осуществлялась оплата труда малагасийцев.
После долгих размышлений Морис Август принялся писать объяснение. В Капстаде он разжился большим запасом писчей бумаги и гусиных перьев. Беньовский исписал не один десяток страниц, перечёркивал написанное, переписывал заново, в нервном возбуждении грыз и бросал на пол перья. Прерывал работу только тогда, когда начинало штормить и писать было уже невозможно.
Торговый корабль сделал остановку в Гавре, где Беньовские и их спутники сошли на берег. Андреянов и Уфтюжанинов стащили на причал багаж. Вещей было много. Только гардероб Фредерики занимал два увесистых сундука. Последним вынесли окованный железом сундучок с личной казной и драгоценностями.
Нанять карету в Гаврском порту не составляло труда. Попалась какая-то громоздкая, огромных размеров не то карета, не то дилижанс, впряжённая в четвёрку рослых лошадей. На крышу взгромоздили сундуки. Уфтюжанинов сел на козлы рядом с кучером. Андреяновы забились в угол кареты, стараясь вести себя тихо и незаметно, будто их и не было.
Тронулись в путь. За окном расстилалась норманнская равнина, оживляемая дубравами и селениями, над которыми подымались непременные шпили старинных готических церквей. Иногда дубравы расступались и дорога выходила на берег Сены, широкой, многоводной, доступной для морских судов.
В Руане меняли лошадей. На постоялом дворе Беньовский заказал любимое своё блюдо - говяжью печёнку с гречневой кашей, по которому так соскучился на Мадагаскаре. Фредерика запросила холодной телятины в томатном соусе. И конечно, появился на столе графинчик доброго виноградного вина. Расторопные слуги, уловив в проезжих богатых и щедрых людей, были суетливы и услужливы.
За соседним столом сидел плотный немолодой господин в тёмном сюртуке и старательно обгладывал куриную косточку. Беньовскому он показался знакомым. Господин поднял голову и, уловив на себе пристальный взгляд полковника, старался припомнить, где же он его видел.
- Тысяча чертей, если вы не тот самый человек, с которым мы года два или три тому назад ехали в одном дилижансе из Лорьяна в Париж!
- А вы тот самый коммерсант Моро, мой попутчик, с которым мы тогда так мило беседовали.
- Если не ошибаюсь, вы ехали в Париж, чтобы поступить на французскую королевскую службу.
- Поступил и командую экспедиционным корпусом на Мадагаскаре. Намерен провести в Париже отпуск и подлечиться. Перебирайтесь, дружище Моро, за наш стол. Рад с вами потолковать.
Моро не заставил себя долго упрашивать.
- Знакомьтесь. Моя жена, баронесса Фредерика.
Коммерсант галантно поцеловал ручку мадам Беньовской.
- Ну и какова перспектива превращения Мадагаскара во французскую колонию? - поинтересовался Моро.
- Перспектива самая благоприятная. Да вот наткнулся на вражду и непонимание королевских чиновников, начиная с губернатора Дюма. Морской министр, вместо того чтобы прислать пополнение для экспедиционного корпуса и увеличить ассигнования на его содержание, изматывает меня проверками. Теперь мне придётся оправдываться перед министром. Кстати, что представляет собой этот Сартин?
- Что вы хотите от полицейского генерала? Усердный служака. Звёзд, как говорят, с неба не хватает. Трусоват. Вряд ли будет вам серьёзной опорой. Вам бы стоило познакомиться с мосье Тюрго.
- Но как это сделать?
- Попробуйте действовать через кого-нибудь из финансистов. Наши финансовые тузы, банкиры, промышленники возлагают большие надежды на Тюрго. Но королевское окружение и особенно австриячка его не любят.
- Помните, господин Моро, вы предсказывали, что во Франции появится свой Кромвель.
- Кромвель - это крайняя мера. Всякая революция - палка о двух концах, чреватая опасными последствиями. Если бы удалось избежать разгула черни, кровопролития и обновить режим с помощью смелых реформ... Если консерваторы во главе с австриячкой сумеют свалить Тюрго, трон рано или поздно зашатается. К сожалению, наш молодой Луи этого никак не понимает.
Показался кучер.
- Лошади готовы, ваша милость. Можем ехать, - сказал он Беньовскому.
- Выпей, голубчик, бутылочку бургундского за наше здоровье, - ответил ему Морис Август. - И пусть хозяин отнесёт её стоимость за мой счёт. И ещё попроси его накормить моих слуг. Не будем спешить.
Беньовский продолжал беседу с коммерсантом, направлявшимся по своим торговым делам из Парижа в Гавр.
- Народ связывает надежды на добрые перемены не столько с именем короля, сколько с Тюрго, - говорил Моро. - Третье сословие ожидает обещанной налоговой реформы, промышленники и торговцы хотели бы поощрительных мер правительства, которые позволили бы поднять производство и торговлю. Но все благие намерения Тюрго встречают яростное сопротивление аристократии, двора, австриячки.
- Вероятно, эти круги раздражает авторитет Тюрго среди третьего сословия?
- Можно сказать и так. Один из самых заядлых его недругов министр иностранных дел граф де Верженн, старый дипломат. При покойном короле он был послом в Турции и ещё в каких-то странах. Близок к Марии-Антуанетте. А во времена предыдущего царствования ему благоволила мадам Дюбарри.
- Какова её судьба?
- Из монастыря, где её заключение не было слишком строгим, Дюбарри давно выпустили. Живёт себе припеваючи в загородном замке Марли, принимает гостей, как в добрые старые времена. Сохраняет политическое влияние.
- Любопытно.
Беседа Беньовского с Моро продолжалась ещё долго. Коммерсант прекрасно ориентировался во всех сложных хитросплетениях и лабиринтах политической жизни Франции и помог Морису Августу представить её общую картину. Беньовский уловил главное - надежды на перемены общество связывает с партией реформ и её лидером Тюрго. Реформы встречают яростное сопротивление консервативных сил. Знаменем реакции стала властолюбивая Мария-Антуанетта, влияющая на слабохарактерного короля. Устоит ли Тюрго? Скорее всего, что не устоит. Ему, Морису Августу Беньовскому, выгодно представить себя жертвой недоверия и предубеждённости генерал-контролёра финансов и искать защиты у его врагов, например у графа де Верженна, влиятельного министра иностранных дел, близкого к королеве. Да и госпожу Дюбарри рано списывать со счетов. Не она ли подскажет ему, Беньовскому, надёжную дорогу к графу?
Свежие лошади резво бежали по дороге. Повеселевший после бутылки бургундского вина кучер напевал задорную песенку. За окном мелькали селения, замки, городки, церкви. Вновь и вновь дорога выходила к Сене. Выше Руана река становилась не такой широкой и многоводной.
Фредерика о чём-то расспрашивала мужа. Кажется, о судьбе мадам Дюбарри. Можно ли считать её уединение в замке Марли почётной ссылкой? Можно ли когда-нибудь увидеть эту женщину, о которой так много говорят во Франции? Морис Август плохо понимал, о чём спрашивала его жена, и отвечал ей невпопад, думая о своём. Он как бы мысленно делал предстоящие ходы в сложной шахматной игре. Игре, которая будет сталкивать его с непредвиденными ходами противника.
В Париже Беньовский решил остановиться в знакомом отеле "Белая лилия" невдалеке от Нотр-Дам. Администратор вспомнил старого постояльца.
- Давненько не наведывались к нам, - сказал он приветливо.
- Давненько. Странствовал по белу свету.
- Что угодно мосье?
- Первоклассный номер. Желательно трёхкомнатный.
- Есть такой номер на втором этаже. Его только что освободил принц Баденский.
- И недорогое помещение для моих слуг.
- Мишель, помоги перенести наверх вещи гостей.
Мишель, тот самый юноша, а теперь крепко сбитый рослый мужчина с усиками, гостиничный швейцар, помог Уфтюжанинову и Андреянову затащить на второй этаж тяжёлые сундуки.
Время было позднее, и официальные визиты пришлось отложить до утра. Супруги решили пройтись по вечернему Парижу. Для безопасности взяли с собой Уфтюжанинова, вооружённого шпагой и пистолетом. В Нотр-Дам начиналась вечерняя служба. Главный вход западного портала под окном-розеткой втягивал внутрь здания цепочку людей. На паперти толпились побирушки и канючили на разные голоса. Беньовские вошли в храм в тот самый момент, когда раздались первые величественные звуки большого органа и запели певчие. Звуки и голоса тонули в пространстве огромного храма и отзывались высоко под сводами. На алтаре мерцали свечи, и священнослужитель в епископской митре начал проповедь.
После богослужения Беньовский предложил Фредерике пройтись до кабачка, где когда-то собирались горластой и беспокойной стаей поляки-конфедераты. Кабачок легко отыскался по броской вывеске и причудливому фонарю над входом.