- Согласен с Адольфом, - сказал Хрущов. - У меня другое предложение. Составим письмо-жалобу, адресованное португальским властям Макао и китайскому губернатору Кантона. Напишем, что человек, называющий себя бароном де Бенёвом, на самом деле бывший каторжник, который увёз обманом людей с Камчатки. Напишем и о других его прегрешениях, о расправе над туземцами Формозы. И закончим письмо просьбой задержать Мориса Августа как беглого преступника. Напомним при этом, что у России с Португалией и Китаем были всегда добрые отношения.
- Мне больше по душе план Хрущова, - сказал Винблад.
Таким образом предложение Степанова об аресте Беньовского отпало...
- Но как мы доставим письмо по назначению? - спросил Степанов и сам же ответил: - Есть один неплохой путь. Через голландцев.
- При чём здесь голландцы?
- А вот при чём. Наше Плавание вдоль Японии не могло не вызвать настороженного внимания голландских представителей. Они ревниво встречают всякую попытку других европейцев проникнуть на Японские острова как угрозу своей торговой монополии. Голландцам мы должны внушить, что наш барон предпринимал в Японии такие шаги, которые идут во вред голландским интересам. В порядке ответной любезности голландцы передадут наше письмо кому следует.
Так и решили - составить послание, адресованное португальским и китайским властям, и передать его через голландских купцов.
- Кто пойдёт на переговоры с голландцами? - спросил Хрущов.
- Тот из нас, кто прилично владеет французским языком, - ответил Степанов. - Большая вероятность, что голландцы этот язык знают.
- Тогда не я, - сказал швед.
- Идти вам, Ипполит, - сказал Хрущов, - я во французском не силён.
Степанов молча согласился.
На следующий день приехали англичане из Британской Ост-Индской компании забирать пушнину. С ними приехал и Беньовский. Шкурки тщательно пересчитывали. Помешать англичанам Степанов и его друзья не решились. Получив от компанейских представителей расписку, Морис Август уехал на байдаре на французский корабль договариваться с капитаном де Сент-Илером. Выждав некоторое время, Степанов на другой лодке съехал на берег. Найти контору Нидерландской Ост-Индской компании удалось легко. Первый же встречный европеец показал ему на небольшое кирпичное, неоштукатуренное здание с окнами в частых оконных переплётах.
В конторе оказались те самые голландцы, которые донимали вопросами Беньовского на приёме у губернатора Сальданьи.
Встретили они Степанова с большим интересом и любопытством.
- О, господин с корабля "Санта Питер"! - воскликнул главный из голландцев, господин ван Хове. - Присаживайтесь. Не хотите ли холодного жасминного чая?
- Нет, благодарствую.
- Ваш корабль посетил Японию?
- Пришлось.
- И многие гавани посетили?
- Нет, только две. Во второй японцы не пустили нас на берег, пытались задержать судно. Японию мы, можно сказать, и не видели.
Голландцы с ухмылкой переглянулись.
- А ваш предводитель рассказывал нам совсем иное, - сказал другой голландец. - Вы будто бы исследовали всю Японию от северной её оконечности до южной.
- Видите ли, господа... Сказать, что это плод богатой фантазии барона де Бенёва, было бы недостаточно. Он одержим навязчивой идеей открыть Японию для русских и всех других иностранцев. Через начальника поселения он передал верховному правителю Японии послание, в котором излагал все преимущества, какие получит Япония от открытия её портов для всех иностранных кораблей. Тем самым де Бенёв хотел бы выслужиться перед русской императрицей и заслужить прощение.
- За что прощение? - спросил с любопытством ван Хове.
- За все прегрешения беглого каторжника, сосланного Екатериной на Камчатку.
- Что же вы хотите от нас?
- Содействия друзей. Разве Голландия и Россия не были всегда дружественными державами? Разве Пётр Великий не был желанным гостем в вашей стране? Разве он не постигал с помощью голландских мастеров кораблестроительное искусство?
- О да, кайзер Питер был большим другом голландцев.
- Передайте эти письма - одно здешнему губернатору, другое главному мандарину Кантона.
- О чём письма?
- Они не запечатаны. Можете ознакомиться с ними, если считаете нужным. И прошу вас не медлить. На судне назревает бунт. Де Бенёв сумел восстановить против себя весь экипаж.
- Скажите, господин...
- Степанов.
- Господин Степанофф, ваш предводитель действительно барон?
- Настоящий он барон или самозваный - один Господь Бог ведает. А то, что он беглый каторжник, это уж точно.
Когда Степанов покинул контору Нидерландской Ост-Индской компании, голландцы долго совещались. С письмами, написанными по-французски, конечно, ознакомились.
- Судя по всему, этот Бенёв отчаянный враль и хвастунишка.
- Вы думаете, Степанофф правду говорил?
- Конечно, что-то они там не поделили с Бенёвом и поэтому озлобились друг на друга. Но слова сегодняшнего гостя внушают мне больше доверия, чем бахвальство барона. Надо знать японцев, их стремление к изоляции, чтобы усомниться в справедливости того, что мы слышали вчера от Бенёва.
- Что будем делать с письмами?
- Кантонским властям посылать вряд ли стоит. Хлопот много, а результатов никаких не будет. Губернатору Сальданьи можно и передать. Чтоб немножко проучить и скомпрометировать в его глазах хвастунишку - нечего покушаться на наши интересы.
- На наше монопольное положение в Нагасаки.
- Вот именно.
Ван Хове, понимавший по-португальски, отправился к Сальданьи с письмом Степанова и его сообщников. Он передал губернатору содержание разговора с русским, ничего не прибавив от себя, и передал ему письмо. Губернатор не владел французским и поэтому попросил голландца пересказать его содержание.
- И что вы по сему поводу думаете? - испытующе спросил Сальданьи.
- Затрудняюсь что-либо сказать. За что, как говорится, купил, за то и продаю. Счёл своим долгом оповестить вас как главу власти в Макао.
- Вы правильно поступили. А всё-таки... Не могло здесь быть сведения личных счетов?
- Возможно. Этот господин, приходивший ко мне, был очень враждебно настроен против барона.
- Вот видите. За информацию, дорогой ван Хове, спасибо. Разберёмся.
Попрощавшись с голландцем, губернатор предался размышлениям над тем, что тот поведал ему. Он знал, что все компанейские голландцы болезненно-ревниво относятся к любому посягательству на их торговую монополию в Японии. Именно это могло вызвать у ван Хове и его коллег резкую неприязнь к барону Аладару де Бенёву, рассказывавшему здесь о своих странствиях и японских впечатлениях. А не их ли рук дело - вся эта затея с письмами? Простодушный дом Сальданьи проникся симпатией к барону-мореплавателю. Он и сам произвёл очень благоприятное впечатление, и его щедрые подарки растрогали губернатора, и, наконец, приятное оживление внёс барон и в жизнь колониального захолустья. Губернатор не придумал ничего другого, как откровенно рассказать Беньовскому о визите голландца и показать ему письмо. Так он и сделал, когда Морис Август вернулся с фрегата "Дофин", успешно договорившись обо всём с капитаном де Сент-Илером. Француз запросил за перевозку его команды при полном довольствии изрядную сумму и дал понять, что не намерен уступить ни одного су. Пришлось согласиться с его условиями. Всё же у Беньовского оставался ещё немалый куш из той суммы, которая была выручена от продажи судна и пушнины.
- Я не хотел бы, барон, придавать всей этой истории слишком большого значения, - сказал ему Сальданьи, рассказав о визите голландца и передавая письмо. - Я убеждён, что у вас на корабле есть недоброжелатели.
- Знаете, дом Сальданьи, я как раз сам собирался рассказать вам обо всём. Я был уверен, что появится что-нибудь подобное этому кляузному письму. На корабле назревает бунт.
- Бунт? С какой же целью?
- Завладеть городом, разграбить его склады, лавки и уйти с награбленным добром.
- Серьёзное обвинение. Оно обоснованно?
- Об этом мне сообщили надёжные люди, на которых я могу положиться.
- Кто же зачинщик бунта?
- Тот самый Степанов. Он проникся патологической неприязнью ко мне. Я, видите ли, католик, стало быть, схизмат, иноверец. Эта неприязнь усиливалась по мере того, как я стал пресекать пиратские намерения Степанова и его русских друзей.
- Почему он называет вас беглым каторжником?
- О, это забавная история. Покидая камчатский берег, я помог укрыться на борту корабля русским ссыльным: Степанову, Хрущову, Батурину, покойному Турчанинову, военнопленному шведу Винбладу. Все они были высланы императрицей Екатериной на Камчатку за разные серьёзные преступления. Поступил я так, руководствуясь чувством христианского милосердия и сострадания. Пожалел несчастных. С тех пор у Степанова вошло в привычку употреблять выражение "ах ты, беглый каторжник". Я не слишком обращал внимание, когда и меня сей Степанов так оскорбительно называл, хотя это он как раз и есть беглый каторжник.
Поверил ли дом Сальданьи Беньовскому? Может быть, и не поверил. Но решил, что будет надёжнее и спокойнее, если принять крутые меры - а вдруг и впрямь люди с корабля вооружатся и начнут грабить город. По приказу губернатора на борт "Святого Петра" была направлена рота солдат колониального гарнизона, и весь экипаж и пассажиры корабля были взяты под стражу и препровождены на берег. Вытаскивали из трюма и из кают даже тяжелобольных. Ослабевшего от продолжительной болезни Батурина солдаты вынесли на руках. Всех развезли по тюрьмам, которых в городе было несколько.