Иван попробовал было встать, чтобы как-нибудь укрыться от взоров нового посетителя, но кот напомнил о себе таким грозным ворчаньем и так расправил когти перед его глазами, что он счел за лучшее более благоразумным остаться в прежнем положении до возвращения Хапилы.
Со двора доносились окрики знахаря и переговоры, подобные тем, какие пришлось вести раньше Вельяминову.
Пес неистово заливался.
Потом он разом затих: очевидно, колдуну пришлось впустить посетителя.
Послышался скрип ворот.
- Ну, идут сюда, - подумал юноша с таким чувством, что был готов провалиться сквозь землю, только бы укрыться от непрошеного свидетеля его посещения избенки колдуна.
Дверь отворилась, и в избу следом за знахарем вошел Некомат Суровчанин.
Войдя, он остановился как вкопанный.
Он был очень неприятно поражен, застав у Хапилы другого посетителя.
Однако быстро овладел собою и, слегка поклонясь Вельяминову, промолвил, обращаясь к ведуну:
- Кое зачем ты мне, старче, надобен.
Иван и Некомат не были близко знакомы, но в лицо знали друг друга.
- А надобен, так говори, - сказал колдун.
Как ни тихо говорил Суровчанин, Иван расслышал. Любопытство его было затронуто.
Хапило, не говоря ни слова, взял большую медную кружку с блестящим дном, наполнил ее до половины водой и поставил на столе.
- Пасынка твоего ведь Андреем Кореевым звать? - спросил знахарь.
- Да.
- Племяш Епифана, что к рязанскому князю отъехал… - пробормотал Хапило, словно соображая.
Взяв щепоть какого-то порошка, бросил его в кружку, отчего вода потемнела, но дно ярко просвечивало.
- Подь сюда да смотри сквозь воду на донышко… Там ты, может, увидишь своего пасынка… Глаз не отрывай и мигай поменьше…
Суровчанин склонился над кружкой, а знахарь что-то забормотал быстрой скороговоркой, плавно проводя в то же время руками над головой и вдоль щек купца.
Через некоторое время Некомат почувствовал словно сонливость. Дно ярко блестело сквозь воду.
- Видишь пасынка? - спросил знахарь таким голосом, словно приказывал.
На гадающего словно налетела какая-то пелена, потом быстро ниспала, сияющее дно исчезло. Вместо него он увидел поляну среди леса и трех всадников, из которых один был Андрей, двое других - Большерук и Андрон.
- Вижу, - ответил купец странным, глухим, не своим голосом.
- Смотри дальше!
И одна за другой проходили картины.
То Некомат видел пасынка в дремучем лесу, у багряного костра, среди ночной тьмы, то переплывающим реки, то подъезжающим к городу, окруженному крепкой стеной с башнями, с бойницами…
Вон какой-то муж обнимает его, как родного…
Старец в княжеском наряде… Величественный, как патриарх…
И старый князь смотрит ласково на Андрея и приветливо улыбается…
Потом Андрей опять, но не прежним скромным юношей. На нем алый плащ… Огнем горит из-под плаща панцирь тонкой заморской работы.
И смотрит куда-то юноша… Словно на него, на Некомата…
И вот бловно встречаются их взгляды.
Грозно смотрят очи пасынка на отчима и словно говорят:
- Я не забыл… Вернусь… Идет погибель твоя…
Вскрикнул Некомат, опрокинул кружку и обвел мутным взглядом каморку, словно внезапно проснулся.
- Значит, беда… Значит, надо все бросать… Бежать… - пробормотал он, еще словно в каком-то забытьи.
Провел рукой по разгоряченному лбу и окончательно очнулся.
Взглянул на Вельяминова и вспыхнул.
А тот жадным взглядом впивался в его лицо, следя за всеми переменами выражения. Расслышал он и последние слова Некомата и подумал:
"Нашего поля ягода",
Суровчанин встал, кинул несколько грубых монет на стол и сказал:
- Иду… Выпусти меня…
- Я тоже… Поедем вместе. Вдвоем побезопасней, - промолвил Иван и добавил: - знахарь, возьми свою кошку!
Хапило сделал знак, кот спрыгнул на лежанку.
Вельяминов поднялся и прошел вслед за Некоматом.
Молча вышли за ворота, молча вскочили на седла и тронулись в путь. Обоим надо было в сторону Москвы. Каждый был занят своими думами.
Тусклая луна по временам освещала угрюмые лица. Первым прервал молчание Некомат.
- Ты не сказывай о том, что у знахаря меня видел.
- А ты про меня.
- Вестимо ж.
Помолчали.
- Э-эх! Пропади пропадом буйна головушка, - сказал Вельяминов, - покину родную сторонку… Поеду в чужой край искать счастья…
Эта мысль совпала с думами Некомата.
Он даже вздрогнул.
- С чего так? - спросил он, стараясь принять равнодушный тон.
- От добра добра не ищут. Что мне здесь делать? То ль дело у князя тверского! У него и почет и казны добудешь… Такому князю и служить любо… У тебя тоже беда стряслась?
- Н-да, - процедил Суровчанин.
- Слышал я, как ты у знахаря говорил, что пасынок убег. Я его знаю - Андрей Лексеичем звать… Да и тебя тоже. Чай, и меня признал?
- Признал: сын тысяцкого.
- Да сын его, а не сам тысяцкий, как должно бы быть… Изобидел меня Димитрий Иоанныч… Прямо скажу - отъеду от него в Тверь.
На минуту он замолк, потом спросил решительно:
- Ты ведь тоже бежать задумал?
- Я? Да… Нет… - замялся застигнутый врасплох купец.
- Ты не виляй. Чего таиться? Не выдам. Сам слышал, как ты говорил, что "беда" и что "бежать надо". Хочешь - едем вместе. Говорю - у тверского князя нам будет не жизнь, а масленица. Он московских ласкает. Сразу первыми людьми станем.
- Об этом, брат, надобно подумать. Тебя в Москве дома ждут?
- Кому ждать? Бобыль.
- Так езжай ночевать ко мне. Ну, и потолкуем.
- Что ж, можно.
Результатом этой ночевки и "толкования" было то, что через несколько дней Некомат спешно продал свои московские лавки, а Вельяминов свой дом.
А еще некоторое время спустя оба они бесследно исчезли из Москвы, прихватив с собою нескольких людишек.
Усадьба и поместье Кореева были брошены на произвол судьбы.
Конечно, этим с большой пользой для себя воспользовались "добрые" соседи.
Не положил охулки на руку и Пахомыч, которого Некомат почему-то не счел удобным взять с собою.
VI. ПОП Митяй
После погребения последнего тысяцкого отец Михаил - он же Митяй - вернулся в село Коломенское.
Какою убогою показалась ему маленькая деревянная церковь, в которой он служил, после величественных храмов Чудова монастыря!
Каким тесным и жалким представлялось ему Коломенское после Москвы, - уже и тогда довольно обширной, - с ее палатами бояр, с ее церквами, блещущими золотыми маковками!
- Разве здесь мне место? - думал он однажды, стоя у окна в одной из горниц своего маленького дома и смотря на десятки в беспорядке разбросанных лачужек, с потемневшими соломенными крышами. - Другие в Москве священствуют, а меня вон куда кинуло. А нешто они ровня мне? Будь я в Москве, на глазах у великого князя, чего б я не добился… Протопопом-то, наверно, давно бы был… Эх-эх!..
И сердце его усиленно билось от себялюбивых помыслов и от зависти к другим, более его счастливым.
- Великий князь сказал, что не забудет меня, что охочь почаще слышать… Дал бы Бог. А только теперь уже которая седмица идет с той поры, а нового мало…
В это время он заметил молодого человека, в подряснике, подъезжавшего к его дому в маленьком волоке и оглядывавшегося по сторонам, как будто он что-то искал глазами.
Митяй вгляделся и узнал в проезжавшем одного из митрополичьих келейников.
Затем он услышал, как келейник спросил какого-то прохожего:
- Где тут поп Михайло живет?
- А вот издеся, - донесся ответ.
- Ко мне от владыки! - мелькнуло в голове Митяя, и он поспешил в сени навстречу приезжему.
Вскоре келейник вошел в дом.
При виде Митяя он сказал:
- Ты отец Михайло будешь? Собирайся сейчас и едем: владыка тебя требует.
- Зачем? - не без робости спросил поп.
- А уж это мне неведомо.
Через несколько минут Митяй уже мчался в волоке с келейником к митрополичьим палатам.
Когда он приехал, его тотчас же ввели к владыке.
Святой Алексей был не один: с ним находился Димитрий Иоаннович и несколько княжеских приближенных.
Почтительно поклонившись великому князю и приняв благословение от митрополита, Митяй остановился в нескольких шагах от них, склонив голову.
Он чувствовал на себе пытливые взгляды нескольких десятков глаз и слегка смущался.
- Подойди поближе, отец Михайл, - ласково промолвил великий князь.
И когда тот приблизился, продолжал:
- Не забыл я, как сладостно говоришь ты… Хочу почаще слушать…
- По воле княжеской, - промолвил митрополит, - перевожу я тебя из села Коломенского в Князеву церковь… И будешь ты духовником великокняжеским.
- Рад? - спросил, улыбаясь, Димитрий Иоаннович.
- Рад ли, рад ли? - проговорил дрожащим голосом Митяй.
И не мог продолжать - дух захватило.
Он только земно поклонился владыке и великому князю.
Святой Алексий зорко взглянул на нового княжеского духовника, и по лицу владыки словно пробежала тень.
Быть может, его чистое сердце подсказало, что только мирскими помыслами полна душа Митяя.
Великий князь вскоре его отпустил, приказав "собирать свой скарб не мешкая, чтобы дня через два и перебраться".
Возвращаясь домой, Митяй, что называется, не чувствовал под собой ног от радости.
"Наконец-то!" - думал он.