Кудрявая головка ребенка была немного повернута к двери, и вошедшие увидели серьезное личико с приподнятыми, будто в минуту сомнения, бровками, казалось прорисованными коричневой тушью. "Самый курносый из всех носов" (так прозвал Огюст нос своего сына) безмятежно сопел, ибо Луи не знал и не ведал о потрясениях, свершившихся в этот день. Ему просто не было до них дела.
Несколько минут муж и жена стояли над колыбелькой, держась за руки, ничего друг другу не говоря. Потом Элиза опустила полог и потянула Огюста за руку, шепнув чуть слышно:
- Идем… Не то проснется. Он стал просыпаться от взгляда.
Они уже выходили из комнатки, когда над входной дверью залился звонок. Элиза вздрогнула и вся напряглась, и Монферран почувствовал, как задрожала ее рука в его руке.
Из комнатки в другом конце коридора выскочила Анна, подбежала к двери, спросила: "Кто?". Ей что-то ответили, но что именно, слышно не было. Девушка отшатнулась от двери, кинулась к хозяевам и, дрожа с ног до головы, пролепетала:
- Это… полиция!
- Ну и что? - зло проговорил Монферран. - Подумаешь, событие! Теперь, наверно, по всем домам, что поближе к площади, будут ходить. Однако мы не так уж и близко… Черт бы их побрал! Открой!
- Нельзя, барин! - воскликнула Анна и вдруг расплакалась.
В коридор вышел Алексей и, глянув на дверь, над которой опять забрякал колокольчик, перевел взгляд на Элизу.
- Что делать, Элиза Эмильевна? - спросил он спокойно.
Услышав Аннино "нельзя, барин", Огюст догадался о том, что случилось, но все же он отшатнулся, когда Элиза, повернувшись к нему, тихо и твердо произнесла:
- Анри, в твоей библиотеке… там - раненый офицер. Я подобрала его на лестнице за три часа до твоего прихода, когда в очередной раз выходила тебя встречать.
У Монферрана на мгновение явилось желание непристойно выругаться, однако оно мелькнуло и исчезло, а в сознании вдруг возникла странная мысль: "Когда-то такое уже было. Когда же? Ага, помню! Это когда за Тони гнались жандармы. Ну да! В самом деле похоже!"
Колокольчик опять стал надсаживаться. Огюст подошел к двери и спросил, наклонившись вперед, не повышая голоса:
- Что надо? Кто такие?
- Прошу прощения! - отозвался из-за двери хрипловатый голос. - Полиция, сударь. Приказано квартиры все осмотреть. Днем дворник видел у вашего крыльца подозрительное лицо. И кровь у вас на лестнице. Откройте. Мы бунтовщиков ищем. Цареубийц.
- У нас таких нет, - спокойно сказал Монферран.
- Август Августович, - зашипел ему в ухо Алексей. - Я скажу, что это я впустил его, а вы не знали…
- Молчи! - Огюст резко обернулся, взгляд его стремительно пронесся по коридору. - Молчи уже…
- Откройте, сударь, - снова настойчиво проскрипел голос за дверью. - Мы посмотрим и уйдем.
- Да не может у их быть, - донесся еще один голос, и Монферран узнал здешнего дворника Игнатия. - У кого угодно, да не у них… Это ж человек известный, строитель. Чего ему бунтовщиков прятать?
- Мне велено все осмотреть! - отрезал хриплый.
И тут Огюст толкнул Алексея в плечо и шепнул ему:
- Быстро, Алеша, быстро! Часы к двери!
Алексей понял приказ и живо метнулся к высоченным старинным часам, что стояли у стены посреди коридора. Эти музыкальные часы-шкаф Монферран, не удержавшись, купил год назад на какой-то распродаже и установил в коридоре, ибо для любой из комнат они были велики. Часы были настоящим произведением искусства, их оформление приводило в восторг всех, кто приходил в гости к Монферрану, однако били они так громко, что будили всех в квартире, и Огюст вскоре, поковырявшись в механизме, лишил их боя.
Зная, как тяжел громоздкий шкаф, архитектор подскочил к слуге и помог ему сдвинуть часы с места. В несколько секунд они передвинули их на две сажени вправо, шкаф заслонил и совершенно скрыл дверь библиотеки, притиснувшись к стене детской.
После этого Огюст вернулся назад и спокойно отворил входную дверь.
Вошли трое полицейских, один из которых, судя по всему офицер, держал в руке обнаженную саблю, и с ними дворник Игнатий.
- Извиняемся, ваша честь! - пробормотал он в сильном смущении, прошмыгивая мимо Монферрана.
- Кто предписал вам, сударь, учинять обыск в моей квартире? - резко спросил Огюст офицера. - Вы знаете, кто я такой?
- Знаю, ваша милость, - ответил полицейский. - Знаем-с, что при дворе служите… Но закон-с! Бунт был сегодня. А тут видели бунтовщика. Позвольте-с только в комнаты заглянуть. И мы тотчас уйдем. Приказ генерал-губернатора - искать везде и всюду.
- Не городите вздора! - прорычал Монферран. - Генерал-губернатор убит. Я это видел своими глазами.
- Стало быть, помощника, сударь… Либо нового уже назначили. Я не знаю, но мне так велено. Не извольте гневаться.
- Ну хорошо же! - глаза архитектора метали молнии. - Как вам угодно, но имейте в виду, так просто вам это не обойдется. Лезьте же, куда хотите: в шкафы, под кровати. Извольте! Однако со мной шутки плохи, запомните!
Офицер, пожилой и опытный служака, слышал не раз такого рода угрозы и знал, что они не всегда пусты, но долг пересилил в нем опасения, к тому же он был только исполнителем чужой воли. Втроем стражи порядка заглянули в каждую из комнат. Сначала - в привратницкую и комнатку горничной, причем там и там не постеснялись действительно нагнуться, чтобы заглянуть под кровати, и приоткрыть дверцы платяных шкафов. То же произошло и в хозяйских спальнях, а в кабинете офицер полез было под письменный стол, но у него заломило поясницу, и он разогнулся с кряхтением, понимая, как нелепо искать бунтовщика под столом. В гостиной прятаться было негде - туда полицейские не стали и заходить, только посмотрели через порог. Однако Огюст указал офицеру на пылающий камин и настойчиво посоветовал:
- Туда посмотрите, туда! Может, он из породы саламандр!
- Чертей не ловим-с! - отрезал офицер и, дойдя до конца коридора, остановился перед дверью детской. - А что здесь имеется?
- А вы зайдите и посмотрите! - понижая голос, но так же яростно ответил хозяин и, так как офицер заколебался, схватил его за рукав и, распахнув двери, втянул в комнатку.
Луи спал крепко. Шум в коридоре не разбудил его. Под опущенной кисеей просвечивало его хрупкое личико.
Огюст близко поднес свечу в подсвечнике к изголовью колыбели, отдернул полог, осветив спящего ребенка, и глухо прошипел в лицо опешившему офицеру:
- Ну? Похож он на вашего цареубийцу?! Заберете или нам оставите?
- Простите, ваша честь, - с видом ужасного смущения пробормотал страж порядка. - Не извольте сердиться… Прощайте-с!
- А я вам говорил! - прогудел из угла коридора дворник!
- Молчать, болван! - отрубил в ответ ему полицейский, и через минуту всей компании не осталось и следа.
Огюст тщательно запер за ними двери и, упав на табурет, тихо расхохотался. Элиза встала возле него на колени и молча его обняла.
Алексей вытер концом указательного пальца капельки пота, выступившие у него на переносице, и улыбнулся Анне, которая на протяжении всей сцены стояла возле стены, будто приклеившись к ней, с расширенными застывшими глазами, а теперь, оживая, начала тихонько всхлипывать.
- Надо же! - произнес наконец Алеша. - И как они, Август Августович, не догадались-то, что тут еще комната есть?
- Ты бы тоже не догадался, - усмехнувшись, проговорил архитектор. - Тут голову иметь мало, надо уметь в голове план рисовать, а этому учиться надо. Гостиная длинная, окна вдоль стены, так что кажется еще длиннее. Ширина библиотеки невелика. Высчитать ее в уме не так легко, а этим-то болванам и подавно такая задача не по плечу. А я еще жалел, что для книг у меня так мало места… Уф! Пусти меня, Лиз, я встану. И давайте-ка отодвинем часы и посмотрим на вашего гостя.
- Анри, но ты… ты помнишь… он ранен! - чуть дрогнувшим голосом произнесла Элиза.
- Еще бы не помнить! Без этого на лестнице бы не было крови, - налегая плечом на шкаф, архитектор в душе удивился, как они с Алексеем смогли так быстро его сдвинуть. - А вы, господа, не могли додуматься смыть кровавые пятна, а?
- Я смывала, - чуть слышно отозвалась Анна. - Мне Элиза Эмильевна велела, и я смыла. Но, значит, не везде.
- Значит, делать это надо было тебе, Алеша, а ребенку этого не поручать! - заметил Огюст. - Уф! Ну, кажется, ползет… Экая тяжесть!
Дверь библиотеки была заперта, и Элиза, поспешно достав из-за корсажа ключ, открыла ее.
Между тесными рядами книжных шкафов, прямо на полу лежал матрас, застеленный чистой простыней. Поверх одеяла на этой импровизированной постели полулежал, опираясь на локоть, человек, одетый в гренадерский мундир. При появлении хозяина он, видимо сделав над собой неимоверное усилие, поднялся, держась рукой за шкаф, и шагнул навстречу Огюсту. Свеча озарила ладную фигуру, растрепанную белокурую голову, совсем молодое лицо с голубыми чистыми глазами. Раненому было, наверное, около двадцати пяти лет.
- Сударь, - тихо проговорил он, выпрямляясь явно из последних сил, - я прошу меня извинить… Мне…
И тут вдруг его глаза расширились от изумления, он отпрянул, едва не потеряв равновесия, и тихо вскрикнул:
- Мсье Монферран!
Ошеломленный архитектор в свою очередь отшатнулся.
- Только этого и не хватало! - воскликнул он. - Мы еще и знакомы с вами, корнет? Учтите, в любом случае, я вас не знаю и знать не хочу!
Молодой человек улыбнулся, и улыбка сделала его лицо совсем мальчишеским.
- Разумеется, - сказал он, - вы не знаете меня, но я не виноват, что за одиннадцать лет вы совершенно не изменились. Позвольте представиться: граф Георгий Артаманцев.