XII
Поздним вечером, когда Элиза уже заснула, он потихоньку прошел в свой кабинет и открыл верхнюю часть секретера. Там в плоской сандаловой шкатулке лежали деньги, которые он откладывал для расплаты с ростовщиками. Очередная выплата должна была состояться через месяц, и Огюст стал в уме прикидывать, как лучше договориться об отсрочке и с которым из кредиторов (их оставалось двое).
Пересчитав деньги, он обнаружил, что их больше, чем он рассчитывал. В шкатулке за четыре месяца накопилось тысяча сто рублей. Ростовщикам он предполагал отдать семьсот, остальное потратить на книги.
Подумав, архитектор оставил три сторублевые бумажки в шкатулке, другие восемь засунул в бумажник. Восьмисот рублей может не хватить, но в конце концов коляску можно купить и в рассрочку, заплатить, скажем, две трети, остальные после (так многие делают).
За порогом кабинета Монферран наткнулся на Алексея. Слуга выковыривал из подсвечника, стоявшего на крышке фортепиано, оплавленный огарок свечи. Рядом лежала новая свечка.
- Давно поменять пора, - деловито проговорил Алексей и искоса поглядел на бумажник в руке хозяина.
- Тебе денег надо? - усмехнувшись, спросил Огюст.
- Рублик бы…
- Зачем?
Алеша наморщил лоб.
- Башмаки бы… - выдавил он. - Эти-то течь стали. А осень ведь.
- Послушай, Алеша, - Монферран опять готов был вспылить, но взял себя в руки. - Ты не думай, что я потерял память. Я две недели назад тебе дал на башмаки пятьдесят копеек. Выходит, ты их уже сносил?
Слуга засопел и молча уставился куда-то в стену. Его выступающие скулы покрылись румянцем.
- Ну? - Огюст вытащил из бумажника рубль и помахал им перед носом Алексея. - На что тебе, а? Ведь не для себя просишь, я знаю.
Алексей умоляюще посмотрел на хозяина:
- Август Августович, вы ее знаете… Вдова, что к Элизе Эмильевне иногда чай пить ходит. Внизу-то напротив живет. У нее сынок лихорадкой мучается, а дрова кончились…
- Ах, черт, ты что же делаешь! - вырвалось у Огюста. - Ты ведь и раньше, значит, ей на свои деньги дрова покупал! А теперь вот жалование стало маленькое, так и не хватает… А на себя хоть копейку тратишь? Сам без башмаков! Всему двору помочь хочешь? Или всему свету? Филантроп!
- За что ж вы, Август Августович, так-то ругаетесь? - обиделся парень. - Я ж прошу - не краду…
- Еще б ты крал! И так на меня не смотри! Думаешь, мне не стыдно, что ты последнее время мне за суп с лапшой служишь?
- Я б вам и за корку хлеба служил! - буркнул Алексей. - В деньгах ли дело? А людям надо помогать - сами знаете. Господь велел.
Огюст рассмеялся:
- Неопровержимо! На, держи свой рублик. И еще один на: башмаки купи все-таки. И больше у меня в этом месяце не проси. У меня нет, понял?
- Понял, - кивнул Алексей, радостно зажимая деньги в кулаке.
- И брось всех жалеть! Все тебя не пожалеют.
С этими словами Огюст собирался уже выйти из гостиной, но его догнали неожиданные слова Алеши:
- А итальянца-то вы сегодня зря поколотили, сударь.
Монферран резко обернулся:
- Тебе какое дело? Хватит того, что ты в меня вцепился, как клещ. Чуть в грязь не свалил! Грубиян!
- Да что ж делать было? - Алеша грустно смотрел на хозяина. - Простите, ради бога! Ну а кабы вы его сильно покалечили? А он не виноват ведь… Я там с рабочими разговаривал…
- Опять во все лезешь! - Огюст едва сдержался. - Не виноват он, да? А воровал кто? Я?!
- Может, и он, - сказал Алексей. - Да вы ж его не за то… А сгрубил он со страху да с горя. Беда у него.
- Какая беда? - глухо спросил Монферран. - Ты у всех беду найдешь.
- Жена у него при смерти, Август Августович. Который год болеет. Холода ей, верно, здешние вредны. Итальянка тоже, из Рима… Он на лечение ее все деньги тратил, сам чуть не впроголодь жил, хоть и получают такие мастера, сами знаете, немало. Дочка их в услужение пошла тринадцати годков, чтоб отцу помочь. А жене все хуже да хуже. Доктор сказал: надо жену в Италию отправить, а не то конец! А этот Карлони-то, он любит ее… Вы уж его только с места не гоните! Он плохо работал потому, что ни про что уже и думать не мог. И своровал, верно, только ради того, чтоб спасти жену! Не губите человека! Он ведь плакал даже, Август Августович.
- Плакал? - глухо переспросил Монферран, вдруг ясно представив себе мастера Карлони плачущим.
- А как же! - Алексей заговорил еще поспешнее, стремясь закрепить произведенное впечатление. - Мне каменщики рассказали. Плачет и бормочет: "Прогонит меня француз, так я в Неве утоплюсь. Куда мне деваться? Пойду, в ноги ему упаду, чтоб не гнал!" А они ему: "Иди, иди, он об тебя вторую палку сломает!" Народ-то злой! Ну, он и еще сильнее заплакал. Пусть, говорит, покалечит лучше, да только не выгоняет!
- Жестокие люди! - прошептал Монферран, кривясь, как от боли. - Впрочем, я тоже жесток. Иди, иди, Алеша, спи и будь покоен. Я его не выгоню. Честное слово.
Измученный событиями этого дня, он не мог уснуть часов до трех ночи, а уснув так поздно, и проснулся позже обычного, часов около десяти.
Взглянув на часы, он вскочил с постели, кинулся умываться, накричал на Алексея за неполный кувшин воды и мятое полотенце, не стал завтракать, а проглотил наспех чашку чая, оделся, побрился и причесался с такой быстротой, точно делал это, собираясь в боевой поход, затем заметался по гостиной в поисках своей трости, но тут же вспомнил, куда она делась.
Без десяти одиннадцать он вылетел из дому, едва успев поцеловать Элизу, и бегом направился на строительство.
В одиннадцать он вошел в конторский сарайчик, расположенный вблизи неразобранных алтарных стен. Ему хотелось посмотреть записи мастеров об израсходованных материалах.
В сарае было человек шесть мастеров и подрядчик Крайков, строитель рабочих бараков. Все разом обернулись к архитектору и уставились на него, оторвавшись от своих дел. Но ни лицо, ни взгляд, ни походка Огюста - ничего не выдавало пережитого им смятения.
- Доброе утро, господа! - сказал Монферран с порога.
Все сразу закивали головами, здороваясь и с почти нескрываемым любопытством ожидая, что будет дальше, ибо в сарайчике, как нарочно, оказался в это время и мастер Карлони. Он стоял в глубине, возле стола, склонившись над раскрытой книгой для записей, и при появлении архитектора сразу склонился еще ниже, как-то весь пригнулся, будто хотел залезть под стол.
Огюст твердым шагом направился прямо к нему. Каменных дел мастер поднял голову от стола, и на лбу его Монферран увидел белое пятно пластыря, а на щеке косую жирную полосу пудры.
Карлони сделал едва заметное движение навстречу архитектору и съежился еще больше.
"Как бы и в самом деле не кинулся в ноги!" - с ужасом подумал Огюст и поспешно проговорил:
- Здравствуйте, Карлони.
- Здравствуйте, мсье, - ответил чуть слышно итальянец.
- Как дела у западного котлована? - голос начальника строительства был ровен и тих. - Блоки для укладки подготовлены?
Карлони вздрогнул всем телом и в неестественной тишине, разом поглотившей контору, пробормотал уже почти шепотом:
- Нет, мсье… Невозможно было… Прошел дождь, груды земли слиплись… Люди не могут справиться.
- А когда будет расчищено? - спросил Монферран.
- Завтра утром. К вечеру начнется обработка блоков.
Мастер втянул голову в плечи, будто вновь ожидал удара. Находившиеся в конторе люди перестали дышать.
- Хорошо, - произнес спокойно архитектор. - Спасибо.
В измученных глазах итальянца промелькнуло облегчение.
- Мне можно идти? - спросил он.
- Нет, постойте.
Огюст что есть силы вздохнул, чувствуя, как противный липкий комок застревает в горле. Но он сделал над собою усилие и необычайно звонким, почти ломающимся голосом произнес:
- Выслушайте меня, сударь. Вчера я нанес вам публичное оскорбление, за которое теперь прошу у вас извинения. Я сознаю, сколь отвратительным было мое поведение. Если можете, простите меня.
- Мсье! - вскрикнул пораженный Карлони.
Он побледнел, его глаза расширились, и Огюст вдруг заметил, что каменных дел мастер совсем молод, наверное, ровесник ему.
- Погодите! - Монферран не дал мастеру сказать больше ни слова и продолжал: - Если работать со мною вы больше не захотите, я выдам вам рекомендацию на другое строительство. Но вы сейчас здесь очень нужны, время нелегкое, и потерять такого опытного мастера для меня ужасно. Согласны вы принять мои извинения и остаться?
- Боже мой, ваша милость! - вскрикнул мастер. - Да что вы?!
- Да? - спросил Огюст, протягивая ему руку.
- Да, да, конечно! - Карлони схватил его руку и сжал в горячей потной ладони. - Ах, сударь!
- Ну, спасибо вам!
Огюст повернулся и пошел к двери, но с порога обернулся и сказал с насмешливой улыбкой:
- А вас, господа, оставляю обсуждать происшедшее.
Он вышел. Внутри у него все горело. Досада, облегчение, стыд, недоумение от того, что он сейчас сделал, самые несовместимые чувства одолевали его. Ему захотелось дойти до Невы, глотнуть ветра.
С северной стороны строительная площадка была окутана темным терпким дымом - это густо дымились смоловарни. Монферран подумал, что надо распорядиться отнести их подальше от рабочих бараков: ветры с Невы усилились и заносили дым прямо в двери и в узкие окна.
Почти у самой пристани архитектора догнали шуршащие, торопливые шаги. Робкий голос окликнул сзади:
- Сударь! Мсье Монферран!
Архитектор обернулся. За его спиной стоял Карлони. Лицо мастера, еще недавно бледное, было покрыто алыми пятнами.
- В чем дело? - спросил Огюст. - Что случилось?