* * *
В Равенне тоже установилась хорошая солнечная погода. Любимой служанке Кальвисия Тулла Техенне, уроженке Ливийской пустыни, больше по душе длинные солнечный лучи, нежели бесконечные нити дождя, который часто случается на севере Италии.
Проехали южные городские ворота. Кальвисий поздоровался с начальником стражи - знаком с ним уже не один год, поинтересовался: не слышно ли что о сбежавшей дочери Плацидии? Тот ответил:
- Как в воду канула... Евнух Антоний ищет, но пока никаких следов... Ты сам знаешь, Кальвисий, если он взялся за дело, то доведёт его до конца... А императрица вне себя от злости...
- Ничего, позлится и перестанет... - сказал Кальвисий, но так вышло, что сказал как бы для себя, потому что повозка оказалась уже внутри города (а может быть, на это и рассчитывал) и крепостная стена осталась позади.
Проехав с полмили по булыжной мостовой центральной улицы, возница ввернул на более тихую, обсаженную по обеим сторонам пиниями. Увидев их, Техенна пришла в восторг:
- Кальвисий, я не раз себе задавала вопрос, что напоминает мне серебристая крона этих деревьев... Смотри, Смотри! Я нашла ответ! Напоминает стеклянную вазу на тонкой ножке, в которую можно положить виноградные гроздья...
- У тебя, милочка моя, поэтическая душа, как у Сапфо... "Я негу люблю, юность люблю, радость люблю и солнце. Жребий мой - быть в солнечный свет и в красоту влюблённой", - процитировал бывший сенатор строки из стихов знаменитой поэтессы с острова Лесбос.
- Говорят, что она будто бы бросилась с Левкадской скалы из-за неразделённой любви к красавцу Фаону? - произнесла красавица гречанка Алкеста.
- Случись что, вы, мои хорошие, со скалы не станете бросаться из-за меня... - утвердительно проговорил Кальвисий Тулл.
- Умирать из-за любви?.. Нужно было... А потом, Кальвисий, ты же не Фаон... - подал кто-то из женщин голос из глубины повозки.
- Эй, гляди у меня! - погрозил пальцем бывший сенатор.
- Так ведь Сапфо любила только девочек... - сгладила острый угол Алкеста.
- А мы любим Кальвисия Тулла! - дружно провозгласили рабыни.
Повозка остановилась у входа в сад перед высоким патрицианским домом. Выбежал слуга и, помогая хозяину вылезти из повозки, сказал ему:
- Господин, тебя с раннего утра дожидаются посланники из императорского дворца.
Из атриума вышли два человека, истинность профессии которых угадывалась при первом взгляде на них: оба были одинакового роста, наглухо запахнутые в паллии, топорщащиеся сбоку от рукоятей мечей: секретари...
- Не распрягай лошадей! - приказали они вознице. - Кальвисий, едем к корникулярию.
- Прямо сейчас?.. - удивился бывший сенатор, уже догадываясь, для чего его вызывает Антоний Ульпиан. - Так надо бы умыться с дороги, почиститься...
- Во дворце мы тебя и умоем, и почистим... - нагло пообещали секретари.
"Это всё по поводу Гонории... Буду молчать как рыба. Но они же, сволочи, выбьют всю правду... - Кальвисий взглянул на секретарей, расположившихся в повозке напротив, ухмыляющихся, со стальным блеском в глазах... - От таких "посланников" пощады ждать не приходится... Но ты погоди, не хорони себя раньше времени... - И, вспомнив разговор с рабынями, тоже ухмыльнулся. - Я ведь давеча сказал им, будто в зеркало гадателя смотрел: "Случись что со мной..." Вот, кажется, и случилось..."
В таблине Антония, куда доставили бывшего сенатора, сидел Себрий Флакк...
"Не ожидал его здесь увидеть! Хотя почему не ожидал?! Он же тоже ездил на юбилей к другу в Рим... Значит, и Себрия пытали... Надеюсь, только вопросами... Иначе он бы не сидел тут, а гремел цепями в "крысиной норе" - в подземной темнице", - сразу промелькнуло в голове Кальвисия, и он поздоровался:
- Здравствуй, Себрий. Какими судьбами?
- И тебе здоровья, Кальвисий... Сейчас всё узнаешь.
Вошёл Антоний, за ним - скриб с деревянным ящичном на боку. Если евнух при императрице исполнял ещё и должность писца, то у себя он имел своего...
- Кальвисий Тулл, - обратился Антоний к бывшему сенатору, - твой друг Себрий Флакк ранее сообщил мне, что ты после праздника оставался у Клавдия ещё двадцать дней и можешь знать больше его, так как Себрий из Рима сразу уехал... Правильно я говорю? - Евнух неожиданно повернулся лицом к Себрию Флакку. Тот как-то сразу смутился, нервно заёрзал на скамейке.
- Правильно, - ответил Себрий, опуская глаза.
"Пёс... Уже что-то успел наговорить на меня..."
- А ты ничего не знаешь, Кальвисий? - Евнух снова обратился к бывшему сенатору.
- А что мне следует знать? - вопросом на вопрос ответил Кальвисий.
- Я говорю о Гонории, которая, по нашим сведениям, находится в Риме.
- Если она находится в Риме, так и задержите её там.
- Задержим... Она остановиться в Риме могла только у отца своего возлюбленного.
- Я даже не ведаю, кто у неё возлюбленный. Меня такие вещи не интересуют. У меня свои возлюбленные... - заявил Кальвисий Тулл.
- Дойдёт дело и до них, - пообещал евнух, явно недовольный ответами бывшего сенатора. - Всему своё время...
"Слава богам, что рабыни не знают, куда спрятали Гонорию..." - успокоил себя Кальвисий.
- Значит, ты о Гонории ничего не знаешь и ничего не ведаешь... Ладно. Я пока отпускаю тебя. Приедешь домой - подумай. Со своими возлюбленными-рабынями переговори. И скажи им, что в "крысиной норе" даже немые начинают говорить, - хохотнул Антоний, а скриб посмотрел на него, молча спрашивая: писать ли это или не писать?
- Пиши, пиши! Пусть всё читает наша императрица. У нас от неё тайн не существует...
"Ах, паршивец, злодей без яиц!.. Тайн, видите ли, не существует... Да ты окружён ими, как на подносе жареный кролик маринованными оливками, фигами и каперсами... Без этих тайн тебе и дня не просуществовать... Когда надо, ты перед Плацидией выдёргиваешь то одну, то другую, как шулер при игре в кости мечет нужную или "шестёрку", или "сучку".
- Хорошо, Антоний, я подумаю.
- Думай, да недолго. Сроку я даю тебе, любезный, два дня.
"А Себрий Флакк?.. Каков негодяй! Я оказался прав, не доверяя ему... И верно сделал, что сказал об этом Клавдию... А ведь Антоний своих секретарей, поди, уже и в Рим послал... К Октавиану-старшему... Правильно, что о друге думаешь. А сам-то как?" - снова тревожные мысли стали одолевать Кальвисия. А вернувшись в свой дом, подумал о сыне. Не ведал отец, что сына уже нет в живых... В конце концов, решение, которое он принял, может быть, и не пришло бы в голову бывшего сенатора, если бы он точно знал, что Рутилий погиб... Нет, не принял бы Кальвисий такого решения! Он бы потягался ещё с "пустой мошонкой" и не испугался бы его "крысиной норы"... И было не страшно в этом случае патрицию Кальвисию Туллу, что, засадив в тюрьму, его объявят государственным преступником и конфискуют всё имущество. Сына нет в живых, а тогда о чём беспокоиться?! Но Кальвисий думал, что Руталий ещё здравствует, и поэтому всё надо сделать так, чтобы не испортить ему карьеры и чтобы всё, чем владеет бывший сенатор, досталось его единственному наследнику... А это возможно, если Кальвисий... или примет яд, или в тёплой ванне вскроет себе вены...
"Впереди у меня ещё два дня... Я успею выразить свою неукротимую любовь к моим милым пташкам... Потом отпущу их на свободу. Расправляйте крылышки - летите!.. А то ведь и за ними придут, пообещал же евнух... - Кальвисий задумался. - Но вдруг завтра будет поздно?! От Антония можно ожидать всего... Сегодня, а не завтра я дам моим любимым рабыням "вольную". И пусть они идут, куда позовёт их душа... Дам на дорогу и золота. Они заслужили это, утешая меня на любовном ложе..."
Кальвисий дома в первую очередь смыл с себя дорожную грязь, а затем позвал ливийку Техенну:
- Милочка, у нас неприятности... Сегодня ты со своими подругами должна покинуть мой дом, я отпускаю всех на свободу, иначе вас замучают в подземной темнице... - И Кальвисий изложил ей всё, о чём речь шла в таблице помощника императрицы.
Ливийка поначалу не поверила словам господина, но потом только до неё дошла жестокость их смысла, и она ощутила со всей страшной силой безысходность положения, в котором они все оказались.
- Иди, позови тех служанок, кто был со мной в Риме.
И когда они собрались, Кальвисий также поведал им всё, о чём только что сообщил ливийке.
Рабыни сидели не шелохнувшись, до конца ещё не осознавая того, что может с ними случиться, если их отвезут во дворец.
- Но мы ведь ничего о Гонории не знаем. За что же будут нас-то пытать? - удивилась гречанка Алкеста, а у самой на глазах уже выступили слёзы...
- Об этом я тоже сказал корникулярию. Но ему это и неважно... Ему надо делать вид перед императрицей, что он прилагает все усилия по поимке Гонории...
- Кальвисий, а сам-то ты знаешь, где она находится? - спросила Техенна.
- Я знаю, моя хорошая, но даже тебе не скажу, чтобы не подвергать опасности, ибо в "крысиной норе" палачи вытянут из тебя это клещами...
- Кальвисий, чтобы спасти нас всех, в том числе и себя, иди и укажи корникулярию на местонахождение императорской дочери... Всё равно её найдут, - снова подала голос та из служанок, которая пряталась в глубине повозки.
- О тебе я думал всегда, что ты мерзавка, - серьёзно сказал Кальвисий. - Но всё равно и тебя я тоже отпущу на свободу... Вы сегодня же все уберётесь из моего дома... Все!
Бывший сенатор позвал своего помощника и велел писать на них "вольные".
- Обойдёмся без всяких у претора "поворотов", женщинам это и надо... Моей печати и подписи будет достаточно.