- Коран запрещает нам поступать против обещанного, - покачал головой Ахмат. - Что подумают о нас неверные, если мы станем нарушать заповеди пророка? Развяжите его и верните ему силы. - Он подошёл ближе и пристально посмотрел на Василия: - Мне сказали, что ты храбрый и искусный воин, урус. Хочешь служить в моём войске?
- Лучше смерть! - гордо ответил Василий.
Палачи оживились, но Ахмат их успокоил:
- Преданность не должна наказываться. Ты свободен, урус! Иди и скажи своему князю: я иду, чтобы сокрушить его!
- Но, повелитель, - воскликнул Темир, - его нельзя отпускать, ибо Иван узнает о времени и направлении движения твоего войска!
Ахмат снисходительно усмехнулся:
- Солнце восходит в известный час и с одной стороны. Зная это, сможешь ли ты закрыть от него степь? Так и Иван не сможет защититься от меня. Иди, урус, и передай, что, если твой князь хочет отвратить кару от своего народа, пусть через месяц приведёт к Коломне всю свою семью, казну и войско. Иди!
Василий, неожиданно отставленный от смерти, растерянно молчал и опомнился, когда Ахмат уже вышел.
- Я, чай, не один здеся! - крикнул он Темиру. - Где мои купцы-товарищи?
- Они поторгуют пока без тебя, - ехидно ответил тот, - а ты поспеши выполнить царский приказ, пока великий хан не отнял свою милость! Стража! Проводите его в путь, и пусть он не задаёт глупых вопросов!
Дорога, на которую вывели его стражники, была не по-обычному оживлена: шёл военный люд, пылили бесчисленные табуны, катились повозки с ратным нарядом и припасом, подтягивались дальние кочевья, исчернив дымом своих костров лазурь весеннего неба. Лишь с подъездом к рязанской земле людской поток стал редеть, а потом почти вовсе прекратился: Русь заратилась на мирных полях и пылить по дорогам ей было недосуг.
Московская земля встретила Василия заплетёнными в яркие ленты берёзками и плывущим по рекам разноцветьем венков - шёл ласковый девичий праздник семик. И наконец 23 мая, как раз на Троицу-Богородицу, услышал Василий родные московские звоны и увидел блеск кремлёвских куполов. Радостно осенился он широким крестом и отправился к великому князю.
Услышав привезённые вести, Иван Васильевич омрачился: значит, не удалось отвратить войну. Видит Бог, не нужна она сейчас Москве, ибо случай может разрушить то, что создавалось годами. Может быть, и впрямь дарами умаслить нечестивца? Да ведь опасно - известно, волку сеном брюха не набьёшь. По всему выходит, что воевать крепко придётся. Великий князь собрал ближних советчиков и объявил им о требованиях Ахмата.
- Что будем делать, князья? - спросил он.
- Говорили, повиниться нужно, - вздохнул Патрикеев, уловивший сомнения великого князя, - сейчас бы головы не ломали. А можа, успеем? Вестей неверных о басурманском войске ещё нету, на рубежах дикопольных пока спокойно, можа, ещё не поздно вину свою Ахмату принести? Ему поминки слаще войны, а нам дешевле...
Но другие советчики с Патрикеевым не согласились.
- Государь! - воскликнул князь Холмский. - Требует Ахмат тебя с войском и казною, так ты его только на треть уважь - войском своим. Тама и посудимся!
И князь Оболенский-Стрига его поддержал:
- Коли кликнуть клич по московской земле, много народа под твой стяг встанет - всяк на татарву идтить восхочет...
И брат великого князя Юрий, который татар не единожды бивал, добавил:
- Самое время полки собирать да встречу Ахмату готовить. Не нами война затевается, а защитить свою землю от басурманцев - нету дела святее...
- Полки-то соберём, - согласился великий князь, - да ведь силой и распорядиться с умом нужно, а то дело потруднее.
Но князь Юрий Васильевич сомнений не разделил.
- Не хуже прадедов распорядимся. Глянь-кось сюда, - он указал на большую хартию, изображавшую владения московского князя, - вишь, у Коломны Ока в нашу землю петлёй вступается? Мы вершинку выступца большим полком, а подножия полками правой и левой руки прикроем, посерёдке передовой полк выставим. Кинется Ахмат - сначала о передовой ногти поломает, потом о большой зубья выбьет; начнёт упираться - ручники ему бока сомнут - и нет Ахмата! - Он хотел ещё что-то добавить, но неожиданно зашёлся в тяжёлом, надсадном кашле, махнул рукой и сел на место.
- Ай да Юрий Васильевич! До чего складно, ровно стратиг всё рассудил! - поддержал его князь Холмский.
- Выступец-то вона какой! Чтобы весь его перекрыть, народу пропасть нужна, - осторожно заметил Патрикеев.
- Со всех концов людей соберём, хватит, - уверил Холмский.
- Дак у нас не только этот выступец - граница с Диким полем на двести вёрст растянулась, её тоже без присмотра не оставишь!
- Коли все двести вёрст перекрывать, никакого войска не хватит, - вмешался в спор Оболенский-Стрига. - Да и Ахмат своих людей не врастяжку поведёт - кулаком вдарит. Вот и нам нужно супротив его кулака свою стенку выставить - верно князь Юрий рассудил!
- А вдруг не тама, где нужно, выставим?
- Что ж, военное дело завсегда рисковое!
- Риск! Риск! - раздражённо сказал великий князь. - Не в бабки играем, потому не должно быть никакого риска!
Советчики переглянулись и стихли - когда государь в суровости, ему любое слово в зажигу идёт. Тишина успокоила Ивана Васильевича: от него ждали решительного слова. Он оглядел всех и твёрдо сказал:
- Сегодня же велю разослать по городам созывные грамоты, чтобы рати торопом снаряжали. Может, и сделаем так, как князь Юрий рассудил, но только когда наверно о движении Ахматова войска вызнаем. - Он повернулся к Хованскому: - Пошли, князь, в Орду поболее своих людей, я о каждом Ахматовом шаге знать должен. Чтоб всяк день оттуда свежие вести были! Понял? А ты, князь Юрья, езжай в Коломну, место высмотри, а как ратники начнут прибывать, по полкам их разводи. Вы же, воеводы, сидите покуда здесь, рати принимайте и к бою готовьте. А ты, Владимир Григорьич, - обратился он к казначею, - казну богатую снаряди и тож наготове держи.
- Это для кого же? - недовольно спросил Ховрин.
- Для Ахмата. Как подойдёт к нашей земле, попробую с ним потолковать, может, ещё миром всё уладится...
В военных приготовлениях быстро промелькнул месяц. А в конце июня к великокняжескому дворцу прискакал густо припорошённый пылью всадник. Его полузагнанный конь тяжело раздувал бока и ронял грязные клочья пены. Всадник сполз на землю и выбил о колено шапку - из-под пыли проступила жёлто-красная лента. Стража подняла опущенные было копья - такому гонцу путь во дворец чист в любой час. Прибывший, с трудом передвигая одеревенелые от долгой езды ноги, добрался до великого князя и хрипло объявил:
- Беда, государь! Орда двинулась на нас бессчётным числом!
Иван Васильевич подошёл к образу и перекрестился.
- Спаси, Господи, люди твоя и благослови, победы над супротивником нам даруя! - скороговоркой проговорил он, а потом спокойно спросил: - Далече ли царь ордынский теперь будет?
- Остатний раз у Дона видели, а ныне, видно, к Хопру подошёл, - ответил гонец.
- Сколь времени до тех мест гонцу быстрому скакать?
- Меньше чем за две седмицы не обернуться - леса об эту пору густые, травы высокие...
- А большому войску раза в три дольше выйдет, - задумчиво проговорил Иван Васильевич. - Значит, Ахмат у наших рубежей не ранее как через месяц объявится. Пора начинать встречу ему горячую готовить.
Последующие вести сходились в одном: Ахмат поднялся большими силами и идёт сухопутной дорогой по направлению к Коломне. Времени для раздумий более не оставалось.
29 июня, в день славных первоверховных апостолов Петра и Павла, выступила к Коломне передовая рать под началом боярина Фёдора Борисовича Акинфова. Ранним утром ратники заполнили Ивановскую площадь и прилегающие к ней места. Они в благоговейном молчании ждали свершения святого таинства: перенесения гробницы митрополита Петра из старого здания Успенского собора в нишу только что сложенной вокруг него новой стены. Прежнюю гробницу с великим страхом и печалью вскрыл ещё две недели назад митрополит Филипп. Его слезливому взору предстал весь распавшийся от огня, разорённый и пограбленный гроб первоздателя Успенского собора. Последний раз собор горел в Тохтамышево нашествие, поэтому воров и поругателей веры долго искать не пришлось. Кости святого Петра положили в богатый ларец и явили ратному люду, а митрополит Филипп своим немощным голосом, многократно усиленным площадными бирючами, поведал ратникам о новом злодеянии "татаровей нечестивых".
Площадь яростно загудела:
- Смерть поганым!
- Ни в жизни, ни в смерти покоя от них нету!
- Святые мощи заступника нашего поганить вздумали!
- Дети мои! - разносили бирючи обращение Филиппа. - Идёт ныне к нам царь Ахмат, иконоборец и злой крестьянский укоритель. Хвалится он принять к себе землю русскую, разорить церкви православные, а вас в свою веру переложить. Заместо храмов наших свои поганы ропати поставить, могилы святые порушить, по городам сызнова баскаков насадить, а князей наших честных до смерти избить!
Площадь захлестнуло новой яростной волной.
- Не бывать такому!
- Костьми все ляжем за землю, за веру нашу!
- Веди нас, воевода, на встречу с басурманами!
Митрополит подошёл к ларцу со святыми мощами, поклонился и сказал:
- О чудотворный святитель Пётр! Тебя господь показал роду нашему и зажёг тебя, светлую свечку, и поставил на подсвечнике высоком, чтоб светить всей земле русской. Настало для тебя время молиться за нас милостивому Спасу, чтобы не пришла на нас смертная опасность и сила поганая нас не погубила. Ты ведь страж наш крепкий, а мы твоя паства. Укрепи нас и даруй победу!