- Молоко кобылье, кумыс по-ихнему прозывается, вот его и пьют. Ну, вы разоблакайтесь покеда, а я баньку опарю.
- Чудно как-то, - покачал головой Василий. - Завирает, верно, старик.
- Да нет, так оно и есть, - вступил Матвей. - В иных землях, где воды много, тоже мыться не горазды, в грязи живут.
- Это я слышал, - с хрустом потянулся Василий. - Приехали недавно посольские люди из Фрязии, так сказывали, что, когда с дожем, королём ихним, за столом сидели, по дожевой дочке вша ползала. Заметила её дочка и стряхнула спокойно, будто для неё это кажночасное дело. Такое вот слышал, а чтоб вовсе без воды...
Его прервал появившийся в облаках пара Демьян.
- Ну, ребятушки, пожалте на полок, - пригласил он. - Славный вышел нынче парок: сухой да цепкий, лёгкий, но крепкий...
Забрались на полок. Демьян зачерпнул ковшом квасу из бадьи и плеснул на каменку. Та пыхнула, отдала упругой раскалённой волной. По бане разлился пахучий хлебный дух.
- Ах, знаменито, ах, духовито! - приговаривал Демьян, надевая шапку и рукавицы. - Ну-ка, ребятушки, давайте постегаю.
Он взял из бадейки два берёзовых веника и обрушил на спину Матвея мягкие шелестящие удары. Тот начал кряхтеть, а потом не выдержал и взмолился:
- Полегче, отец, душу вынешь!
- Терпи, терпи, парень, - отозвался Демьян, поддавая пару, - коже маета, телу легота, а душе отрада. Ты что ж думал: к Демьяну приду, ноги до пояса помочу, и делу конец? Не бывать такому! Пока три шкуры не спустишь, не выйдешь отсель!
Вскоре, однако, пожалел, дал Матвею передышку и принялся за Василия. Раскалил его докрасна и тяжело перевёл дух.
- А на тебя, Сеня, силов моих не хватит, звон ты какой могутный...
Изрядно пришлось им потрудиться в тот вечер. А потом, когда сошло сто потов и они, умиротворённые и расслабленные, сидели на лавках, попивая квасок, Матвей начал главный разговор:
- Прислал нас, отец, сам великий князь Иван Васильевич. Дошли до него вести, что король Казимир склоняет царя Ахматку с Русью заратиться и посла своего сюда отрядил, чтоб через него про всё сговориться. И решил великий князь сговору этому помешать. Обретается тут у вас царевич Муртаза, племяш Ахматовый...
- Обретается и, слышно, обратным послом к королю собирается, - кивнул Демьян.
- Так вот, надобно нам его чуток попридержать.
- Легко сказать: попридержать! Ведь не вор какой, за руку не схватишь. И большой ли этот "чуток"?
- Пока Ахмату грамотку одну не доставят. Прочтёт он её - сам Муртазу удержит.
- И кто же грамотку эту доставит?
- Этого человека нам ещё нужно будет отыскать.
- Гм... ну а грамотка где?
- С караваном из литовской земли идёт. Правда, нам ещё перехватить её надобно.
- Весело живете, - хмыкнул Демьян, - караван-то хоть всамделишный или его ещё снарядить требуется?
- Караван настоящий, - кивнул Матвей, - но, когда придёт, пока не знаем. Так что помогай чем можешь.
Демьян помолчал, старательно вытер холстиной разгорячённое лицо, а потом тихо заговорил:
- Не простую задачу великий князь нам задал. Ну грамотку перехватить - дело нехитрое. Людей лихих, что на золото блазнятся, везде много, а среди нехристей - и того больше, так что перехватим. А вот насчёт остального думать надо... - Демьян зачерпнул из бадейки ковш и продолжил: - Есть у меня в приятелях большой чин - всем здешним базаром ведает, по-ихнему мухтасибом прозывается. Ведомо мне, что к царю он вхож и самолично обо всём важном докладает...
- Что ж, такой нам годится, - важно подал голос Василий.
- Годится-то годится, да нужно погодиться... Лихоманка теперь его одолела. Жёлтый стал да трясучий, ровно лист осенний. Лежит под одеялами и зубьями колотит. Как тут с делом подступишься?
- Ты бы привёл меня к нему, - предложил Матвей, - а я снадобье приготовлю, авось поможет. Там и сговоримся.
- Попытаться можно, - согласился Демьян, - но авось - не гвоздь, долго не держит. Хорошо бы заранее о караване вызнать...
- Вызнаем, мы уж тут порешили промеж себя, что вышлем ему навстречу Сеньку для упреждения. Одного только опасаемся, - помялся Матвей, - как по чужой стороне небывальцу идти?
- Пройдёт, коли схочет. А я ему для верности пайцзу дам, из тех, что для ханских людей в кархане изготовили. Там надпись строгая, и ослушаться её никто из татар не посмеет. Да ещё парочку голубей полётных пусть с собой заберёт. Они шибко быстро летят: за сто вёрст пустишь, через пару часов знать будешь, где караван и по какой дороге идёт. Ну а мы, сладивши два дела, и к третьему с Божьей помощью подберёмся...
На том и порешили. Демьян рассказал о дорогах, по которым приходят караваны из литовских земель, а Матвей - о том, как найти и открыться своему человеку в караване. Утром Семён скоро собрался в дорогу, выслушал последние наставления и получил от Демьяна пайцзу - серебряную пластинку, по которой шла затейливая вязь татарских слов. Увидев, как внимательно рассматривает надпись Семён, Василий не удержался:
- Всё разобрал? Тогда прочти в гул!
К общему удивлению, Семён стал медленно произносить слова надписи.
- Вот так штука! - присвистнул Василий. - Взаправду читаешь или просто так балаболишь?
- Нет, верно говорит, - вступился Демьян и перевёл: - "Силою вечного неба! Посланник находится под покровительством великого могущества, и всякий, причинивший ему зло, подвергнется ущербу и умрёт".
- Чего ж ты молчал, что по-басурмански понимаешь? - удивился Василий.
- Плохо понимаю, - ответил Семён и стал прощаться.
Василий вызвался проводить его до городских ворот. Матвей же отправился искать снадобье. Вскоре он вернулся с большим ворохом ивовой коры и стал варить отвар, а вечером к приходу Демьяна снадобье было уже готово.
К мухтасибу подступал очередной приступ лихорадки. Он закутался в соболью шубу, подаренную прошлым годом московскими купцами, и приказал досыпать горячих углей в жаровни. Когда доложили о приходе уста-баши, он недовольно поморщился, но приказал впустить гостя.
Демьян вошёл, поклонился, справился о здоровье и сказал, что привёл купца, который может лечить лихоманку.
- Гиде купца? - оживился мухтасиб. - Дай сюда надо! - Он недоверчиво смерил взглядом вошедшего Матвея и поманил его к себе: - Киля ля! Ты кито есть? Зашем сюда езжал?
- Я московский купец, - поклонился Матвей. - Прибыл вчера с большим караваном на ярмарку.
- А лищоб отыколь знавал? - Мухтасиб прищурил глаза, так что они превратились в тонкие щёлочки, и подал левое ухо в сторону Матвея.
Тот посмотрел на него и вдруг рассердился:
- Я к твоей милости не для допроса пришёл! Коли хочешь вылечиться, помогу, а веры ко мне нет, так уйду прочь - корысти в этом деле не ищу.
- Зашем уйду? Лешить нада! - замахал руками мухтасиб. - А што хочешь за свой лишоб?
- Чего сейчас торговаться? Коли поправишься, так скажу свою цену, а коли нет, так сам платить не станешь...
Матвей порасспросил мухтасиба о болезни - обычной для тех мест малярии, потом вынул из-за пазухи кувшинчик с приготовленным зельем и подал его больному:
- Выпей нынче перед сном. Ночь будешь спать и день будешь спать, а завтра вечером проснёшься и должен излечиться. Я к тому времени приду и на тебя гляну.
Мухтасиб осторожно взял кувшинчик, взболтнул его, открыл и понюхал. Помолчал и хлопнул в ладоши. Вошёл большой, свирепого вида слуга. Мухтасиб стал что-то быстро говорить ему, указывая на Матвея, а потом объяснил:
- Пока сыпать буду, ты зидес жить нада. Всё у тибя будит мыного, сылуга будит, жина будит. Не проснусь дыва день, тибе секим башка будит...
Так неожиданно стал Матвей пленником. Правда, отказа ему ни в чём не было, только за ворота не выпускали, и ходил за ним всюду свирепого вида слуга. Наступил второй вечер. Матвей с нетерпением ждал, когда позовут его к мухтасибу, но позыва всё не было. Ночь прошла беспокойно. Заснул он уже под утро, а вскоре проснулся от стального вжиканья - слуга, сидя у двери, точил свою огромную саблю и что-то бормотал.
- Плохой урус, - наконец разобрал Матвей, - нет больше живём!
Стало вовсе не до сна. И вот, когда в голову полезли разные дурные мысли, а в грудь стал вползать гадкий липучий страх, прибежали от мухтасиба. Матвей нашёл своего больного сидящим на ковре с большим куском горячего мяса в руке. Его губы и щёки лоснились от жира, а глаза блестели от возбуждения. Матвей проворно подскочил к нему и вырвал мясо.
- Нельзя сейчас много горячего есть, - строго сказал он, - животом занеможешь!
- Э-ы-ы! - прорычал татарин, сытно рыгнул и начал говорить, лениво вытаскивая из себя слова: - Ты, купыца, ба-а-альшой шилавек... Зиделал миня зовсем зыдоровый... Только мала-мала виредный... кушать не давал... Пыраси от миня шего нада... Деньга нада мала-мала?.. - Он радостно засмеялся: - Нада? Абдулла висе может, ты ему зижня обыратыно дал...
- Не надо мне от тебя денег, - ответил ему Матвей. - Разве жизнь твоей милости можно деньгами оценить?!
Мухтасиб заколыхался в смехе.
- Ты хитырый шилавек... Шего нада?
- Жизнь за жизнь! - решительно сказал Матвей.
- О! - отпрянул в неожиданности мухтасиб. - Шей зижня тибе нада?
- Спешит сюда на ярмарку богатый караван из Литвы! - быстро заговорил Матвей. - И есть в нём человек, который везёт важные вести, очень важные вести для одного оглана. Этот-то человек мне и нужен. Отдай его мне, и я увижу, что твоя щедрость безгранична.
- Кито он? - спросил мухтасиб.
- Всего-навсего купчишка, и он нужен мне живым и невредимым.