Навыки лихой верховой езды табунщики постигали с детства, как ходить за сохой. Такова особенность России, где от жилья до жилья десять-двадцать верст – обыкновенное дело. А в Диком поле пятьдесят и сто верст от дыма до дыма считалось совсем недалече. На таких просторах хорошо чувствовать себя мог только хороший всадник на добром скакуне.
Рыдван влетел в овраг Долгий под углом и сразу растворился в кустах. Следом в чащу нырнул Дружина.
– Заряжай ружья! – крикнул Максим младшему и среднему сыну, толкая их на дно оврага. Сам он изготовился к решительной схватке. Сбоку стоял с вилами наперевес старший сын.
Один из ордынцев спешился и, прорубая путь среди зарослей, двинулся в глубь оврага. Он едва не остался без ног. Теснимый острой косой и вилами, попятился и побежал.
Ордынцы кружились в раздумье перед оврагом. Принять решение им помог выстрел со стороны. На помощь соседу пришли овражные люди, привлеченные пальбой в поле.
Кочевники повернули коней вспять.
Калачевы перевели дух. В этот час семье табунщика повезло. Отбились. Крутой овраг почудился райским местом. Хмель переплетал деревья, кустарники и образовал причудливые цветущие беседки.
Вскоре у края оврага показались младшие братья Калачевы с двумя заряженными ружьями. Третье ружье где-то выронили во время сумасшедшей скачки.
В поле вспыхнул стог сена. У другого копошились кочевники. Максим выстрелил из ружья. Взял другое и побежал в поле.
– Не выходить. Прикройте меня.
Пробежав полсотни шагов, Максим снова выстрелил и принялся перезаряжать ружье.
Шайка ордынцев снялась и неспешно пошла в степь.
Из буерака, отростка оврага Долгий, вышло с десяток бородатых мужиков. Семейство Максима Калачева направилось в их сторону. Обнялись и пошли вместе с овражными вдоль оврага.
В одном месте с откоса открылась деревенька в три избы. Пройди вдоль оврага десяток шагов, и скроется она за деревьями и кустами. На дне оврага кроме изб два крошечных огородика. Тут же корова и две лошади на привязи, где-то в зарослях гоготали гуси.
Еще одна похожая деревенька в две избы находилась в зтом овраге на расстоянии версты. Другого жилья в округе не было на сорок верст вокруг.
Посевы пшеницы овражные люди держали в стороне от деревни, по разные стороны от оврага…
Овражные люди – особый род переселенцев. Отрезанные от остального мира, они жили своей автономной жизнью. Главной их особенностью являлось то, что они не искали ни с кем никаких контактов и старались как можно дольше сохранить в тайне свое местонахождение.
Потомки вольнолюбивых хлебопашцев считали, что земля, вода и солнце даны Богом, а данное Богом никто не имеет права отнять у них. Их представления вступили в противоречие с интересами государства и с интересами знати, которую за служение государству почему-то награждали дарением деревень с крестьянами.
Они одинаково опасались и кочевников, и российских воинских команд, рыскавших в пограничье Дикого поля. Уходили на пустоши в самую глушь с одной лишь заплечной котомкой, без запасов одежды, почти без семян и оружия. Уходили под видом нищих бродяг и погорельцев, сирот, принимали вид блаженных, сказывались Иванами, не помнящими родства, лишь бы избежать возврата в крепостное состояние. Если у них не было особых примет, то воинские команды часто отпускали их или мобилизовывали на государственные работы, и становились они государственными крестьянами. Они и составляли большую часть самых скрытных переселенцев. Хотя были среди них в немалом количестве религиозные сектанты и встречались беглые каторжники.
Иваны, не помнящие родства, в это время Россию не продавали и, очевидно, немало сделали для ее укрепления в пустынных землях. Люди широкой кости и безоглядной отваги с одним дубьем отчанно сражались за свою жизнь, за свои вольные понятия. Вначале их было мало. Но первые помогали последующим, и постепенно на новых землях укреплялась новая общность людей, очень свободных духом, помыслами и действиями самостоятельных…
6
Другой отряд вторгшейся орды наткнулся на телегу с Вожей и садчиком Евлампием. Кочевники изменили направление движения и устремились к телеге.
Зверолов увидел их за полторы версты.
– Корсаки, – негромко, но так, что услышали попутчики, сказал Вожа. Так звероловы называли степную лисицу серо-рыжего меха. Знатные киргизы любили шить шапки из меха корсаков, за что и получили прозвище "корсаки".
Переселенцы из России дали киргизам и второе прозвище – "штаны". Пришедшие из Азии киргизы отличались от некоторых других степных кочевников огромными штанами. Отправляясь на охоту и в дальний поход, их всадники надевали штаны, доходившие до подмышек. В штаны заправляли всю верхнюю одежду, отчего штаны казались еще больше.
– Большой набег, – Вожа показал рукой на еще один отряд кочевников, двигавшийся в другом направлении, на значительном удалении, в двух часах пути: – Не было ветра да повеяло, не было гостей да понаехало.
Вожа направил телегу ближе к оврагу, но уходить в заросли не стал. Он вместе с Евлампием развязал ремни и вывел лошадь из оглобель. Лошадь поставил так, чтобы ветерок дул в лицо сбоку и относил пороховой дым, не застилал обзор.
Правая рука зверолова привычно пробежала по рукоятке пистолета, ножа, большой палец скользнул по патронташу, будто считал патроны. Зверолов велел садчику взять длинный посох и укрыться за повозкой. Ваську поручил держать клячу за узду и не высовываться из-за лошадиной груди. Сам он набросил на спину лошади попону и положил на нее ствол длинного ружья. Он широко расставил ноги и стал ждать скачущую шайку.
За четыреста шагов Вожа произвел первый выстрел. Лошадь под передним всадником рухнула.
Зверолов быстро перевернул барабан и выстрелил… Следующие два выстрела сняли двух передних всадников.
– Беркут! – ветер принес тревожный возглас.
Меткого охотника знали на всех кочевьях; кто-то видел его, а большинство по слухам.
Кочевники придержали коней и пустили несколько стрел. Прозвучало два выстрела. Но они не причинили вреда. Корсаки использовали ружья, какие ладили и в России, но еще сто лет назад, фитильные, бескурковые, не дающие точного боя на расстоянии…
Вожа произвел еще один выстрел. И еще одна лошадь пала под замешкавшимся всадником.
Следующая стайка стрел поразила Васька и лошадь, которую он держал. Старая лошадь тихо подогнула колени и как-то устало легла на землю, открыла стрелка.
Вожа перебежал к телеге. Положил ружье на угол повозки и, стоя на одном колене, выстрелил. Облако порохового дыма в очередной раз окутало стрелка. Дым щипал глаза и, казалось, они у зверолова увлажнились, поблескивают, но руки привычно и уверенно перезаряжали ружье.
Ордынцы повернули назад. В Диком поле бегущих часто добивали. Показавший спину – легкая добыча. По законам Поля можно отступать, но нельзя бежать и показывать спину.
Вожа прицелился вслед уходящим всадникам, но опустил ружье:
– По законам Поля показавший спину – покойник, – сказал он садчику. – Бегущий слишком легкая добыча. Да заряды дороги. Сбережем. Что с Васьком?
– Стрела скользнула по ребрам, но внутренностей не задела. Рана не очень тяжелая.
Вожа и Евлампий перевязали мальчишку и положили в телегу. Они впряглись вместо убитой лошади, взялись за оглобли и медленно покатили фургон к усадьбе табунщика.
7
Один из отрядов кочевников уже вышел на усадьбу семьи Калачевых. Шестеро всадников обогнули калду и беспрепятственно подъехали к неогороженной усадьбе.
Обе дочери Максима работали в огороде. Завидя приближающихся ордынцев, они бросились в избу. Как учили мать с отцом, как учила жизнь, обе спрятались в погребе.
Ордынцы, с осторожностью оглядываясь, въехали во двор, но сопротивления не встретили. Они с простодушным нескрываемым любопытством разглядывали чужую жизнь: по их видению привлекательно богатую, непонятную и, как казалось, враждебную.
В традиционном представлении кочевников жизнь на одном плоском месте однообразна и скучна. Даже если корма скоту хватает, то где-то непременно лучше, травы сочнее, водопои ближе и постоянный ветерок, сдувающий комара-пискуна и злую мошку. Но по прибытии на новое место, вскоре их тянуло дальше…
Чужая жизнь требовала непрерывной работы: пахать, косить, чистить хлевы, поновлять соломенную крышу, строгать телегу, ткать, кузнечить… Проще жить, проще. Кочевнику милее идти за облаком, гонимым ветром, отдавшись настроению; охранять свой скот и, если повезет, забрать чужой.
Копыта лошадей непривычно цокали во дворе, выложенном диким плоским известняковым камнем. Глаза ордынцев пытливо разглядывали чудные растения в огороде. Смуглые руки потянулись к знакомым и незнакомым вещам, висевшим прямо на внешней стене избы на вбитых в бревна больших четырехгранных кованых гвоздях. Ковш, сито, серп, уздечка, капканы разных размеров и конструкций…
В избе ордынцы принялись искать девиц, которых видели. Перевернули лавки, кровать, заглянули в печь. Нигде нет. Так и уехали бы, но очень желанной поживой могли стать две пленницы. Самый дотошный ордынец догадался поддеть половицу и обнаружил крышку погреба.
После короткой борьбы избитых сестер выволокли наружу. Не обращая внимания на крики и плач, руки девицам связали арканом и погнали вслед за лошадьми. Какое-то время сестры шли и упирались, но арканы, притороченные к лошадиным седлам, тащили и сволакивали их. Поняв тщетность своих усилий, они почти бежали, влекомые жестокой веревкой.
Корсаки захватили не только полонников, но и собрали в избе одежду, ткани, все металлическое и все, что блестело, включая зеркало и бусы. Даже деревянную бадью прихватили, но из-за тяжести бросили за двором.