- Все равно это самый удобный способ попасть в Париан. Кажется, есть и прямой автобус, но он отправляется с противоположной окраины города и от Тепальсанко идет по другой дороге.
- В этом Париане мне чудится что-то зловещее.
- Вообще-то место унылое. Правда, это бывшая столица штата. Если не ошибаюсь, в старину там был большой монастырь - в этом он не уступит Оахаке. Теперь в кельях разместились лавки и даже пивные. Но вокруг сплошные развалины.
- Любопытно, что там нашел Вебер, - сказал Хью.
Пивоварня с ее кипарисами осталась далеко позади. Неожиданно они очутились у железнодорожного переезда и повернули направо, к дому.
Они ехали рядом по железнодорожному полотну, тому самому, которое Хью видел из рощи, огибая эту рощу теперь уже с другого края. По обе стороны низкой насыпи были узкие канавы, а вокруг рос кустарник. Вверху звенели и тосковали телеграфные провода: "Гитарра, гитарра, гитарра" - все же это было получше, чем "тартарары". Железная дорога - это была узкоколейка, хоть и в две линии - то неведомо почему удалялась от рощи, то подступала вновь и тянулась вдоль ее опушки. Через небольшой промежуток, словно для симметрии, она подошла к роще совсем вплотную. А поодаль она закруглялась влево, описывая огромную дугу, и легко было предугадать, исходя из простой логики, что она неминуемо вновь пересечет дорогу на Томалин. Телеграфные столбы не могли этого стерпеть, они гордо шагали напрямик и терялись вдали.
Ивонна улыбалась.
- А ты, я вижу, озадачен. В самом деле, про эту дорогу можно написать статейку для твоего "Глоба".
- Что за чертовщина, ума не приложу.
- Твои англичане строили. Просто строительная компания получала плату за каждый лишний километр.
Хью расхохотался.
- Изумительно. По-твоему, выходит, все эти загогулины, сделаны ради, лишних километров, да?
- Так я слышала. Но, скорей всего, это неправда.
- Ну и ну. Какое разочарование. А я-то думал, это какая-нибудь милая шуточка в мексиканском вкусе. Но все равно тут есть пища для размышлений.
- О капитализме?
Улыбка Ивонны опять стала чуть насмешливой.
- Помнится, я читал в "Панче"... Кстати, ты знаешь, что в Кашмире есть место, которое называется Панч?.. - (Ивонна ответила невнятно и покачала головой.) - Прости, я сам уже позабыл, что хотел сказать.
- Как ты находишь Джеффри? - решилась наконец спросить у него Ивонна. Она всем телом подалась вперед, припала к лошадиной холке и обратила к нему лицо. - Хью, скажи мне правду, как, по-твоему, есть какая-нибудь... ну... какая-нибудь надежда ?
Лошади осторожно ступали по непривычной дороге, жеребята ускакали вперед дальше прежнего и оглядывались порой, словно искали одобрения своему бесстрашию. Собака бежала впереди жеребят, но время от времени но забывала вернуться и проверить, все ли в порядке. Она сосредоточенно обнюхивала рельсы, выслеживая змей.
- Ты спрашиваешь, бросит ли он пить?
- Как по-твоему, могу я что-нибудь сделать?
Хью поглядел вниз, на голубенькие полевые цветы, схожие с незабудками, которые ухитрились вырасти меж шпал. У этих малюток жизнь тоже нелегкая: что за чудовищное черное солнце проносится с воем над ними чуть ли не каждую минуту? Минуту? Даже не каждый час, это будет верней. А может статься, и не каждый день: редкие семафоры словно открыты вечно, и лучше, пожалуй, не справляться насчет поездов.
- Ты, конечно, уже слышала про "стрихнин", как он это называет, - сказал Хью. - Любимое снадобье журналистов. Я получаю его по рецептам, которые беру в Куаунауаке у вашего знакомого, одно время он знал вас обоих.
- Это доктор Гусман?
- Да, Гусман. Теперь и я вспомнил фамилию. Я уговаривал его посмотреть Джеффа. Но он не хотел попусту терять время. Сказал, что, сколько ему известно, милейший "папа" в добром здравии, как всегда, только у него не хватает решимости бросить пить. Все ясно как день, и, по-моему, это истинная правда.
Насыпь понизилась, рельсы теперь лежали вровень с кустарником, а потом спустились еще ниже и откосы оказались над ними.
- Все-таки дело не в том, что он пьет, - сказала вдруг Ивонна. - Главное, какова причина?
- Быть может, теперь, когда ты вернулась, он бросит.
- Судя по твоему тону, ты не слишком на это надеешься.
- Ивонна, послушай. Ясно, что нам надо поговорить, выяснить тысячу вещей, но мы не успеем сказать друг другу почти ничего. Не знаю даже, с чего начать. Я блуждаю ощупью, как во мраке. Каких-нибудь пять минут назад я не был даже уверен, что вы развелись. Я просто не знаю... - Он пощелкал языком, торопя лошадь, но сразу осадил ее снова. - Ну Джефф, - продолжал он, - для меня загадка, я понятия не имею, какую жизнь он здесь вел и много ли пил. Ведь сплошь рядом нельзя даже понять, пьян он или трезв.
- Ты не мог бы это сказать на месте его жены.
- Постой... я смотрел на Джеффа, как на любого из моих собратьев по перу, когда у них трещит голова с похмелья.
Но потом, в Мехико, я все время твердил себе: "Что толку?" Просто наставить его протрезветь на день-два бессмысленно. Господи, да если б наша цивилизация хоть на два дня могла протрезветь, она скончалась бы на третий от угрызений совести...
- Ты меня весьма обнадежил, - сказала Ивонна, - Большое спасибо.
- И кроме того, когда у человека такая крепкая голова, начинаешь задаваться вопросом, а почему бы ему, собственно, не пить? - Хью наклонился и потрепал лошадь по шее.
- Нет, серьезно, разве вы не могли бы уехать вдвоем? Уезжайте из Мексики. Вас тут больше ничто не удерживает, ведь так? Все равно должностью консула Джефф тяготился. - Мгновение Хью разглядывал одного из жеребят, который темным силуэтом вырисовывался над откосом, на фоне неба. - Деньги у вас есть.
- Хью, ты меня прости, но я скажу тебе прямо. Только не думай, что я хотела избежать встречи с тобой. Но я убеждала Джеффри уехать сегодня же утром, до твоего возвращения.
- И ничего не вышло, да?
- Быть может, так или иначе, все оказалось бы тщетным. Мы ведь уже пробовали это средство, пробовали уехать и начать все сначала. Но сегодня утром Джеффри обмолвился, что мог бы работать дальше над своей книгой - хоть убей, я не знаю, пишет он сейчас что-нибудь или нет, с тех пор как мы с ним познакомились, он к этой работе не прикоснулся и хоть бы строчку когда-нибудь мне показал, но он не расстается со своими справочниками... вот я и подумала...
- Да, - сказал Хью. - Только много ли он, положа руку на сердце, смыслит во всей этой алхимии и кабалистике? И много ли они для него значат?
- Это я и хотела у тебя спросить. Сама я в жизни не могла допытаться...
- Господи, почем я знаю... - Помолчав, Хью добавил шутливо и снисходительно, словно добрый дядюшка: - Может, он занимается черной магией!
Ивонна рассеянно улыбнулась и хлестнула лошадь поводьями. Дорога вышла на равнину, и снова по обе стороны от них сбегали вниз откосы. Высоко над головой плыли белые, как бы изваянные из мрамора облака, словно мятежные замыслы Микеланджело. Один жеребенок ускакал в кусты, далеко от дороги. Хью позвал его, искусно подражая ржанию, жеребенок вернулся на насыпь, и они продолжали путь все вместе, быстрой рысью, по бездушному, петляющему полотну железной дороги.
- Хью, - сказала Ивонна, - еще на пароходе мне пришла одна мысль... сама не знаю, как... я всегда мечтала о собственной ферме. Понимаешь, о настоящей ферме, чтобы там были коровы, свиньи, куры... и хлев, весь красный, и силос, а на полях кукуруза и пшеница.
- И ни одной индейки? Право, я сам вполне мог бы возмечтать об этом недели эдак через две, - сказал Хью. - Но откуда возьмется ферма?
- Ну... мы с Джеффри могли бы ее купить.
- Купить?
- Разве это так уж немыслимо?
- Почему же, мыслимо, только где? - Полторы пинты крепкого пива уже веселили Хью, и он рассмеялся, но сделал вид, будто чихнул. - Прости, - сказал он. - Понимаешь, я представил себе на миг, как Джефф, трезвый, в комбинезоне и соломенной шляпе, пропалывает люцерну. - Зачем же обязательно трезвый. Я не так кровожадна.
Ивонна тоже рассмеялась, но ее темные глаза, которые только что ярко блестели, теперь затуманились и померкли.
- А вдруг Джефф этого не любит? Может, его тошнит от одного вида, коровы.
Ну нет. Мы с ним, бывало, часто говорили, что чудесно было бы завести ферму.
- А разве ты смыслишь что-нибудь в сельском хозяйстве?
- Нет. - Ивонна отринула это предположение решительно, весело наклонилась и погладила лошадь по холке. - Но я думала, мы найдем семью разорившихся фермеров или кого-нибудь еще, кто поселился бы с нами и вел хозяйство.
- Не сказал бы я, что данная историческая эпоха благоприятствует переходу в сословие мелких землевладельцев, но ведь я могу и заблуждаться. А где же будет ваша ферма?
- Ну... почему бы нам не переехать, скажем, в Канаду?
- В Канаду?.. Ты это серьезно? М-да, разумеется, но все же...
- Вполне серьезно.
Они доехали до места, где рельсы плавно закруглялись влево, и спустились с насыпи. Роща была теперь позади, но справа стеной стоял лес (где-то в глубине, над деревьями, почти мак путеводный знак, снова показалась тюремная сторожевая вышка), простираясь далеко вперед. На опушке, и просвете меж деревьев, мелькнула дорога. Неторопливо, пробираясь сквозь кустарник, выехали они на дорогу под неумолчный звон телеграфных проводов.