В пятницу двадцатого числа, находясь в семнадцати милях на ост-зюйд-ост от южной оконечности мыса Лизард, Вторая эскадра попала в жесточайший шторм. Хуже всех пришлось и так едва державшемуся на плаву "Северному Орлу". Корабль медленно тонул. Команда делала все возможное, но усилия были тщетны. Не выдержав темпа работы, разлетелись вдребезги маломощные шкун-помпы. Взывая о помощи, на ноке фор-марса-реи вывесили фонарь. Капитан "Орла" Жемчужников запрашивал "добро" на срочный разговор с адмиралом.
Эльфинстон приказал продолжать плавание...
- Русские по природе своей трусы, - заявил он сыновьям, - по этой причине им никогда не быть настоящими мореплавателями!
Трюмы "Орла" были полны воды, а по гондеку гуляла хорошая волна. Корабль разваливался на глазах. И тогда лейтенант Жемчужников своевольно повернул назад. Лишь чудом добрался плавучий госпиталь до ближайшего порта. Люди и грузы были спасены.
* * *
За Гибралтаром наконец-то установилась благоприятная погода. 20 мая корабли были уже на траверсе мыса Матапан. Плавание было успешно завершено, и теперь оставалось лишь дойти до Наварина. С попутным ветром это не более двух суток.
Но Эльфинстон внезапно велел ложиться эскадре в дрейф.
Двое суток качало корабли на пологих волнах, плескалась в бочках протухшая вода, маялись от тоски и неизвестности команды. Что задумал командующий - не знал никто. На третий день с "Саратова" заметили костры на вершинах далеких гор.
Бригадир Иван Барш протер глаза: над горами развевались андреевские флаги - условные сигналы греческих повстанцев.
Дальше - просто. Об увиденном Барш передал на флагманский корабль. Командующий спал, а так как будить его по любому поводу было запрещено, капитан "Святослава" Хметевский своевольно выслал к берегу шлюпку. Проснувшийся Эльфинстон, велел вернуть ее назад. Почему? Кто знает!
Высадка на берег была произведена лишь через сутки. Обратным рейсом на флагманский корабль привезли греческого священника, седовласого и степенного.
Войдя в кают-компанию, перекрестился он на образ Николы Чудотворца и, присев на стульчик, принялся рассказывать обо всем, что знал.
Затаив дыхание, слушали офицеры "Святослава" рассказ о славных делах Первой эскадры.
Недоверчиво косился на грека лишь Эльфинстон, которому переводчик на ухо передавал суть разговора. Выслушав священника до конца, контр-адмирал развязал тугой кошелек и выкинул из него на стол несколько золотых червонцев.
- На, - придвинул он деньги греку, - получай за свое шпионство! Простоватый драгоман тотчас перевел все слово в слово. У старца затряслись от обиды губы. Возмущенно зароптали офицеры. А Эльфинстон продолжал:
- Бери, бери или тебе этого мало? А может, ты, паршивый грек, подослан к нам и все врешь сейчас с умыслом злодейским?
Драгоман запнулся на полуслове, не зная, что ему делать дальше. Священник встал, опершись на посох, гордо вскинул голову.
- Грек может схитрить перед ненавистным османом, грек может провести грека, но грек никогда и ни за что не обманет русского брата! - И, тяжело ступая, побрел к выходу.
На следующее утро эскадра вошла в защищенную от ветров Колокинфскую бухту. Против селения Рупино корабли побросали якоря. Под килем было двенадцать саженей. Эльфинстон принял решение: избавиться от надоевшего ему десанта. Попытки отговорить контр-адмирала от этого безрассудного шага успеха не возымели. Эльфинстон был неумолим.
Десант высаживался на занятый неприятелем берег в сотне милей от Наварина без продовольствия и артиллерии.
- Дали дураку простор, наплачемся теперича! - плевались солдаты, из шлюпок на берег спрыгивая.
К вечеру свезли весь десант. А спустя какой-то час лазутчики приволокли и первого пленного турка. К пленнику было не протолкнуться. Глядели, как на чудо: настоящий живой басурманин!
- Гля, робя, что гололобый зубами выделывает, спужался небось!
- Глянул бы я на тебя, как бы ты в ихнем полоне гоголем вышагивал!
- Басурман, а басурман, каково царя вашего кличут?!
- Грек, спроси-ка у него насчет девок. Слыхал я, на туретчине каждому по сотне жен положено.
- Да ну тебя, что с ней, с сотней-то, делать?
- Известно дело, чего, они своих жен в строгости держат, мне толмач грецкий намедни рассказывал.
- Брешет твой толмач, что сивый мерин. Сам кумекай, куды их, такую прорву прокормить? Самого сожрут живьем!
Пленного, ко всеобщей досаде, увели к начальнику десанта.
Спровадив десант, предался Эльфинстон раздумьям, что делать дальше. В раскрытые окна салона струился аромат южной весны. Над вазой с фруктами крутились мухи. Контр-адмирал думал два дня. На третий, получив извещение от греческих рыбаков о появлении турецкого флота у крепости Наполи-ди-Романи, решил он созвать капитанский консилиум. Капитаны единодушно желали плыть к Наварину на соединение со спиридовской эскадрой. Но Эльфинстон рассудил по-своему - немедленно искать и атаковать неприятеля.
- Почему одни? - спрашивали недоуменно капитаны.
- Потому что и слава одна! - отвечал им контр-адмирал. - Завтра с рассветом поднимем паруса и поплывем навстречу туркам. Я, адмирал Эльфинстон, не оставлю и щепок от турецкого флота!
Слова Эльфинстона заглушил тяжелый сап: то, пуская пузыри, храпел в темном углу его любимец, пьяница Балдей.
Поутру эскадра вышла в открытое море. Передовым - "Святослав", за ним в кильватер - "Саратов", "Не тронь меня", "Надежда" и "Африка". Поодаль держались транспорта. В преддверии скорой баталии команды переодевались в чистое платье.
Глава шестая
Дали мы ход кораблям, и они по волнам побежали.
Быстро: под ними углаживал бог многоводное море.
Гомер
Залив Наполи-ди-Романи встретил русских моряков слепящим солнцем и легким попутным ветром. Скоро был обнаружен и турецкий флот.
Белеют паруса турецкие вдали,
Уже встречаются им наши корабли,
Уже геройский дух горит в орлах российских...
- Помянули басурмана, а он тут как тут! - дивились матросы.
Хметевский сосредоточенно наводил прицел пелькомпаса на ближайший берег. - Остров Специя на норд-тень-вест, - диктовал он стоявшему подле подштурману, - мыс Анджелло на ост-норд-ост.
Поглядывая на него искоса, Эльфинстон нервно похаживал по палубе. С развевающимися флагами, под бой барабанов и гром оркестров в ордере "де баталь" русская эскадра спускалась на неприятеля. Завидев российские корабли, турки спешно перестраивались в боевую линию.
- Алла... Магомет... Али! - протяжно кричали они, выбирая тяжелые якоря.
К полудню противники сблизились на дистанцию орудийного залпа, и "Не тронь меня", идущий головным, с ревом выпустил первую порцию чугунных ядер. Турки без промедления ударили в ответ.
"Не тронь меня", храбро атакуя, сразу же схватился со 100-пушечным неприятельским кораблем. А шедший следом "Саратов" настиг и поджег вице-адмиральский корабль. Не выдержав такого напора, вражеские флагманы вскоре постыдно бежали, спрятавшись за линией баталии. Начало сражения было для турок ошеломляющим!
И в это самое время Эльфинстон велел ни с того ни с сего убавить паруса на всех судах, бросая два передовых линейных корабля на произвол судьбы. - Опоздаем же, разве вы не видите? - уже не кричал, а только стонал не находивший себе места от негодования Хметевский.
Но контр-адмирал оставался невозмутимым.
- Не выстроясь по всем правилам, я не смею нападать, об этом говорит британский морской тактик!
- Не ведаю, как толкует ваш тактик, но знаю, что русский практик указует одно: где настиг, там и лупи! - бросил ему в сердцах Степан.
А впереди вставала султанами вода, трещали, сгорая в жарком пламени, паруса. Два российских корабля бились против четырнадцати турецких.
Не выдержав творимого на его глазах преступления, своевольно покинул строй Афанасий Поливанов. Его "Надежда", подняв паруса, помчалась на помощь сражающимся товарищам. Лихой фрегат с ходу атаковал целую флотилию гребных турецких судов и рассеял их. Но сделать больше три десятка его пушек были бессильны. Кругом гудели ядра, кричали люди, вповалку лежали трупы. Сражение кипело вовсю.
"Отвага и мужество нижних чинов, как матросов, так и морской пехоты, в этом бою заслуживают высшей похвалы. Не обращая внимания на опасность, они дрались у своих пушек, как львы, и с криками "ура" посылали в противника залп за залпом", - вспоминали позднее об этих минутах очевидцы.
А Эльфинстон так и не приближался к месту сражения ни на один кабельтов. Положение было критическое. Решись капудан-паша отрезать передовые линейные корабли от остальной русской эскадры - и гибель тех была бы вопросом времени. Все висело на волоске...