- Да, я выдаю людям продуктовые карточки. Между прочим, в следующем месяце паек хлеба будет меньше.
- Но как же насчет этого американца? - спросил генерал. - Что если он окажется в тюрьме к тому времени, как вы получите ваше жалование?
- Мы обсуждали эту возможность и решили, что в таком случае я буду посылать ему продуктовые передачи. Еду я смогу покупать на черном рынке всегда, а энциклопедию за такую цену…
Наверно, у меня был растерянный вид, потому что Петров взял меня под руку и сказал:
- Это дает не только информацию, знания, удовольствие читать, но главное, когда Николай вернется после победы домой, он не будет разочарован, что его отец такой необразованный.
- Давайте посмотрим что-нибудь, - сказала Тамара.
- Посмотрите, что в ней говорится о Петербурге, - попросил генерал.
Все стояли вокруг Петрова, пока он поворачивал страницы осторожно, как священник в церкви перед чтением Евангелия.
- Петрониус, - воскликнул он, - очень похоже на мою фамилию.
- Вы ушли слишком далеко, - сказала Тамара. - Петербург должен быть несколькими страницами прежде.
- Петроний, - продолжал Петров, - римский поэт, автор первого западноевропейского романа. Ему было приказано кончить жизнь самоубийством, когда он был заподозрен в заговоре против императора. Последние часы своей жизни он провел в развлечениях, всевозможных удовольствиях и составлении описания Нероновых оргий.
- Удивительно, - сказал Петров, - я никогда не слышал о таком человеке. Видите, за какие-нибудь три минуты, может быть даже меньше, я узнал столько интересного. Это мне понятно, как мужчине. Кончает самоубийством по приказу императора и проводит последние часы не плача, а с радостью.
- Мне не нравится то, что сказано насчет описания оргий Нерона. Это - не жест верности, как мне кажется, - сказал генерал.
- Тем не менее, это - история.
Петров продолжал читать дальше о Петронии про себя, затем перелистнул страницу назад.
- Вот тут Петербург наконец, но очень короткая колонка.
Он прочитал:
- Петербург, город и порт в Вирджинии, США, стоит на реке Аппоматтокс.
- Не может быть, - сказал генерал и взял книгу из рук Петрова. - Хотя адмиралу Сурину будет интересна такая информация.
- Посмотрите на "Санкт-Петербург", - сказала Тамара, и я подал Петрову нужный том.
- Санкт-Петербург, - читал он, - город в районе Пинеллас, Флорида.
Он опустил книгу и посмотрел на меня.
- Ничего не понимаю. У вас два Петербурга в Америке?
- Наверно. У нас также есть и Москва.
- Удивительно. Называть иностранные города русскими именами не очень умно. Особенно именами, такими известными в России.
- У нас есть еще и другие, например Париж.
- Полное отсутствие воображения, - сказал генерал, - или отсутствие героев, во имя которых можно называть.
- Возможно, отсутствие истории, - сказал Петров.
- Но где же наш Санкт-Петербург в этой знаменитой энциклопедии? - спросил генерал с раздражением.
- Почему вы не посмотрите, где полагается, на "Ленинград"? - это сказал Александр, и все к нему повернулись.
Он, вероятно, стоял у дверей уже несколько минут. Я давно его не видел. И в моем представлении он все еще был прежним мальчиком, хотя мало что мальчишеского оставалось в том бледном лице, которое я теперь увидел. Похоже, ему было неловко, что он так свысока бросил нам это название, но в то же время в его темных глазах блеснул насмешливый вызов.
- Я иду к Евгению сейчас, - сказал Александр в ответ на общее молчание, - вернусь до темноты.
Он повернулся идти, но прежде чем выйти, сказал мне:
- Я рад, что вы здесь.
- Ну что же, будем смотреть на "Ленинград", ваше превосходительство? - генерал кивнул головой.
- Вы можете представить себе, что вы должны были бы называть ваш Вашингтон Маркс-тауном? - сказал мне Петров.
- Он будет опять Петербургом, вы же это знаете, - сказала Тамара. - Мне не нравится этот Евгений. И не нравится, что Александр проводит так много времени с ним. Он, кажется, старше Александра?
- Ему семнадцать, он только на один год старше.
- Кто его родители? - спросил генерал.
- Его отец - учитель.
- Я хочу сказать…
- О, в России он, кажется, тоже был учителем.
- Понятно.
- Ленинград, - читал Петров, - раньше Санкт-Петер-бург, Петроград.
Тамара и генерал заглядывали через плечи Петрова и читали молча.
- Ага, - закричал генерал, - слушайте это: "В архитектурном отношении самый красивый город в мире".
Он подозвал меня и заставил читать эти слова. Петров улыбался.
- Я вам говорил, что в этих книгах самые точные сведения, ваше превосходительство. Очень кстати, что мне повезло купить их теперь. После победы я смогу купить тома после W? Ну, да это все равно, едва ли я дойду до W до конца войны.
- К тому времени, - сказал генерал, - они должны будут писать новое о войне, так что старая W-книга все равно не будет годиться.
- Давайте теперь посмотрим на слово "Москва", - сказал Петров.
Я перебил его.
- Если вы серьезно считаете, что я могу здесь остаться, то давайте поговорим о практических условиях.
- Практических? - закричал генерал. - Уже практично, что вы здесь, нет?
- Я говорю о вознаграждении.
- Вознаграждении? Я вас не понимаю.
- Ну хорошо, как я должен буду платить вам за жилье и еду, ведь еду теперь трудно доставать, пайки, карточки и прочее. И в данный момент у меня нет денег. Может быть, мы можем договориться, что после войны я заплачу вам определенную сумму…
- Вы не должны нас оскорблять, мистер Сондерс, - сказал генерал резко. - Предполагать, что мы будем ждать от вас каких-то денежных вознаграждений, очень, очень нехорошо.
- Я совсем не хотел вас оскорбить, я глубоко благодарен за вашу доброту, генерал, но всякий человек задал бы тот же вопрос, прежде чем принимать вашу помощь.
- В таком случае я не всякий человек, - сказал Петров.
- И разве я человек, который дает убежище и пищу военнопленному, а потом берет за это плату?
- Неужели вы не понимаете? - сказала Тамара.
- Вы будете с Петровым в одной комнате, - сказал генерал, - вы знаете, баронесса переехала, когда началась война. Она теперь у друзей в городе. Эта комната наверху, рядом с моей, той, где вы спали.
- Я привезу складную кровать. Я даже предпочитаю спать на такой, - сказал мне Петров. - Мы поставим ее в нашу комнату, и у вас будет своя постель. И потом, я редко бываю дома. Вы можете читать мою энциклопедию или писать мемуары.
- Нам надо будет достать ему документы как можно скорее, - вставил генерал.
- Самое главное - это найти вам подходящее имя, - сказал Петров. - Придумал! Мы вас сделаем Львом Сердцевым. Лев Сердцев очень подходит, так как вы - Ричард - Львиное Сердце, очень исторически получается!
Я сказал:
- Я очень благодарен и… - но генерал замахал руками на меня и сказал:
- Нет, нет, пожалуйста, мистер Сондерс… - и я замолчал.
Было бесполезно, как я теперь понимаю, навязывать им свои ценности и судить их на основе моих. В отличие от нас, американцев, они не ценили прайвеси, и только в постоянном общении с людьми могли выжить в периоды бедствий. Но в тот момент взамен их чистосердечности, болезненной для меня, я мог получить только безличную жестокость врага. И потом, они даже не понимали, отказывая мне хотя бы в обещании заплатить им, что они оскорбляли мое достоинство - так же, впрочем, как и я не мог взять в толк, что, предлагая плату, я оскорблял их.
Глава десятая
Я был совершенно не подготовлен к той изолированной и своеобразной обстановке, в какую я попал, поселившись у генерала. Целые дни проводил я, ощущая лишь голод, одиночество и скуку. Каждый вечер я с нетерпением ожидал прихода Петрова, это был мой единственный контакт с миром вне кладбища. Петров говорил, что реакция моих друзей на известие о моем побеге была различной. Некоторые были рады за меня, другие были удивлены и говорили, что они никогда не ожидали, что я был способен это сделать, - такое мнение показалось мне оскорбительным. Некоторые даже сомневались, что мне удался побег. Они были больше озабочены судьбой Джима, говорили, что ходят слухи, будто он безуспешно пытался покончить с собой в тюрьме. Петров был как барометр настроений, страхов и надежд, и, хотя эти сведения были окрашены его собственными представлениями, я чувствовал, что отчаяние среди моих соотечественников было сильнее их надежд.
На второй день моего пребывания на кладбище Петров вызвался пойти на мою квартиру взять там хоть что-нибудь. Я дал ему ключи, но он вернулся с пустыми руками, сказав, что двери опечатаны, и объявление извещает, что имущество за этой дверью принадлежит властям, и что нет никакой возможности попасть вовнутрь. Затем он прибавил, что "и это к лучшему", так как теперь у меня нет ничего, что выдавало бы во мне американца.
Как и обещал, Петров достал мне подержанную одежду и фальшивые документы. Я теперь стал человеком без родины, родившимся в маленьком городке в России, живущим в Китае с одиннадцати лет.
- Самое важное, мистер Сондерс, - говорил Петров, - держитесь подальше от русских эмигрантов, потому что они сразу услышат, что вы не русский. Генерал вам скажет, кому доверять, а когда другие будут приходить, вы не выходите из вашей комнаты, пожалуйста. Тогда все будет о'кей, как говорят у вас в Америке.
- А что сделают эти другие русские, если они узнают обо мне?