- Господин маршал, в таком случае, может быть, вы позволите мне взять повозку и отвезти их домой?
- Поступайтэ, как считаетэ нужным, господин сэкретар, но я не хочу видет в наших рядах ваша труппа комедиант! А может, вы желаетэ, чтобы моя пехота немношко полюбил ваши красотки?
- Благодарю вас, господин маршал.
Себастьян ушел. Маршал пожал плечами и вздохнул:
- Всэ они похожие, эти городские. Ни к чему не есть приспособлен. А те, который нэ могут потушить слабый огонь! Откуда они есть родом? Во всяком случай нэ из моей деревня. Там каждый крестьянин погасит свой гумно одним стакан вода!
Лефевр родился в семье мельника в Руффахе, откуда унаследовал свой акцент; женился на прачке, что стало предметом насмешек у придворной публики с чистой дворянской кровью. Тем не менее, в получении виртуального герцогства он опередил даже Наполеона. При каждом удобном случае и всегда с большой гордостью Лефевр любил подчеркнуть свое скромное происхождение… Но сегодня его офицеры не верили, что самый идеальный крестьянин из его деревни даже с ведром воды смог бы что-либо сделать на этом страшном пожаре в Москве.
В десять часов вечера открытая военная повозка с фонарями, высвечивающими лишь крупы лошадей, выехала из Кремля и направилась на северо-восток города. В повозке уместилась вся труппа мадам Авроры. Виалату согласился-таки снять шлем центуриона. Одна нога "Жанны д’Арк" высовывалась из дверцы. Себастьян сел рядом с форейтором. Старший интендант Боссе разрешил ему сопровождать его неожиданных протеже. Себастьян все время оборачивался, пытаясь в полумраке разглядеть силуэт мадмуазель Орнеллы, но этому чертовски мешала вездесущая мадам Аврора. Несмотря на ухабы и тряску, она стояла посреди повозки и командовала, как лучше проехать к дому итальянца-коммерсанта:
- Направо и давай вдоль базара.
Форейтор так и поехал. Но не прошло и минуты, как самоуверенная дама засомневалась:
- А может, через базар было бы ближе?.. Впрочем, погоди-погоди, что там за толпа?..
Повозка покатилась по узким улочкам с одноэтажными кирпичными домами. Оставшись, наконец, без офицеров, солдаты дали себе волю и, в надежде поживиться, тянули все подряд, ругаясь за бочонок меда или какую-нибудь женскую тряпку. То был Китай-город. Торговцы из Лан-Тхэу доставляли сюда товары со всей Азии. Они прибывали в Москву откуда-то из-за Амура, где кончается Россия и начинается Китай. По "шелковому пути" купцы добирались до Каспийского моря, а оттуда по Волге и Дону до Москвы. Торговали белыми бухарскими шелками, чеканной медной посудой, пряностями, мылом, брусками соли с розоватыми прожилками…
Гвардейцы мгновенно сметали с полок все без разбора. Их мундиры едва проглядывали из-под разноцветных отрезов шелковистого бархата, вместо киверов на головах красовались татарские шапочки с наушниками. Изделия из моржовых бивней исчезали в бездонных карманах шинелей и солдатских ранцах. Полосатой желто-фиолетовой тканью солдаты обматывались, словно плащами. Преображенные до неузнаваемости, мародеры группами покидали Китай-город, сгибаясь под тяжестью награбленного.
Проехать здесь было довольно сложно, повозка еле двигалась. Поездка явно затянулась, но Себастьян этому был только рад: ему подольше хотелось побыть рядом с мадмуазель Орнеллой, которая казалась ему воплощением земных и небесных добродетелей… И тут прогремел взрыв. Слева от них загорелась лавка. Люди с криком стали разбегаться кто куда. Форейтор хлестал лошадей. Те помчались рысью, задевая порой солдат, которые, как могли, уносили ноги из торгового квартала. Какой-то гренадер ловко вскочил на подножку повозки и возбужденно крикнул:
- Рвануло, как только вышибли дверь магазинчика! - он уже успел намотать на шею шелковый отрез, напялить поверх мундира куртку из волчьей кожи и теперь орал: - Вот увидите, конец нам будет в этом поганом городе!
- Не кричите, успокойтесь! - с непривычной для себя уверенностью сказал Себастьян. - Вы пугаете дам.
- Все дамы трусихи! Эх, стать бы мне птицей, сразу улетел бы отсюда!
- Горит и с той стороны, - сказала мадам Аврора, - скорее всего, за больницей Воспитательного дома на Солянке.
- Где, где? - переспросил Себастьян.
- На Солянке, на улице, где торгуют соленой рыбой, господин Себастьян.
Эти слова прозвучали из уст мадмуазель Орнеллы, и Себастьян начисто забыл о пожарах, которые теперь ничего для него не значили. В его ушах все звенел и звенел ее нежный певучий голос.
Капитан д’Эрбини расположился со своими драгунами в особняке графа Калицына. Мебели там было не много, но все выглядело вполне прилично. От хозяев ему досталась даже картина с купающимися нимфами, которую в суматохе сборов забыли снять. Изображенным на ней старомодным полноватым дамам капитан, конечно же, предпочел бы настоящих женщин. Однако, страдая от бессонницы, имея богатое воображение и соответствующие воспоминания, он мог мысленно заменить эти образы молодыми русскими девицами.
Полен пересмотрел все шкафы, не оставил без внимания ни одну банку, но нашел лишь сушеные фрукты да какое-то коричневое засахаренное варенье. Капитан протянул стакан, и слуга налил ему березового вина, которое он выпил одним глотком.
- Это совсем не похоже на наше шампанское, - заметил д’Эрбини, поглаживая усы.
Он сменил военную форму на ярко-красный атласный халат с подкладкой на лисьем меху. Капитан нехотя закусил вино ложечкой варенья. Тем временем Полен приготовил постель, аккуратно разостлав скатерти вместо простыней. В это время со двора донесся лай цепных псов, привязанных перед домом.
- Надо было свернуть шею этим горлопанам! Полен, иди посмотри!
Слуга выглянул в окно и сообщил, что какие-то гражданские болтают с часовыми.
- Ступай вниз и узнай, что там такое!
Капитан налил себе полный стакан и посмотрелся в зеркало, висевшее над столом. Сегодня вечером в этом московском наряде, без каски, со стаканом в руке он определенно себе нравился. "За мое здоровье!" - подмигнул он своему отражению.
Скромное убранство этих просторных комнат чем-то напомнило ему детство, проведенное в замке неподалеку от Руана, а точнее, в отцовском поместье д’Эрбини. К обеду в доме любили собираться гости: соседи, семейный священник, разорившиеся дворяне. Зимними вечерами все садились у единственного действующего камина. Д’Эрбини очень рано поступил на военную службу в Национальную гвардию, где и постигал все тонкости военного дела. Он не на словах, а на деле знал, что такое убивать, ходить в атаку и получать медали. Он столько раз уходил от смерти, что воспринимал это как должное. Однажды он всадил саблю в живот человеку только за то, что тот дерзко посмотрел на него. В другой раз он жестоко избил таможенника, который хотел взять с него плату за въезд в Париж. А тот случай в Вожираре, когда между драгунами и стрелками в кабаке завязалась смертельная драка…
В комнату вбежал Полен:
- Месье, месье….
- Стоять! Скотина!
- Там бродячие комедианты. Просятся приютить.
- Нет у меня места для цыган. Понял?
- Это французы, месье. Они жили в зеленом домике напротив, который разграбили наши молодцы…
- Пусть спят на земле! Очень полезно для позвоночника. Таких людей надо ставить на место.
- Я думал…
- Разве я плачу тебе за то, чтобы ты думал, тупица?
- Там есть молодые женщины…
- Красивые?
- Пожалуй, да…
- Веди их сюда! Посмотрим, - капитан подкрутил усы, - может, это судьба.
Едва он успел окропить себя одеколоном, который остался от графини, как явилась "судьба". Она вошла вместе с громогласной мадам Авророй, которая толкала перед собой драгуна, сердито колотя его в спину крепко сжатыми кулаками. Размахивая шалью, она тут же набросилась на капитана:
- Вы командир этих негодяев?
Д’Эрбини не успел открыть рот, чтобы ответить актрисе, как на него посыпалось:
- Объясните мне, почему вместо ремня я вижу на брюхе этого типа свою шаль? - Она с силой ударила растерявшегося драгуна в живот. - Я знаю, это ваши солдаты все разворовали в нашем доме, где мы жили два месяца! Я требую…
- Замолчите, - сказал капитан, вставая с кресла, - вы ничего не можете требовать. Весь город принадлежит нам. Эй, ты! Что ты там вытворяешь?
Виалату положил свой шлем центуриона на столик и стал примерять каску д’Эрбини, но она оказалась ему слишком велика.
- Не трогать мои вещи! - закричал капитан.
- А с нашими вещами вы как поступаете? - горячилась мадам Аврора, которую вовсе не смутил окрик офицера.
- Между прочим, - заговорил Виалату, - у нас есть выход на императора. Один из его секретарей лично доставил нас сюда.
- Весьма любезный молодой человек… в отличие от некоторых, - с явной насмешкой процедила рыжая особа, привыкшая к ролям субреток.
Капитан смягчился, взглянув на юную актрису, которая показалась ему легкой добычей.
- Ладно… Солдат ведь тоже можно понять… К тому же мы соотечественники… Как-нибудь договоримся. Здесь всем хватит места. Полен! Позаботься о наших новых друзьях! А для вас, мадмуазель, я предоставляю свою комнату, где опочивал сам граф.
- И вы с нами остаетесь? - не без иронии спросила мадмуазель Орнелла. Она не сомневалась, что капитан положил на нее глаз.
- Посмотрим, посмотрим…
Д’Эрбини положил на место каску, а Полен со свечою в руках увел остальных артистов. Обе избранницы уселись на краю огромной кровати и, посмеиваясь, начали шептаться. Некоторое время капитан в нерешительности стоял посреди комнаты, затем, желая прекратить эти смешки, осведомился, как зовут прелестных дам.
- Жанна, - представилась мадмуазель Орнелла, которую вне театра звали Жанной Модр. - А это Катрин.