- Заткни хлебало, сучка! - сказал один из вошедших и ударил ее по губам тыльной стороной руки. Прижав ладони к окровавленным губам, она бросилась к двери. Ее отпустили.
Левка вскочил на ноги и бросился на того, кто ударил Марго. Он успел нанести один хороший удар и попал в глаз. Но остальные его скрутили. Они были сильны, и вырваться ему не удалось. Двое держали, а первый - похоже, он был главный - ударил его по зубам, а потом стал бить под ребра. Изо рта у Левки потекла кровь, и его стошнило.
Когда он ослабел так, что еле держался на ногах, его потащили вниз по лестнице и выволокли из дома. На обочине стоял синий "Гудзон" с работающим двигателем. Левку бросили на пол, и двое, сев на заднее сиденье, поставили на него ноги. Третий сел за руль, и машина тронулась.
Ему было слишком плохо, чтобы думать, куда его везут. Видимо, это люди Вялова, но как они его нашли? И что с ним теперь сделают?
Через несколько минут машина остановилась, и его вытащили. Они приехали к какому-то складу. На улице было пусто и темно. Он почувствовал запах воды и понял, что близко берег. Удобное место, чтобы убить, понял он с мрачной покорностью. Тело сунут в мешок - с несколькими кирпичами, чтобы наверняка пошло на дно - и бросят в озеро Эри. И никаких свидетелей.
Он попытался собраться с силами. В худшей переделке он еще не бывал. И на этот раз ему вряд ли удастся выкрутиться. "И зачем я только в это полез?" - подумал он.
Склад был весь заставлен новыми шинами, штабелями по пятнадцать - двадцать штук. Его протащили через весь склад и остановились перед дверью, которую охранял крепко сбитый парень, который поднял руку, останавливая.
Никто не произнес ни слова.
Дверь открылась, и появился Ник Форман. Верхняя губа у него распухла, один глаз не открывался. Увидев Левку, он сказал:
- Мне ничего другого не оставалось. А то бы меня убили.
Из кабинета вышел худощавый человек в очках. Это не мог быть Вялов, понял Левка, - слишком хлипкий.
- Тео, давай его, - сказал очкарик.
- Слушаюсь, мистер Найэл, - сказал главный громила.
Когда Левка попал в кабинет, ему вспомнился дом, где он родился: было так же душно и дымно. В углу он увидел иконы.
За металлическим столом сидел мужчина средних лет, на редкость широкоплечий. На нем был дорогой костюм и галстук, а на руке, державшей сигарету, два кольца.
- Что это за вонь? - спросил он.
- Блевотина, извиняюсь, - сказал Тео. - Буянить начал, нам пришлось его малость усмирить - ну он и блеванул.
- Отпустите его.
Громилы освободили Левке руки, но держались рядом.
Вялов смерил Левку взглядом.
- Мне передали твое послание. Что я должен быть повежливей.
Левка собрался с духом. Он не умрет на коленях.
- Так значит, вы Джозеф Вялов? - спросил он.
- Ей-богу, ты не трус, - сказал Вялов. - Спрашивать меня, кто я такой!
- Я искал вас!
- Ты искал меня?
- Петербургские Вяловы продали мне билет из Петербурга до Нью-Йорка, а довезли только Кардиффа, - сказал Левка.
- Ну и что?
- Я хочу получить назад свои деньги.
Вялов смотрел на него несколько долгих секунд, потом расхохотался.
- Ну что ты будешь делать! Какой наглец!
Левка затаил дыхание. Значит ли это, что Вялов его не убьет?
- Работаешь где? - спросил Вялов.
- У вас.
- Где у меня?
- В гостинице "Санкт-Петербург", на конюшне.
Вялов кивнул.
- Думаю, мы подыщем тебе что-нибудь получше, - сказал он.
II
В июне 1915 года Америка сделала еще шаг к войне.
Гас Дьюар негодовал. Он считал, что Соединенным Штатам не следует ввязываться в европейскую войну. Так же считал народ Америки и сам президент Вудро Вильсон. Но тем не менее опасность почему-то все приближалась.
Переломный момент наступил в мае, когда немецкая подводная лодка торпедировала "Лузитанию", английское судно, перевозившее 173 тонны винтовок, патронов и снарядов со шрапнелью. Кроме оружия, на нем было две тысячи пассажиров, включая 128 граждан Америки.
Американцы были потрясены, газеты устроили настоящую истерику.
- Народ хочет от вас невозможного! - возмущенно сказал президенту Гас в Овальном кабинете. - Требует жесткой политики по отношению к Германии - но без риска начать войну.
Вильсон кивнул, соглашаясь. Подняв голову от машинки, он сказал:
- Нет такого закона, согласно которому общественное мнение должно отличаться последовательностью.
Гасу нравилось его спокойствие, но был расстроен.
- И как же вы будете выходить из положения?
Вильсон улыбнулся, показав плохие зубы.
- Гас, с чего вы взяли, что заниматься политикой легко?
Вильсон послал правительству Германии ультиматум, требуя, чтобы нападения на корабли прекратились. И он и его советники - в число которых входил и Гас - надеялись, что немцы пойдут на компромисс. Если же они будут упорствовать - Гас не представлял, как избежать обострения отношений. Это была опасная игра, и Гас чувствовал, что не может относиться к угрозе так спокойно и отстраненно, как, казалось, к ней относился Вильсон.
Пока через Атлантический океан летели телеграммы, Вильсон отправился в свою летнюю резиденцию, а Гас поехал в Буффало, в родительский дом на Делавэр-авеню. У родителей был дом и в Вашингтоне, но там Гас жил отдельно, а приезжая в Буффало, наслаждался укладом жизни, установленным матерью: серебряная ваза с розами на прикроватном столике; горячие булочки на завтрак; на столе белая накрахмаленная льняная скатерть, костюм в шкафу каждое утро вычищен и выглажен, хотя Гас никогда не замечал, когда его вынимали из шкафа.
Дом был обставлен в нарочито простом стиле - так мать Гаса выражала свое отношение к моде поколения ее родителей, любивших украшения. Мебель большей частью была в стиле бидермейер - практичный немецкий стиль, переживавший сейчас возрождение. В столовой на каждой из четырех стен висело по одной хорошей картине, на столе стоял канделябр на три свечи.
В первый день за ланчем мать сказала:
- Ты что же, собираешься в трущобы - смотреть, как дерутся за деньги?
- В боксе нет ничего плохого, - сказал Гас. Он относился к боксу с большим интересом. Даже пробовал сам, когда ему было восемнадцать. Благодаря большим рукам пару раз побеждал, но у него был не бойцовский характер.
- Это ведь… canaille, - презрительно сказала она. Это словечко снобов она подцепила в Европе и пользовалась, говоря о низшем классе.
- Мне бы хотелось отвлечься от международной политики, если получится.
- В "Олбрайте" сегодня лекция о Тициане, будет "волшебный фонарь", - сказала она. Картинная галерея "Олбрайт", располагавшаяся в белом классическом здании в парке Делавэр, была одним из главных культурных центров города.
Гас вырос, окруженный картинами ренессанса, и особенно ему нравились портреты Тициана, но на лекцию идти не хотелось. Однако такие культурные события часто посещали молодые люди из высшего общества, и здесь ему могла представиться возможность возобновить старые дружеские отношения.
"Олбрайт" был совсем рядом с Делавэр-авеню. Гас вошел в зал с колоннами и сел. Как и предполагал, среди присутствующих он увидел несколько старых приятелей. А рядом с ним сидела необычайно красивая девушка, лицо которой показалось ему знакомым.
Он неуверенно улыбнулся, и она, улыбаясь в ответ, спросила:
- Вы меня, наверное, не помните, мистер Дьюар?
Он почувствовал себя неловко.
- Ну… меня довольно долго не было в городе.
- Я Ольга Вялова, - сказала она, протягивая ему руку в белой перчатке.
- Ну конечно! - вспомнил он. Ее отец иммигрировал из России, и его первая найденная здесь работа заключалась в том, чтобы выставлять пьяных из бара на Кэнал-стрит. А сейчас вся Кэнал-стрит принадлежала ему. Он был членом городского совета и главной опорой русской православной общины. Гас несколько раз видел Ольгу, хотя не замечал, что она так очаровательна. Возможно, она просто повзрослела… Он дал бы ей лет двадцать, у нее было бледное лицо и голубые глаза. На ней был розовый жакет со стоячим воротником и шляпка-колокольчик с розовыми шелковыми цветами.
- Я слышала, вы работаете в Белом доме, - сказала она. - И как вам господин Вильсон?
- Он вызывает у меня глубокое восхищение. Он много лет в политике, но не изменил своим убеждениям.
- Как это, должно быть, интересно - находиться рядом с самыми могущественными людьми…
- Это очень интересно, но, как ни странно, там не чувствуешь этого могущества. Ведь при демократии президент подчинен избирателям.
- Но не может же быть, чтобы он просто исполнял все, чего желают избиратели!
- Ну в общем да. Президент Вильсон говорит, что лидер должен относиться к общественному мнению, как моряк к ветру, направляя корабль то в одну, то в другую сторону, но никогда не пытаясь двигаться наперекор стихии.
- Как бы мне хотелось изучать такие вещи… - Она вздохнула. - Но отец не пускает меня в колледж.
Гас улыбнулся.
- Он, наверное, думает, что вас там научат курить и пить джин.
- Ну да, и чему похуже, - ответила она. Для незамужней женщины это была рискованная реплика, и, должно быть, у Гаса на лице отразилось удивление, потому что она добавила: - Простите, вы, должно быть, шокированы…
- Нисколько.
На самом деле он был очарован. Чтобы продолжить разговор, он спросил:
- А что вы изучали бы, если бы могли учиться в колледже?
- Историю, наверное.