Едва эскадра Федора Ушакова появилась в Адриатике, английский адмирал на правах "союзника" стал наставлять, где и как использовать русские корабли с наибольшей пользой, конечно для Британии. Надо послать корабли в Египет. Оттуда текут золотые реки в казну английского короля. Ну, а Корфу и Мальта - это не для русских, Нельсон сам разберется, что к чему.
Однако коса нашла на камень. Ушаков имел свое мнение, в корне противоположное советам Нельсона. Англичанин не раз прикусывал язык, получая веские и недвусмысленные ответы русского адмирала.
Совсем рассвирепел Нельсон после визита к Ушакову. На борту "Святого Петра" адмирал нелицеприятно упрекнул его за бессмысленное кровопролитие и расправу английских моряков с повстанцами в Неаполе. "Я ненавижу русских, - писал Нельсон на Мальту капитану Боллу, - и если этот корабль пришел от их адмирала с о. Корфу, то адмирал - негодяй". С тех пор Нельсон носил за пазухой камень, но он, конечно, не знал, что Ушакова нет ни в Ревеле, ни в Кронштадте. Но там засели эти русские, которых следовало проучить…
Паркер в конце концов решился нанести удар по датскому флоту и поручил это Нельсону.
За две недели до этих событий в далеком Петербурге адмирал Чичагов встревоженно докладывал только что занявшему престол Александру I:
- Ваше величество, получено донесение из Копенгагена от генерал-майора Хрущева. Ожидается там со дня на день появление английской эскадры.
Флегматичный Александр I недовольно поморщился.
- Так что из того следует?
В военных вопросах новоиспеченный монарх не очень разбирался. А флотские дела тем паче казались ему темным лесом.
- Я имел достоверные донесения из Лондона о прежних намерениях правительства Питта послать сильную эскадру для нападения на наши укрепления и порты.
Александр I вытянул губы, недоуменно поднял брови:
- По какому же поводу?
Чичагов слегка кашлянул. "Что он в самом деле, позабыл или хитрит?"
- Сие произошло, когда генерал Орлов двинулся с донцами к Индии.
Любое напоминание о необдуманных поступках покойного родителя вызывало раздражение царя.
- Но поход отставлен, в чем же дело?
- Видимо, на берега Альбиона эти известия еще не дошли, а британские адмиралы прытко исполняют приказы адмиралтейства.
Александр бесцельно крутил в руках гусиное перо.
- Так надобно распорядиться, чтобы тех адмиралов упредить и встретить подобающим образом, ежели они посмеют выступить.
Надобно отдать должное Чичагову. Хотя он долго жил в Англии, женился на англичанке, но ревностно защищал интересы России, когда приходилось вступать в стычку с английскими притязаниями.
Через два дня на секретном заседании Адмиралтейств-коллегии Чичагов огласил царский указ об экстренном приготовлении флота к боевым действиям: "Сделать надлежит распоряжения без упущения времени - приведения в готовность всех кораблей, вооружения эскадры, приведения в готовность всех береговых батарей".
Одновременно последовали указания в Ревель. В его бухте зимовала эскадра из девяти линейных кораблей. Ее могут заблокировать в порту, а потом уничтожить… Тогда откроется путь к Кронштадту.
В Ревель главному командиру порта контр-адмиралу Алексею Спиридову поступило высочайшее повеление: "В течение апреля соорудить на острове Карлус батарею. Цитадель и все береговые укрепления привести в состояние отражать всякие могущие случиться на тамошний порт покушения".
Командира порта, сына героя Чесмы и ее участника, в десять лет вступившего на палубу корабля, понукать не было нужды. С первым известием об угрозе Спиридов сам проехал по всем береговым батареям, осмотрел каждую пушку от Бригиты до Старой гавани. Собрал командиров кораблей, начал вооружать эскадру.
Чичагов спешно направил в Ревель вице-адмирала Тета.
- Его императорское величество повелел вам немедля убыть в Ревель и в самоскорейшем времени привести тамошнюю эскадру в Кронштадт.
- Однако там лед еще, видимо, не сошел.
Чичагов досадливо чертыхнулся.
- Для того и посылают вас, дабы ускорить все действия.
Когда Тет приехал в Ревель, там сотни матросов уже обкалывали лед вокруг вмерзших кораблей, прорубали канал для проводки эскадры. День и ночь пешнями и топорами рубили лед солдаты и матросы. В конце апреля все корабли вытянулись на чистую воду и Тет повел корабли на соединение с Кронштадтской эскадрой. На другой день у входа в Финский залив замаячила армада английских кораблей…
Под Копенгагеном Нельсон встретил ожесточенное сопротивление датского флота и крепостной артиллерии. Несмотря на успех, ему пришлось вступить в переговоры с датским принцем Фредериком. Часть английских кораблей, в том числе и флагман Нельсона, приткнулись к мели у крепостных батарей. Большинство из них были сильно потрепаны. Разговаривая о перемирии, датчане уже знали о перемене власти в Петербурге и умышленно тянули время, чтобы отвлечь англичан. В конце концов датский принц согласился на двухнедельное перемирие.
Паркера вскоре отозвали в Лондон, и Нельсон получил свободу действий. Зная о переменах на троне в Петербурге, он все же не оставил надежды проучить русских, показать им свою силу. Исправив поврежденные после сражения с датчанами корабли, он повел эскадру к Финскому заливу. Формальный предлог у него был. В портах России оставались купеческие суда англичан, задержанные осенью, но никто и не думал им угрожать. В портах Англии тоже томились русские купцы. По пути английские капитаны веселились. Нельсон не забыл о сокровенном дне рождения леди Гамильтон. 26 апреля он объявил днем Святой Эммы и закатил на борту флагмана пир со своими капитанами. "Вчера у меня за столом был двадцать один приглашенный, - описывал Нельсон торжество в письме возлюбленной, - я выпил большой бокал шампанского за Святую Эмму. Четвертый тост после обеда был обычным - за твою земную суть".
По пути к Ревельскому рейду Нельсон отправил письмо графу Палену:
"Мое присутствие в Финском заливе будет большой помощью тем английским коммерческим судам, которые провели эту зиму в России. Лучше всего я могу доказать свои добрые намерения приходом моим в Ревель или Кронштадт. Если император найдет это более удобным".
Дерзкое, с явной издевкой, письмо.
Ответ из Петербурга, от графа Палена, не заставил себя ждать.
"Император считает ваш поступок совершенно не совместимым с желанием Британского кабинета восстановить дружеские отношения между обоими монархами. Его величеством приказано объявить вам, милорд, что единственную гарантию, которую его величество примет от вас - это немедленное удаление вверенного вам флота, и никакие переговоры не могут быть начаты раньше, чем какая-либо морская сила будет находиться в виду русских укреплений".
Нельсон проглотил пилюлю. Впервые в жизни адмиралу Синего флага британской эскадры дали от ворот поворот. "Надо же было потревожить этих медведей в берлоге", - с досадой подумал Нельсон. Ему то и дело приходили на ум прошлые схлестки с Ушаковым. Тогда Гораций Нельсон ни разу не вышел победителем. Похоже, история повторялась.
Однако из неприятной ситуации пришлось выпутываться. Для начала адмирал Синего флага запросил через парламентера разрешения у Спиридова пополнить запасы воды и провизии. Затем подкатился к царю.
"Будьте любезны доложить его величеству, - скрывая досаду, сообщил Нельсон графу Палену, - что я даже на наружный Ревельский рейд вошел только тогда, когда получил на то разрешение от их превосходительства губернатора и командира порта". Такого унижения он еще ни разу не испытывал.
Английская эскадра покинула Финский залив, не простояв у Ревеля и недели. Прославленный адмирал понял, что у берегов России он не добьется новых лавров. Теперь ему не терпелось вернуться в Англию, к Эмме, и он попытался использовать небольшое недомогание как предлог для отпуска. Однако адмиралтейство не отвечало, и Нельсон пришел в ярость. Он пишет Эмме: "Держать меня здесь - чистое убийство".
Не теряя надежды, он продолжал бомбить адмиралтейство рапортами с просьбой об отпуске, с требованием, чтобы его отпустили с этого "промерзлого севера". Он писал, что в Ревеле он-де провел шесть часов в шлюпке, простудился, а потом даже решил, что у него чахотка. В письме к Эмме он сокрушался: "Стоило ли плыть в Балтийское море, чтобы умереть там естественной смертью?" И уверял, что не останется в этих местах "даже за титул герцога с годовым доходом в пятьдесят тысяч фунтов".