- Было дело, - встряхнулся Державин, - в отчих местах, в Казани. С докладом к нему прибыл, а он меня отчитал. Князь ревнив был в придворных делах, а я по недомыслию по пути в Казань заехал в Симбирск и представился его супротивнику генералу Бибикову. - Державин разлил вино по бокалам. - Однако при всем том, должно справедливость отдать князю Григорию Александровичу, имел он весьма сердце доброе и человеком был великодушным. Помянем его светлую память.
Тишину прервал Державин:
- Тарантас жизни моей по ухабам судьбы много раз подскакивал, падал, клонился опасно. Разное бывало. Однако Бог до сей поры миловал, - он кивнул на Резанова, - у тебя, мой друг, тоже встряски случались. Вспомни, как отводил тебя от двора князь Платон Зубов. Заодно отнял у меня искусного секретаря и сослал в далекую Сибирь.
Лазарев с интересом разглядывал обер-секретаря Правительствующего Сената. Ему уже приходилось видеть Резанова в Сенате, знал он и об успешной его карьере.
В молодости служил в гвардейском Измайловском полку, в чине капитана вышел в отставку. Даровитого, смекалистого чиновника перевели в Петербург. В столице его приметил граф Чернышев, взял правителем канцелярии в Адмиралтейств-коллегию. Потом его забрал к себе Державин, в то время докладчик императрицы. Случалось Державину вместо себя посылать с документами к постаревшей Екатерине щеголеватого правителя канцелярии. Императрица обратила на него внимание, но и Платон Зубов не дремал. Под благовидным предлогом отправил его в далекий Иркутск, якобы разобраться с делами компаний, промышлявших в Русской Америке…
Державин отпил вина из бокала.
- Не было бы счастья, да несчастье помогло, - проговорил он, - Николай Петрович не токмо во всем разобрался исправно, но и любовь свою ненаглядную, Анюту Шелихову, оттуда привез.
Действительно, ехать в Иркутск Резанов не страшился, там жил его отец. Выполняя поручение, близко познакомился с известным промышленником и следопытом Григорием Шелиховым, загорелся его замыслами по освоению американских владений России… Влюбился в его старшую дочь Анну и вскоре венчался с ней. Брак оказался счастливым.
Вернувшись в Петербург, он подал Екатерине прошение о создании акционерного общества Российско-Американской компании. Но императрица не захотела давать монополию шелиховской компании.
- Однако новый государь понял всю пользу нашу, - пояснил Резанов, - всемилостивейше соизволил утвердить недавно образование компании. Нынче просим государя дозволить правление компании перевести в Петербург.
- Какова цель такого перемещения? - спросил Лазарев.
Резанов переглянулся с Державиным.
- Ты, дружок мой, далек от нравов столичных был, - рассмеялся Державин, - ныне все дела вершатся в петербургских канцеляриях. Покуда бумаги из Сибири да обратно перекочуют, лета многие минуют, а коммерция сего не терпит.
Державин разлил вино, ласково посмотрел на жену:
- Твое здоровье, Дарья Алексеевна, спаси Бог, что приветила гостей. Чаю, они теперь почаще у нас бывать станут…
Державин и Лазарев хотя и изредка, но навещали друг друга, а с Резановым Петр Гаврилович больше так и не встретился.
Осенью последнего года уходящего восемнадцатого века в одной из поездок по губерниям он простудился, однако виду не подал, ходил на службу. Потом вроде болезнь отпустила. Перед Рождеством, по указу Павла I, ему предстояло ехать с ревизией в Белоруссию.
- Зря ты, Петр Гаврилович, ревность свою выказываешь, пойдем вместе к генерал-прокурору, отлежаться тебе надобно, а не с кашлем в стужу ехать. Приключится что.
Лазарев испуганно замахал руками:
- Ни в коем разе. Сам знаешь тиранскую суть государя. Генерал-прокурор ему враз донесет о неисправности моей ревизии. Жди потом опалы или другой напасти. - Петр Гаврилович виновато улыбнулся. - Деток-то моих кормить надобно. Ну, а ежели, не дай Бог, что приключится, вся надежда на тебя, Гаврила Романович.
- Будь покоен, поезжай с Богом.
Предчувствие не обмануло Державина. На полпути в Белоруссию, не доезжая Пскова, Лазарев слег в Порхове, там и скончался.
Новый век начался несчастливо для Лазаревых, они осиротели.
В последних числах января директор Морского кадетского корпуса адмирал Голенищев-Кутузов получил из канцелярии императора казенный пакет с письмом:
"Государь император указать соизволил умершего сенатора, тайного советника Лазарева трех сыновей 1-го, 2-го и 3-го - определить в Морской кадетский корпус.
Генерал-адъютант гр. Ливен".
Первым был Андрей, вторым - Михаил, третьим - Алексей Лазарев.
На следующий день в корпус приехал Державин.
- Доложите директору, сенатор Гаврила Державин, - сказал он дежурному офицеру.
Голенищев сам вышел в вестибюль встретить старинного знакомца.
Поздоровавшись, взял его под локоть, и они вместе поднялись в кабинет.
- Слыхал о вашем прошении, Гаврила Романович, и весьма рад, что государь без проволочек решить соизволил по делу Лазаревых. Чем могу служить?
- Вы знаете, Иван Логинович, что покойный сенатор Петр Гаврилович Лазарев был мне близким приятелем. Потому святым чувством почитаю заботу о его сиротах. - Державин вынул платок, вытер глаза. - Дочь его, Верочку, взял к себе под опеку. Сыновей же, как желал покойный, определил под ваше попечение.
- Можете быть уверены, что у нас они получат достойное образование и великолепное воспитание.
- Когда и куда прикажете, ваше превосходительство, доставить отроков?
- Гаврила Романович, хоть завтра поутру, в это же время, я сам буду на месте, в крайнем случае распоряжусь своему помощнику.
Державин учтиво раскланялся.
Сквозь разбитое стекло на подоконник неслышно падали редкие снежинки. Метель крутила еще с вечера, и Мише невольно вспомнилась такая же вьюга год назад, когда вернулся из поездки отец и заболел. В каморе, где размещалось полторы дюжины кадетов, было довольно прохладно. Кадеты ежились под казенными одеялами и всхлипывали во сне. Справа, натянув на нос одеяло, спал старший брат Андрей, слева свернулся калачиком, укрывшись с головой, и тоненько посапывал Алеша.
…Вчера в полдень братьев привел Державин и сдал помощнику директора корпуса. Перед уходом наказал обязательно быть у него на Пасху. Потом Лазаревых повели в каптерку, выдали зеленые мундиры, белые чулки. Не успели они кое-как переодеться, как на них налетела туча кадет-одноротников. Они куражились, строили рожи, тыкали пальцами и кричали: "Новенькие, новенькие!"
Вечером на Алешу ни с того ни с сего наскочил кадет-"старичок" и стал его мутузить и толкать. Не тут-то было. Через минуту поверженный "старик" лежал на полу, а в грудь коленом ему упирался Андрей, рядом Миша отряхивал Алексея.
- Покорен, - просопел поверженный кадет, - слезай, чего давишь?
Столпившиеся вокруг кадеты объяснили, что "покорен" означает "сдаюсь", а потому борьба окончена. Андрей встал и подал руку лежавшему. Поднявшись, тот, нисколько не обижаясь, дружелюбно ухмыльнулся и, не отпуская руки, представился:
- Унковский Семен…
…Миша прислушался. По коридору торопливо протопали. Громкая барабанная дробь поднимала кадет.
Для Андрея, Миши и Алексея начинался первый день многолетней жизни в корпусе, познания "хитростных мореходных наук".
После победы у Гангута Петр учредил в Петербурге Морскую академию. Сюда перевели из Москвы классы Навигацкой школы. При Елизавете из академии образовался Морской кадетский корпус…
Нынче он располагался на набережной Невы. Науки будущим офицерам преподавали разные - математику и философию, географию и астрономию, разные языки. Обучали танцам и фехтованию. Среди педагогов были и раньше здесь замечательные. Такие, как Магницкий и Курганов. А нынче Лазаревым пришелся по душе и капитан 1-го ранга Платон Гамалея, инспектор классов.