- Не могу, товарищ командарм, хотя служить в Конармии почётно - армия не знает поражений!
Семён Михайлович никак не отреагировал на эти слова и продолжал:
- Дам тебе в подчинение бригаду, можешь возглавить и разведку армии, а Стройло назначу своим помощником. Ну как, согласен?
- Никак нет, товарищ командарм, - сухо возразил Мерецков. - Судите сами: два курса Академии Генштаба я закончил, остался третий и - выпуск! Зачем же мне бросать учёбу?
- Ты что же, хочешь умнее всех стать? Ты два курса окончил, я же вообще никаких академий не кончал, а уже разбил войска не одного белогвардейского генерала.
- У вас, товарищ командарм, есть военный талант, чутьё на врага, что ли, а мне всё это надо ещё в себе выработать. Берите к себе молодых конников, они сочтут за честь сражаться в рядах вашей Конармии.
- Факт, сочтут за честь, но кто их будет учить? Ты вот не желаешь помочь мне, а? - Лукавая улыбка вспыхнула на смугловатом лице Будённого. - Ладно, я тебя, Мерецков, понял и не осуждаю. Считай, что этого разговора не было!..
- Понял, товарищ командарм! - Мерецков взял под козырёк. - Разрешите идти?..
Через два дня Конармия пошла в наступление. Удар под Озёрной наносила 4-я дивизия Коротчаева, в которой был и Мерецков. За ней следовала 6-я дивизия, а фланги обеспечивали 11-я и 14-я дивизии. После яростного боя белополяки дрогнули, и 4-я дивизия ворвалась в Ягнетин, с ходу форсировав реку Ростовицу. Справа и слева прорвались 11-я и 14-я дивизии, а в Озёрную вошли конники Семёна Тимошенко.
Мерецков всё это время занимался разведкой, уточняя, где находятся войска противника, каковы они, и, хотя в пылу боя он действовал осмотрительно, у разбитого дома по нему открыл огонь белополяк. Пуля сорвала с головы фуражку. В какое-то мгновение Кирилл Афанасьевич увидел вражеского пулемётчика, его красное, налитое ненавистью лицо, бросил на него коня и с ходу рубанул шашкой.
"Стоило мне замешкаться хотя бы на секунду, и я лежал бы трупом на сырой земле!" - остро кольнула недобрая мысль.
А конармейцы уже лавиной неслись на неприятеля. В воздухе блестели сотни клинков, слышалось громовое "ура". Теперь вся Конармия ворвалась в расположение вражеских войск. Белополяки пытались сжать её с боков. По флангам Конармии с севера ударили пулемёты и орудия генерала Корницкого, с юга - кавбригада Савицкого и пехота. Но командарм Будённый не стал отбиваться на флангах, а повёл свои полки вперёд, в глубокий рейд на северо-запад. Сзади Конармии сомкнулось кольцо войск. Так начался знаменитый бердичевский прорыв.
"Умён, чертовски умён Семён Будённый, - подумал о командарме Мерецков. - На флангах драться не стал, пошёл вперёд, расстроил все боевые порядки белополяков!"
4-я дивизия ушла на Житомир и с ходу овладела им. Потом резко повернула на восток и установила связь неподалёку от местечка Брусилов с Фастовской группой войск, которой командовал Иона Якир...
- Между Киевом и Винницей мы фактически создали "красный коридор", - сказал на совещании в штабе начдив Коротчаев. - Ныне конники немного отдохнут, мы подучим боезапас, ударим с тыла по Третьей польской армии и освободим Киев!
И тут произошло то, чего никто не ожидал. Идти на Киев получила приказ Фастовская группа войск, а Конармия повернула на запад.
- Будем продолжать рейд по вражеским тылам, - объявил в штабе дивизии Коротчаев.
Днём, когда нещадно палило солнце и бойцы старались укрыться в тени, в 4-ю дивизию прибыл командарм Будённый. Мерецков как раз готовил разведдонесение в штаб Конармии. Будённый резво соскочил с коня, отдал повод своему адъютанту Петру Зеленскому, человеку храброму и ловкому, не отходившему от Будённого ни на шаг, вошёл в штаб. Увидев за столом Мерецкова, он басовито спросил:
- Что ты сочинил в мой штаб? - Поздоровался с ним за руку, присел рядом.
- Плохо дело, товарищ командарм! - выпалил Мерецков. - Польские войска уходят из Киева, надо бы отрезать им пути отступления, а мы чего-то ждём! Бездействие, как отсыревший патрон, отрицательно сказывается на бойцах.
Будённый хмуро повёл бровью.
- Сам переживаю этот момент, Мерецков! Жду приказа из штаба фронта, а его пока нет, и куда мне двигать свою армию, я не знаю. Связь у вас действует?
- А как же! - воскликнул Мерецков.
- Тогда соедини меня со штабом фронта!
Приказ был получен.
Первая конная армия готовилась к новым активным действиям. 6-ю и 11-ю кавдивизии Будённый повёл на юго-запад, чтобы прикрыть зону прорыва от флангового удара противника, - по пятам Конармии следовали польские уланы и пехота. 4-я и 14-я кавдивизии под командованием члена Реввоенсовета Ворошилова двинулись на Родомысль, чтобы оттуда нанести удар по вражеской группировке в районе Коростеня. "Первая конная разделилась надвое, что это даст? - размышлял Мерецков во время привала. - Как бы ночью нашу дивизию не атаковали уланы. Разведка доносит, что они идут прямо за нами. Надо предупредить начдива..." Он доложил свои соображения Коротчаеву. Тот усмехнулся.
- Не трусь, Мерецков, уланы разбежались кто куда и до утра носа своего не покажут!
Кирилл Афанасьевич, однако, не разделял его оптимизма и серьёзно заметил:
- Моя разведгруппа только что вернулась в штаб с пленным уланом. Он заявил, что поляки намерены атаковать Коростень. Как бы беды не случилось.
- Думаешь ты о деле, Мерецков, но не всегда хорошие мысли вызревают в добрые поступки, - философски заметил начдив и резюмировал: - Иди отдыхать, на дворе уже ночь хозяйничает.
- Не могу, товарищ начдив. Косогов назначил меня дежурным по штабу.
- Тогда гляди тут в оба, если что - дай знать.
Мерецков вышел во двор перекурить. Ночь была тёплая и безветренная. В тёмном небе ярко горели звёзды, они часто мигали, словно переговаривались с землёй. Изредка где-то далеко стрекотали пулемёты, слышались одиночные выстрелы, а в небо взлетали красные и зелёные ракеты. Мерецков подозвал помощника, молодого кавалериста с копной рыжих волос.
- Пётр, ну-ка обойди посты: как там наши часовые, не то ещё уснут, - распорядился он. - Ты, наверное, слыхал, как погиб Василий Чапаев? Нет? А я тебе скажу: часовые на постах уснули, белые подкрались к ним, штыками закололи и ударили по спящим бойцам чапаевской дивизии.
- Чапаев - да, герой, и молва о нём широкая и бурная, как большая река, - заявил боец. - И погиб-то Чапаев в этой самой реке. - Он взглянул на Мерецкова. - Я пойду посмотрю, на местах ли наши часовые...
"Прав боец, молва о Чапаеве в народе широкая, - отмети про себя Кирилл Афанасьевич. - Таких, как он, я ещё не встречал. Хотя нет, Семён Будённый, пожалуй, ему не уступит. О нём тоже в народе, особенно на Дону и Кубани, песни поют, говорят о нём с любовью".
Вернулся Пётр.
- Ну, что там? - спросил Мерецков.
- Часовые на постах, так что белополяки к штабу незамеченными не подойдут, - ответил Пётр.
Мерецков отпустил его отдыхать, с полчаса посидел над картой и снова вышел во двор перекурить. Мысли потекли к нему, как ручейки. Сначала он вспомнил своего отца, когда вместе в страду они косили хлеба, потом будто наяву увидел мать: вот она стоит у плетня, а он, Кирилл, верхом на коне машет ей рукой на прощание. Он даже услышал её голос: "Сынок, в огонь не бросайся и головушку спою пуле не подставляй! Как приедешь в Харьков, черкни несколько строк, чтобы мы с батей не волновались".
Мерецков вздохнул. Надо было перед отъездом на фронт и матери написать. А теперь ему не до писем, того и гляди появятся уланы. Когда выйдет на отдых Конармия, тогда он и напишет матери.
Вдруг его раздумья прервали частые винтовочные выстрелы, а где-то неподалёку взорвалась граната, ослепив всё окрест.
- Уланы наступают! - подскочил к Мерецкову часовой, охранявший штабные машины.
Мерецков объявил боевую тревогу, затем вихрем ворвался в комнату, где на топчане спал Клим Ворошилов. Сгоряча схватил его за руку, потянул к себе, крикнул едва ли не на ухо:
- Поляки атакуют штаб!
Ворошилов вскочил с топчана и, выхватив из кобуры револьвер, выбежал во двор. А там уже суетились бойцы.
- Где уланы? - спросил Ворошилов и, не дождавшись ответа, крикнул во всё горло: - Бригады к бою! По копям!..
Схватка в ночи была короткой, но жестокой. Красноармейцам удалось отбросить врага, часть уланов была изрублена шашками. Как потом выяснилось, это были белополяки 7-й пехотной дивизии. Когда ракеты осветили поле, Мерецков увидел Клима Ворошилова, скачущего на своём рысаке. На ходу он стрелял из нагана. Бойцы скакали за ним. В какой-то миг лошадь Мерецкова от взрыва гранаты шарахнулась в сторону, и он ощутил горячий удар в грудь. "Кажется, улан пальнул по мне из карабина", - только и подумал Мерецков. Он как-то сразу обмяк, силы покинули его, и он свалился с коня...
Очнулся Мерецков на рассвете и увидел себя на тачанке. Приподнял голову, чтобы посмотреть, где они едут, и такая боль возникла в груди, что едва не задохнулся.
Пролежал в госпитале Мерецков с неделю, рана стала затягиваться. Врач, лечивший Кирилла Афанасьевича, усмехаясь в рыжие усы, сказал, осмотрев его:
- Повезло тебе, сынок! Пуля застряла в груди, рядом с сердцем, но этот мотор не задела. Побудешь ещё неделю, и я тебя выпишу.
Мерецков был рад, что дело шло на поправку. Впервые после ранения он улыбнулся. "Факт, повезло мне", - подумал он. Первая рана, когда его лечил хирург Игорь Денисович Костюк, была тяжёлой, тогда он пролежал в госпитале больше двух месяцев. На этот раз рана затягивалась быстро, без каких-либо осложнений, и это вселяло надежду, что скоро он вернётся в Конармию.