- И зря не поверили, - усмехнулся Снесарёв. - Из всех, кто был на фронте, вы один были тяжело ранены, и я счёл нужным больше не посылать вас на фронт, дать вам возможность укрепить своё здоровье. - Он вынул из пачки папиросу и закурил. - А знаете, мне это нравится, - небрежно бросил он, попыхивая папиросой.
- Что? - не понял Мерецков.
- Ваша горячность, возмущение тем, что вас не посылают на фронт. Я отдал такой приказ из благих побуждений, чтобы вы смогли больше не болеть от полученной раны и успешно закончить академию. И потом, вам ведь всю жизнь надо служить в войсках, да ещё в роли штабного работника, и не просто какого-то штаба, а Генерального! Надо иметь крепкое здоровье, чтобы успешно исполнять важную и весьма ответственную должность. Что, разве я не прав?
Лицо Мерецкова не выражало ни удивления, ни обиды, пи равнодушия, но пылало. Кирилл Афанасьевич почувствовал, как кровь прилила к щекам, и скрыть своё волнение он никак не мог.
- Я задал вам вопрос, товарищ Мерецков, - сухо напомнил генерал, всё ещё жадно затягиваясь папиросой.
- Вы правы, Андрей Евгеньевич, - наконец заговорил Мерецков. - Ранение у меня было тяжёлое, и я ещё не знаю, как оно скажется в дальнейшем на моём здоровье. Но это меня не пугает. Сейчас я совершенно здоров и прошу вас разрешить мне убыть на фронт. Я уже и отцу написал, что ухожу воевать с белополяками, а учёбу продолжу после окончания войны. И невесте своей написал. И вдруг я остаюсь в академии и буду нести караульную службу... Извините, товарищ генерал, но такое не по мне. Очень вас прошу разрешить мне уехать на Юго-Западный фронт со своей группой.
- А если вдруг там вас снова ранят?
- Значит, такая у меня судьба... И потом, я такой же настырный, как и вы, товарищ генерал...
- Что-то я вас не понял, товарищ слушатель... - насупил брови Снесарёв. - О чём вы?
- О том, Андрей Евгеньевич, что в мае 1918 года ЦК нашей партии и Совнарком приняли решение о создании на территории страны нескольких военных округов и одним из них, Северо-Кавказским, назначили командовать вас. А округа-то ещё не было, его следовало организовать. Вы тогда находились в своём родном городе Острогожске Воронежской губернии, но, получив телеграмму военного руководителя Высшего военного совета Республики Бонч-Бруевича, прибыли в Москву, а затем в Царицын и организовали его оборону. Вам было очень трудно, но вы не отказались от назначения и действовали решительно. Ведь так?
- Да вы просто мой биограф! - воскликнул Снесарёв. От волнения он встал и прошёлся по кабинету.
- Я много о вас читал, Андрей Евгеньевич, - смутился Мерецков.
- Вы правы, - вздохнул генерал, - мне действительно было очень тяжело. В Ростове и Новочеркасске советская власть пала от ударов контрреволюции. Отряды красных бойцов отступали от Царицына. Вся Кубанская область была захвачена Добровольческой армией Деникина, а в Сальском округе хозяйничала Донская армия белых. На Царицын наступала сорокатысячная армия генерала Краснова, вооружённая до зубов... Потому-то Царицыну и суждено было стать центром борьбы с контрреволюцией.
- Но вы были решительны, ничто вас не испугало, не так ли?
- У меня, голубчик, был в кармане мандат номер двенадцать восемьдесят два, и подписал его Председатель Совета Народных Комиссаров Владимир Ульянов-Ленин! Мне, бывшему царскому генералу, дал все полномочия вождь Советского государства! Как тут не напрячь свои силы? И я сделал, казалось бы, невозможное... - Снесарёв помолчал. - А теперь вот возглавил Академию Генерального штаба. От таких высоких должностей и голова может пойти кругом, но не пошла, голубчик, и не пойдёт! - Генерал но прямому телефону вызвал к себе медика академии, и тот сразу прибыл. - Включите в список убывающих на Юго-Западный фронт слушателя Мерецкова, - приказал он. Подошёл к Кириллу Афанасьевичу и пожал ему руку. - Желаю вам успехов на фронте! Возвращайтесь в академию полноценным красным командиром!..
- Я так рад, товарищ генерал, что и слов нужных не могу подыскать, - твёрдо заявил Мерецков. - Но в одном могу вас заверить: буду сражаться до последнего дыхания. Мели уж что случится, то последнюю пулю для себя поберегу...
- Фёдор Достоевский писал, что жизнь задыхается без цели. А у нас с вами есть цель - беречь наше Советское государство от посягательств врагов! Так что и последнюю нулю берегите для врага.
- Сделаем, товарищ генерал, как велите, - весело улыбнулся Кирилл Афанасьевич.
На рассвете группа слушателей села в вагон, который затем прицепили к поезду члена Реввоенсовета фронта Сталина. Но, пока ехали, Иосифа Виссарионовича Мерецков так и не увидел. На другой день к вечеру поезд прибыл и Харьков, а уже через час группу "академиков", как в шутку называли слушателей, принял начальник штаба фронта Петин. Он был рад прибывшему пополнению красных офицеров, то и дело шутил с ними, задавал вопросы.
- Я вижу, что все вы успели подышать пороховой гарью, бывали в боях, а кое-кто получил ранение, - сказал Петин. Он прошёлся по кабинету, его лицо приняло озабоченное выражение. - Все ли умеете ездить верхом на лошади?
- Все, товарищ начальник штаба, - ответил старший группы.
- Это хорошо, - одобрительно произнёс Петин. - Тогда всех вас пошлём служить в Первую конную армию. А командует ею Семён Будённый. Небось изучали в академии, как небольшой отряд кавалеристов во главе с Будённым вырос в целую армию? - Петин подошёл к Мерецкову. - Вот вы хоть раз видели Будённого?
- Никак нет, товарищ начштаба, я воевал в основном в пехоте...
- Скоро, совсем скоро вы увидите Семёна Будённого, - вновь заговорил Петин. - Его армия тоже будет сражаться на польском фронте. У конармейцев есть боевой опыт, они успешно громили войска генералов Краснова, Богаевского, Мамонтова, Шатилова, Шкуро, Сидорина, Улагая, Покровского и других белоказачьих атаманов... Вопросы есть? Нет? Тогда я представлю вас командующему фронтом.
Александр Егоров тепло принял группу генштабистов. Коротко изложил им ситуацию на фронте.
- Вот-вот мы начнём боевые действия, - сказал командующий. - Я бы хотел видеть всех вас на переднем крае. Враг лют и коварен, бьётся до последнего патрона. Но я уверен, что вы не из робких и сможете проявить себя в сражении.
В штаб вошёл член Реввоенсовета фронта латыш Рейнгольд Берзин. Поздоровавшись с красными офицерами, он обратился к Егорову:
- Александр Ильич, товарищ Сталин желает встретиться с генштабистами. После беседы с ними проводите их к Иосифу Виссарионовичу.
- Я готов это сделать, Рейнгольд Иосифович...
Мерецков впервые так близко увидел Сталина. Был тот невысокого роста, коренастый, на худощавом лице заметны оспины. Говорил он с "академиками" просто, хотя и занимал высокую должность. Беседуя со слушателями, он медленно ходил по комнате, покуривая трубку, то и дело задавал красным офицерам вопросы, выслушивал их ответы и снова спрашивал:
- Умеете ли вы обращаться с лошадьми?
- Мы все прошли кавалерийскую подготовку, товарищ член Реввоенсовета, - подал голос Мерецков.
- Значит, знаете, с какой ноги влезают в седло?
- А это кому как удобнее, - ответил чернявый слушатель. - Чудаки встречаются повсюду.
Сталин остановился у стола, обвёл сидевших пытливым взглядом.
- А умеете перед седловкой выбивать кулаком воздух из брюха лошади, чтобы она не надувала живот, не обманывала всадника, затягивающего подпругу?
- На фронте в девятнадцатом научились это делать! - за всех ответил старший группы.
- Учтите, товарищи, речь идёт о серьёзных вещах, - строго предупредил Сталин. - Надо срочно укрепить штаны Первой конной армии, для чего вас туда и направляют. Тому, кто не знает, чем пахнет лошадь, в Конармии делать нечего!..
Вот и Умань. С трудом пройдя через многие сторожевые посты, слушатели явились к армейскому командованию. Где-то тут находился полевой штаб Конармии и её начальник Зотов. Но к ним вышел... командарм Семён Будённый! Первое, что бросилось Мерецкову в глаза, - его лихо закрученные усы. Пышные, чёрные и без единого седого волоса.
(Позже Мерецков узнал, что когда Первая конная армия находилась на Кубани, близ Ростова-на-Дону, её посетил председатель ВЦИКа М. И. Калинин. Он-то и посоветовал Будённому сбрить усы, на что Семён Михайлович ответил:
- Не могу!
- Почему?
- Усы принадлежат не мне, они народные. - А. 3.).
Будённый осмотрел прибывших, с каждым поздоровался за руку. Беседуя с ними, он вполне серьёзно заявил:
- У нас в Конармии есть неписаный закон - рубить беляка до седла, а там он сам развалится!
"Академики" дружно захохотали.
- Я не шуткую, ребята. - Будённый одёрнул френч. - И ещё у нас живёт в сердце каждого бойца лозунг - биться с врагом до последней возможности, в плен не сдаваться! Надеюсь, что никто из вас не осквернит наши святые традиции, а в сражении приумножит их. Ну а теперь вам скажет несколько слов член Реввоенсовета, мой боевой друг Клим Ворошилов. А вот и он.
"Симпатичный мужик, как и у командарма, у него усы, но небольшие и подстриженные, - подумал Мерецков о Ворошилове. - Наверное, подражает Семёну Михайловичу".
Ворошилов тоже был весел, шутил, ему хотелось знать все: кто такие "академики", откуда они родом, сколько курсов проучились, есть ли среди них бывалые бойцы. Убедившись, что пополнение в Конармию прибыло достойное, он подвёл итог беседы.
- В почёте у нас храбрецы, - довольно сказал Ворошилов. - Их мы награждаем орденами, медалями. Так что желаю видеть вас в боях смелыми и дерзкими, а за орденами дело не станет. Вот ты как будешь воевать? - Климент Ефремович в упор посмотрел на Мерецкова и ждал, что тот скажет.