- Вера, - согласился Иисус. - Да, это самое важное. У тебя есть вера?
- У меня… да-да есть! - Иуда заговорил взволнованно, словно сам себя убеждал в этом. - Я давно ищу человека в честности которого мог бы не сомневаться. Я сказал себе: когда я найду этого честного человека, такого, который даст на все вопросы ответы, заслуживающие полного доверия…
- Прислушайся к Господу и пойми, что безупречных людей нет и не может быть, - перебил его Иисус. - Недаром же у Давида говорится: "Нет делающего добро, нет ни одного". Все мы грешники в глазах Господа.
- Нет, это, конечно, так, но я ищу человека, безупречного в людских глазах и по людским меркам. И вовсе не стремлюсь увидеть в нем абсолютное совершенство.
- Но сам, конечно же, меньшим не удовлетворишься? - спросил Иисус.
- Ты, я вижу, суровый надсмотрщик. Допускать несоверщенства в других, но самому быть безупречным? Я, конечно, попытаюсь, но…
- "Попытаюсь"? Ненавижу это слово! - к удивлению Марии заявил Иисус, - Скажи лучше - преуспею. Добьюсь! - Он хмуро посмотрел на Иуду. - Если твой ребенок будет тонуть, скажешь ли ты: "Я попытаюсь его спасти"? Нет, конечно. Так и с Царствием Божиим. Малодушные в нем не нужны. Со своим "я попытаюсь" иди в другое место.
- Хорошо, тогда я преуспею.
- Так-то лучше.
Иисус повернулся к Фоме, жестом предложил ему сесть рядом со всеми, потом кивнул Иуде:
- Присоединяйся к нам. - Он огляделся по сторонам и сказал: - Вы те, кого я выбрал, дабы открыть мое сердце. Но есть много других, которые желают следовать за нами, но пока на почтительном расстоянии. Что ж, пусть так. Они пойдут за нами, будут слушать нас, а потом, если проникнутся, догонят нас и присоединятся к нам на нашем пути.
- Но… сами-то мы куда пойдем? - спросил Петр.
- Прежде всего, думаю, нам надо покинуть здешний край, перебраться в другое место. Давайте пойдем по городам Галилеи - в Хоразин и Вифсаиду. Ибо для этого я был послан.
Иуда подался вперед.
- Я польщен тем, что причислен тобой к избранным и допущенным в этот круг, но считаю своим долгом уведомить тебя, как обстоят дела во внешнем мире. А обстановка там… в людских царствах, - пояснил Иуда, - ухудшается. Пилат только что натравил свою солдатню на группу паломников из Галилеи, которые пришли в Иерусалим с миром. Они находились в храме, когда он приказал вырезать их. По какой причине, я не знаю.
Последовало долгое молчание.
- Мы должны помолиться о них. Наши бедные соотечественники!
- Некоторые были из Тивериады, некоторые - из Капернаума и из Магдалы, - добавил Иуда. - Я слышал об этом от своего отца.
Из Магдалы? Кто? Вдруг кто-нибудь из близких или знакомых? Мария похолодела. О! Только не это!
- Да, Пилат - жестокий властитель, - сказал Филипп.
- Все земные владыки в том или ином смысле жестоки, - указал Иисус. - Это то, что я стремлюсь изменить.
В этот момент из темноты появился еще один человек. Петр вскочил, чтобы посмотреть, кто это.
- Петр, ты не узнаешь меня?
Петр присмотрелся.
- Я… - Он запнулся, ища в памяти имя.
- Нафанаил! - подсказал пришедший. - Мы были вместе в Вифании! Иоанн Креститель! Помнишь? - Смуглый, нервный, худощавый мужчина шагнул вперед.
Иисус встал, чтобы приветствовать его, пожал ему руку и расцеловал его в обе щеки.
- Давно мы не виделись, Нафанаил.
- Но в конце концов я пришел, - отозвался тот. - Это длинная история.
Нафанаил! Итак, после долгих духовных поисков, он решил вернуться. Марию это порадовало.
- Главное, что ты присоединился к нам, - сказал Иисус. - А истории, я думаю, здесь у всех длинные. Полагаю, мы с интересом будем слушать их у костра, одну за другой, вечер за вечером. Но за твой приход мне следует возблагодарить Бога, ибо я уже почти отчаялся.
- Добро пожаловать, - обратился к Нафанаилу Фома, - меня зовут Фома, я пришел незадолго до тебя и, таким образом, был здесь последним. Но теперь последний - ты.
Фома принадлежал к строгим религиозным начетчикам и первым из их числа обратился к Иисусу. И хотя его вступление в ряды учеников было своего рода победой, Мария сомневалась в том, что решение принять этого человека являлось мудрым. А что если он засланный соглядатай фарисеев и фанатиков?
Может ли барс избавиться от своих пятен?
Тут же Мария устыдилась своей внезапной подозрительности и того, что она осмеливается заглядывать в чужую душу.
Глава 36
На следующее утро Иисус и его ученики отправились в путь, пролегавший по пыльным тропам, которые в этом краю служили дорогами.
- Не дойдем ли мы до самого Дана? - осведомился Петр так громко, что его услышали все.
- А ты хочешь этого? - спросил Иисус.
- Да! Да! Мне всегда нравилась поговорка "От Дана до Вирсавии". Ведь имеется в виду все славное царство Израиля, с самого севера до самого юга!
Иисус рассмеялся.
- Ну что ж, Петр, мы обязательно дойдем до Дана. Если не теперь, то когда-нибудь.
Марии тоже всегда нравилась эта поговорка: "От Дана до Вир-савии". При этих словах ее мысленному взору представали картины из времен царствования Соломона; роскошные колесницы с доблестными колесничими, марширующие могучие армии, караваны верблюдов, везущие с севера и востока богатые дары, чтобы сложить их к ногам премудрого царя, огромные флотилии кораблей с драгоценным грузом слоновой кости и благовоний, теснящиеся у причалов. Да, во время оно Израиль был великим, могущественным государством, которому завидовали соседи, а не нынешней ужавшейся в размерах территорией, разделенной между мелкими царьками и во всем подвластной Риму.
По мере того как путники поднимались все выше в горы, перед ними открывался великолепный вид на расстилавшееся внизу Галилейское море, и, когда усталость заставила их выбрать тенистое место и остановиться, чтобы передохнуть и поесть, с места привала был виден даже дальний, южный, берег.
Они достали и разделили припасы - вино, сыр и хлеб. Вино, изначально далеко не лучшее, от жары и тряски в бурдюках стало еще хуже, сыр начал сохнуть, а хлеб из муки грубого помола не имел вкуса, как и подобает пище бедняков.
"Отныне это наша пища, - подумала Мария. - Многим из нас будет нелегко к ней привыкнуть". Иаков и Иоанн, безусловно имели возможность пить лучшее вино из отцовских погребов, Иуда - на это указывает его образованность - тоже человек обеспеченный. Иоанна вообще привыкла к дворцовому столу. Петр и Андрей, уважаемые граждане Капернаума, никогда не бедствовали, да и Иисус, когда жил в Назарете, тоже.
Мария вгрызлась в кусочек засохшего сыра и вспомнила тот сыр, который всегда ела дома, - козий, подкопченный овечий, белый творог; все это они ели с петрушкой и луком, положив на большие ломти свежего хлеба. Когда сыра было вдоволь, она принимала это как должное. Но раз его больше нет, значит, нет. Нечего и думать об этом, сплошной соблазн и искушение.
Далеко внизу она видела Магдалу или то, что казалось ей Маг-далой. Во всяком случае, темневшую густую рощу, обозначавшую северную границу города. Весь день Мария беспокоилась о паломниках из Магдалы, которые, по словам Иуды, пострадали при нападении солдат Пилата. Кто они? И почему Пилат приказал напасть на них?
Конечно, это не Иоиль. Вряд ли бы его понесло в паломничество в Иерусалим. Тот Иоиль, которого она знала, не был склонен к подобным вещам. Другое дело, ее родные - Сильван, Илий и Натан…
Да, они могли пойти. Прошло много лет с тех пор, как Илий побывал в Иерусалиме, и он наверняка был бы рад повторить это благочестивое путешествие. О! Только бы они не пали жертвами солдат Пилата!
- У тебя встревоженный вид. - Мария перехватила внимательный взгляд Иуды.
- Нет, ничего.
- Я чувствую, тебя что-то беспокоит. Поделись со мной.
Помедлив, Мария призналась;
- Я беспокоилась о моих близких в Магдале. Надеюсь, что их не было среди галилеян, пострадавших из-за Пилата.
Иуда кивнул. Он подошел к ней поближе и потянулся, чтобы коснуться ее руки, но заколебался и ограничился словами:
- Нет ничего постыдного в том, чтобы переживать за тех, кого мы любим, даже если они отвергли нас.
И это говорит Иуда? Как-то не похоже на него.
- Я знаю это, - сказала она, помолчав.
Склонив голову, Мария быстро прочитала личную молитву о безопасности Илия и Натана и почувствовала, что Бог ответил ей.
Путники продолжали взбираться к простиравшемуся высоко над озером каменистому плато. По пути им попадались рощи оливковых деревьев, как ладони подставлявшие солнцу свои широкие листья, но долины Галилеи и ее буйная, пышная растительность остались позади.
- Остановимся здесь, - объявил Иисус на закате, когда они подошли к краю маленькой долины, где имелся колодец.
Далеко внизу под ними поверхность озера вновь приобрела другой оттенок: на сей раз оно стало красным, как кирпич. Впервыe за долгое время перед ними не было просителей, домогающихся внимания Иисуса, носилок с калеками, жаждущих исцеления, и учителей Закона с каверзными вопросами.
- А ведь, кроме нас, тут никого нет, - заметил Филипп, - Сдается мне, это случилось в первый раз с тех пор, как мы были в пустыне с Иоанном Крестителем.
Стоило ему вспомнить об этом, и в сознании Марии вдруг возникла тревожная картина… или мысль… или видение. Нечто, связанное с Иоанном.
В последнее время они ничего о нем не слышали: говорили только, что Иоанн Креститель отправился в Самарию, где по-прежнему проповедовал и крестил, но уже вне пределов досягаемости имевшего на него зуб Ирода Антипы.