Глаза их - глаза людей, дерзнувших бросить вызов вековым устоям, - встретились. Загорелся еще один светильник, мрак отступил ближе к стенам.
- Держи! - Она протянула лучинку Иоанне.
И та направилась к следующей лампе. Светильников в доме Иосифа хватало.
Один за другим ученики вставали и зажигали лампу за лампой, пока помещение не наполнилось сиянием.
Когда осиротевшие ученики захотели сомкнуть глаза и забыться, лампы потушили, что стало еще одним нарушением запретов. Шаббата. Ложились они в темноте, и каждый наедине общался с Богом.
Лежа на узкой койке рядом с матерью Иисуса, Мария, дождавшись тишины, мысленно повергла себя к стопам Господа.
Напрягшись и сжав кулаки, она послала свои неоформившиеся мысли и чувства вверх, молясь, чтобы этот посыл был принят. И в тишине ночи милосердие набросило вуаль на ее сознание, опустошив его и погрузив в сон. Ни видений, ни ответов в нем не было, но сам по себе он стал пусть временным, но избавлением от той муки, в которую превратилась для Марии действительность.
Естественный дневной свет ворвался в дом, изгоняя прятавшуюся по углам тьму. Им предстоял Шаббат - день бездействия и запретов.
"Но это осталось в прошлом, умерло вместе с Иисусом", - подумала Мария, когда, пробудившись, увидела, как прокрадывается в комнату тусклый свет.
Она мгновенно вспомнила обо всем - и о дне Шаббат, и о том, сколько дел ей сегодня предстоит. Надо купить благовония для помазания, не говоря уж о том, что нам всем нужна - или скоро понадобится - еда. Мы ведь не ели уже… Последний раз мы ели с Иисусом!
С этой мыслью горечь потери вновь обрушилась на Марию с немыслимой силой, невыносимая боль пронзила все ее естество.
"Мне не вынести этого! - мелькало в затуманенном сознании. - Я не могу! У меня нет сил!"
Несколько долгих мгновений Мария лежала неподвижно, но потом ее сознание стало воспринимать звуки - ворочались на других койках товарищи, дышала рядом с нею мать Иисуса.
После того, как я позабочусь об их самых неотложных нуждах, после того, как умащу Иисуса… это сделать необходимо… После того, как они разбредутся по домам и вернутся к своим занятиям - кто к рыбной ловле, кто к сбору пошлин… вот тогда я подумаю и о себе, и о том, что мне делать дальше. Но сейчас…
С неведомо откуда взявшейся силой Мария буквально выкинула себя с постели и почувствовала, что твердо стоит на ногах. На ближайшее будущее ей было чем заняться, следовало сделать уйму дел, и сделать их хорошо.
Мать Иисуса еще спала. Мария присмотрелась к ней и отметила, что, несмотря на все обрушившееся на нее горе, на все муки, лицо ее дышало миром. И оставалось по-своему прекрасным.
"Я всегда черпала силу из этого лика, из его спокойствия, - подумала Мария, - Но нынче все перевернулось с ног на голову, я должна придавать силу другим".
Она вышла из спальни и тихонько пробралась в главную комнату. Там оказалось много народу - откуда они все взялись? Многие спали вповалку, одна рослая фигура скорчилась в углу, с головой накрывшись плащом. Подойдя на цыпочках, Мария заглянула под плащ и застыла от изумления.
Петр!
Она едва сдержала крик. Как он попал сюда? Как нашел их?
Другая сгорбленная фигура оказалась Симоном. Третья - Фомой.
Почему они все пробрались сюда? Что такое случилось, из-за чего они вернулись?
Иоанн тоже встал и оглядывал помещение, беспокоясь о неотложных нуждах.
- Иоанн, - Мария поманила его в уголок, - как они нашли нас здесь?
- Они откуда-то узнали, где мы находимся. Пришли ночью, по одному. Не знаю, может быть, их направил к нам Иосиф. Кажется, оказавшись здесь, они испытали облегчение.
- Ну и что мы теперь будем делать? - спросила Мария, испытывая странный прилив сил и энергии.
Иоанн ненадолго задумался, а потом сказал:
- Надо подождать. Иосиф сказал, что за нами будут охотиться. Но вряд ли эта охота будет продолжительной. Главное, затаиться, стать невидимыми, и про нас забудут. В конце концов, властям незачем беспокоиться.
- Почему ты это говоришь? - Мария схватила его за руку.
- Иисуса с нами нет, - ответил Иоанн. - И другого Иисуса уже не будет никогда. Никто не может говорить, как он, исцелять, как он. Никто не может делать… ну, то, что делал он.
- Но, Иоанн, мы все трудились вместе, выполняя одну общую миссию. Иисус посылал нас повсюду, наделяя таинственной силой. Мы исцеляли людей, мы лечили их. Возьми хоть Сусанну, это же я ее исцелила. - Мария требовательно уставилась на него, ожидая ответа.
- Мария, но ведь никто из нас не способен видеть людей и говорить с ними так, как это делал он, - мягко возразил Иоанн, - И силой нас наделял он, и, проповедуя, мы повторяли слова, услышанные от него. Самим нам сказать нечего.
- Возможно, будет достаточно того, что мы будем повторять сказанное им.
- Но ведь люди задавали ему вопросы и будут задавать нам. Он всегда находил ответы, а мы? Мы не обладаем его мудростью и можем лишь цитировать его высказывания. Но если мы станем поучать таким образом, то чем будем отличаться от фарисеев, только и умеющих твердить заученное? - Он покачал головой.
- Иисус говорил, что хочет, чтобы мы дотянулись до него. Что все то, что нам поручается, - это только начало нашего обучения. И хотя с его уходом нам не у кого учиться, мне кажется… мне все равно кажется: он не хотел, чтобы мы опустили руки. Мне кажется, теперь наша миссия в том, чтобы, пусть неумело, неуклюже, с оплошностями, продолжить его дело.
- "Неуклюже, с оплошностями"- повторил за ней Иоанн. - Мы и при нем-то все делали именно так.
- Но мы… не такие, как он, - сказала Мария. - Неумелые, суетные, но ведь он и не ждал от нас ничего другого. Призвал нас к себе такими, какие мы были, и не осуждал за наши слабости. - Она помолчала, ожидая, что Иоанн выскажется, но он молчал, и тогда Мария продолжила: - Он знал, что мы будем учиться. И знал, что мы продолжим его дело.
- Он был не прав, - прошептал Иоанн, - Все кончено. Больше нечего продолжать.
Петр, Симон и Фома зашевелились. Потом Петр встал и, моргая, огляделся по сторонам.
- Друзья мои, - сказал он, - я так рад снова быть с вами вместе! - Он осекся и вдруг заплакал, прикрывая глаза согнутой рукой, - Я буду неустанно благодарить Бога, если вы снова примете меня в свое содружество… Я предал его… сказал, что знать его не знаю!
За этим отчаянным признанием снова последовали рыдания.
- Я знаю, - сказал Иоанн.
- О Боже! - простонал Петр.
- Это удивило нас, но не Иисуса, - добавил Иоанн. - Он предсказывал это.
- Мне нет прощения! - всхлипывая, произнес Петр.
- Иисус уже простил тебя. Тебе остается лишь принять это.
- Я не могу.
- Тогда ты предашь его снова! - сурово предостерег Иоанн, - Он умер, распятый римлянами на кресте, как того хотел Каиафа со своими сторонниками. То, чего они добивались, исполнилось. Иисуса, чье слово побеждало их, заставили замолчать, предав казни. Ты знаешь, как все было?
- Я… я только слышал. Без подробностей, - Петр тяжело опустился на койку. - Я боялся, что не выдержу.
- После твоего ухода, - начала Мария, стараясь заставить голос не дрожать, - суд синедриона закончился, и его отвели назад, к Пилату. - Тут ей все-таки пришлось остановиться и подождать, когда голос вновь обретет твердость. - Так вот, Пилат, стяжавший репутацию человека скорого и жестокого на расправу, вышел к беснующейся толпе и объявил, что Иисус невиновен.
- Что? Пилат отпустил его?
- Увы, нет. Толпа требовала распятия, люди орали во весь голос: "Распни его! Распни!"
У Марии перехватило горло, и она умолкла. Рассказ продолжил Иоанн.
- Пилат отдал его на расправу. Иисуса отвели к заброшенной каменоломне, это на горе, что именуется Голгофа и там предали казни. Сейчас он мертв, покоится в заимствованной гробнице. Спасибо одному состоятельному человеку, который предоставил нам и ее, и этот дом.
Мария видела, что каждое слово заставляло Петра вздрагивать от боли. Едва речь зашла об угрозе жизни, он, при всем своем пафосе и красноречии, трусливо бежал.
- Господи, помилуй меня грешного! - только и мог сказать Петр, содрогавшийся от рыданий.
Фома молчал. Симон был потрясен тем, что Иисуса казнили вместе с Дисмасом, и без конца повторял одно и то же:
- Но ведь один был виновен, а другой нет! Как они этого не поняли?
Имя Вараввы и вовсе повергло его в исступление.
- Варавва! Они опустили его! Убийцу! Врага государства! Но Пилату до этого не было дела. А Иисус никого не убил. Это значит. Иисус был не прав! Он говорил: "Поднявший меч от меча и погибнет", а вышло наоборот.
"Это вопрос, который мучает всех нас", - подумала Мария.
Симон ставит его открыто, утверждая, что Иисус был не прав. Он говорил Симону, что за всякое насилие воздается насилием, но вышло так, что душегуба Варавву отпустили, а ни в чем не повинного Иисуса предали смерти. Иисус предсказывал конец нынешнего времени, однако утром по-прежнему восходит солнце, а ночью так же светит луна. Иисус был не прав. Но если он ошибался в этом, то не мог ли ошибиться и во всем остальном? Он говорил, что пребудет с нами всегда, но покинул нас.
Может быть, мы совершили глупость, последовав за ним?
Мне осталось одно: помазать его. Ибо я по-прежнему люблю его. Так я и сделаю, на следующее утро, едва забрезжит рассвет. И тогда все действительно будет кончено.