Мария уже слышала от Иуды нечто похожее и приписала эти слова его стремлению обезопасить самого себя. Но тогда он говорил с ней, с другом Иисуса, о том, как уберечь учителя от возможной опасности, сейчас же выдавал его врагам. Неужели он и вправду верит, что поступает правильно? Думает, что использует храм для достижения своего замысла, примерно так, как хотел использовать мать Иисуса?
- Он пробудил великие надежды и ожидания, которых никогда не сможет оправдать. Когда это выяснится, люди обратятся против него. То, что делаю я, даст ему возможность задуматься, пока еще не слишком поздно.
- А тебе возможность разбогатеть.
- На тридцать сребреников? Вы что, принимаете меня за землепашца из Галилеи? Это не такие большие деньги, - усмехнулся Иуда. И, тут же сообразив, что Каиафа еще не рассчитался с ним полностью - осталось восемнадцать монет, - торопливо добавил - Но меня они устраивают.
- Ты последовал за ним, - промолвил Каиафа, - стало быть, что-то в нем нашел. Не пойму, что люди в нем находят?
Три… пять… шесть… Последние тирские сребреники перекочевали в подставленную ладонь Иуды.
- Я верил в него, - промолвил, Иуда, и голос его на время стал прежним. - Я искал ответы на многие вопросы и думал, что они у него есть. Они у него есть, но не те, что я хотел получить, не те, которые были мне нужны. Не те. Те я готов был принять, если бы это причинило мне боль. Но таких у него не нашлось, И поэтому, - он широко развел руки, и голос его вновь обрел фальшивое звучание, - последнее, что я мог для него сделать, - это защитить его от опасности. Разве я не прав?
У Марии от этого лицемерия так скрутило желудок, что впору было бежать из комнаты, чтобы ее не вырвало. Иуда, якобы беспокоившийся о безопасности Иисуса, однако, не заручился какими-либо гарантиями с их стороны. Они даже не подтвердили, что признают уговор.
"Ну что ж, - подумала она, - мы предупредим Иисуса. Я и Иоанна. Мы сообщим о том, что ему уготовано".
Иуда! Она посмотрела на него, такого нарядного, изысканного, в дорогом одеянии. О Иуда… ведь ты почти достиг… почти понял… Мария вдруг с удивлением поняла, что оплакивает его, и уняла всхлипывания, пока ее не услышала Иоанна. Ей хотелось лить слезы по нему, а не по Иисусу. Она не понимала почему, но сейчас ее сердце разрывалось именно из-за Иуды.
Получив позволение уйти, Иуда ускользнул подобно тени. Оставшиеся участники заговора продолжили обсуждать проблему Иисуса. Мария же, справившись наконец с душившими ее слезами, придвинулась к Иоанне и, стараясь как-то сладить с дрожью в голосе, спросила:
- Ну как, задержимся? Кажется, здесь еще есть что послушать.
Иоанна посмотрела на заговорщиков с сомнением: подобраться к ним теперь представлялось затруднительным. Они поели, попробовали вина и сладостей и теперь, когда Иуда ушел, остались в узком кругу. Предполагалось, что в таких обстоятельствах удаляется и вся челядь, кроме личных слуг правителей, а потому лишние люди могли обратить на себя внимание.
- Слишком опасно, - шепнула Иоанна. - Но можно попробовать подойти… будто бы за пустыми кубками и грязными тарелками.
Потупив очи, они снова приблизились к четверым власть имущим, которые, не глядя на них, продолжали разговор.
- …не слишком бы ему доверял. Разочарованные ученики, по сути, ненадежны, потому они и мечутся. Сегодня у них одно на уме, завтра другое. Скажет этот Иисус что-то, что понравится Иуде, и он…
Мария наклонилась за кубком и замерла в подобострастной позе.
- В любом случае, эту возможность надо использовать. То, что он говорил, звучало гадко и довольно цинично.
- Кто такой циник? - подала голос Иродиада. - Всего лишь тот, кто испытал глубокую любовь и чувствует себя преданным. Я согласна с Каиафой.
Значит, замысел принадлежал Каиафе. Не так уж он и туп.
- Ладно, схватим мы его, а дальше что? Посадим в темницу, как Варавву?
- Сделаем лучше. Пусть он предстанет перед римским судом. Сбудем его с рук. Варавва может сгнить в тюрьме, но держать там еще и Иисуса нам ни к чему. Римляне должны рассмотреть это дело прежде, чем они покинут Иерусалим и вернутся в Кесарию, к своим пирам и гонкам на колесницах. Потому что, если они уберутся раньше, некоторые дела придется отставить на годы. Прямой резон не откладывать решения вопроса с Иисусом, а взять его под стражу, предъявить обвинение и вынести дело на суд прокуратора.
Иоанна, собиравшая опустевшие кубки, незаметно кивнула Марии, давая понять, что пора уходить. Свое дело они сделали. Как раз в этот момент Антипа повернулся и посмотрел на служанок. К счастью, взгляд его пал на Марию, а не на Иоанну, которую он, конечно, узнал бы.
Выскользнув из комнаты, они свалили собранную посуду в первом попавшемся углу - не относить же ее на кухню - и извилистыми коридорами поспешили к выходу. Через вход для прислуги они выбежали в переулок и вздохнули с облегчением, лишь оказавшись на главной улице. Там Мария остановилась и привалилась к стене.
- О Господь милостивый на Небесах! - воскликнула она, - Спаси и помоги!
Все, что ей довелось увидеть и услышать, совершенно ошеломило Марию.
- Бог оказал нам милость, пожелав, чтобы мы все услышали. - попыталась успокоить ее Иоанна - Вопрос в том, что нам с этим делать. Ну, предостеречь Иисуса - это само собой. Но должны ли мы выступить против Иуды?
Выступить против Иуды? А он, поняв, что разоблачен, поменяет планы?
Нет, - уверенно промолвила Мария, - он не должен знать, мы должны делать вид, будто все как прежде. Разумеется, предупредив Иисуса. И его мать.
- Матери лучше не говорить, - возразила Иоанна. - Зачем лишние огорчения? Она попытается уговорить его бросить проповедовать, но не сможет. Мы ведь знаем, Иисус любит ее, но следует своим путем.
- Иоанна, - вздохнула Мария, - я ничего не понимаю. Все мы подходили к Иисусу с вопросами и не всегда получали ответы. Но мы верим ему. Как же могло случиться, что один из нас, такой же ученик, как и все, сделал это? Если он утратил веру, то почему просто не ушел? Так поступали многие, прибившиеся к нам из любопытства. Силой его никто не держал. Почему Иуда так поступил?
- Им двигала месть, - не раздумывая, ответила Иоанна. - Он повел себя как отвергнутый любовник. Подобные люди не уходит просто так, а стараются причинить боль тому, кто причинил боль им. Для них это единственный способ утвердить себя в собственных глазах.
- Но Иисус не причинял ему боль.
- Ты не знаешь, о чем Иуда спрашивал Иисуса, каких ответов ждал и какие получил.
Это правда, о разговорах, которые все ученики по отдельности вели с Иисусом, Мария не знала практически ничего. Такие взаимоотношения были сугубо личными, уникальными для каждого, что отличало Иисуса от других учителей.
- Ненавижу его! - вырвалось у Марии.
И подумать только, этот человек, Иуда, набивался ей в спутники жизни.
- Не нужно ненавидеть, - укоризненно произнесла Иоанна. - Ненависть лишает ясности мысли.
- Ты прямо как Иисус, - фыркнула Мария. - "Любите врагов своих…"
- Но разве не это мы обязаны делать? Прямо как Иисус? Именно так. Ведь Иисус велел нам молиться за врагов. За всех врагов - значит, и за Иуду.
- Я и готова молиться, но… - Ярость против Иуды, ученика, ставшего изменником, бушевала в ее душе, но рядом была и глубокая печаль, от которой на глаза наворачивались слезы.
- Отказаться от ненависти - не значит отказаться от борьбы против Иуды, - заявила Иоанна- Мы будем молиться за его душу, но расстроим его планы.
Проталкиваясь по запруженным народом улицам, Мария и Иоанна настороженно озирались по сторонам. Навстречу им валом валили люди самого разнообразного, порой экзотического вида: паломники, столичные жители, римские солдаты и разнообразные иноземцы, чье происхождение и род занятий невозможно было определить. Солнце садилось, и все, кто хотел выйти из города спешили к воротам. Близился Песах.
"Чем эта ночь отличается от прочих?" - таков был один из ритуальных вопросов.
- Будет ли этот Песах отличаться от прочих? - спрашивали всякий раз паломники. - Явится ли Мессия?
Такая возможность возникала каждый год. Вот почему Песах - это то, что всегда бывает в настоящем и никогда в прошлом.
Глава 51
Возвращаться в храм было уже поздно, день закончился, и Иисус, скорее всего, уже ушел. Мария и Иоанна рассчитывали найти его на склоне Елеонской горы. По узенькой, шедшей вверх тропке двигалось столько паломников, что женщины решили свернуть в находившуюся у подножия горы оливковую рощу и подобать, пока толпа пройдет мимо.
Этот место называлось Гефсиманским садом потому, что здесь когда-то отжимали масло из оливок, и оказалось тихим зеленым убежищем. Тут росли могучие, очень старые оливковые деревья, которые, казалось, перешептывались на ветру, делясь друг с другом забытыми секретами давно минувших дней, возможно, еще предшествовавших восстановлению Иерусалима. Что повидали на своем веку эти зеленые великаны? Как Неемия и Ездра отстраивали город заново? Неужели они пять столетий ждали, когда же Израиль вернет себе былую славу сначала в борьбе против греков, а теперь против римлян? Может быть, вожди Маккавеев устраивали под этими ветвями тайные собрания, и солдаты Антиоха вторгались под их сень?
- Это место населено призраками, - сказала Иоанна, прислонившись к толстому стволу одного из самых древних деревьев. - Мне кажется, я слышу множество голосов.
- По крайней мере, они не оглушают, как гомон этих паломников, - фыркнула Мария.