В это время в коридоре появилась вереница слуг с подносами, направлявшихся в трапезную. Размышлять было некогда - Мария и Иоанна присоединились к ним.
От запаха яств у них едва не закружилась голова - тут были огурцы со сладким укропом, и виноград, и миндаль в винном соусе - множество вкусностей, которых им уже долгое время не доводилось пробовать. Однако женщины сжали губы, чтобы не потекли слюнки, и с деловитым видом вместе со всеми вошли в обеденный зал.
Возле мраморных, инкрустированных драгоценными камнями столиков было расставлено несколько низких диванов, на одном из них возлежали Антипа с Иродиадой, взятой в жены в нарушение Закона.
- Они здесь! - шепнула Иоанна, схватив Марию за запястье и дрожащей рукой торопливо опустив на лицо покрывало.
Слуги расставляли тарелки на низких столах перед правителями. Антипе еще не минуло пятидесяти, но выглядел он гораздо старше - сказывались заботы и постоянная бессонница. Иродиада, его жена, была красива особой, нервной и броской, красотой.
"Но стоила ли ее любовь убийства Иоанна Крестителя? - подумала Мария, - И в какой мере наслаждаются они своей пылкой страстью теперь? Оба ведь не молоды, и первый прилив желаний, скорее всего, схлынул. Схлынул слишком поздно для Иоанна Крестителя".
Антипа поднял крышку одного из блюд и покачал головой. Служанка быстро убрала его и поспешила к двери. Мария и Иоанна пристроились за ней.
"Иоанна оставила роскошный дворец, эту жизнь и своего мужа Хузу, - подумала Мария. - Жалеет ли она об этом? Какие чувства пробуждают в ней картины прошлого?"
На кухне повара хлопотали над следующей переменой блюд. Рыба раскладывалась на большие тарелки, устланные салатом, и украшалась луком-пореем и кружками репчатого лука, подать кушанье следовало не остывшим, но и не слишком горячим. На появление двух женщин никто не обратил внимания, а если бы и обратили, Иоанна знала жизнь двора достаточно хорошо, чтобы какой-нибудь вопрос застиг ее врасплох. Всех дворцовых слуг на кухне в лицо помнить не могли, а потому женщинам без разговоров вручили по подносу.
Чтобы не оказаться разоблаченной, Марии пришлось проследить за тем, как Иоанна подает блюдо на стол - это следовало делать в соответствии со строгими правилами. Подойти. Снять с подноса покрывало. Улыбнуться. Поклониться. Поставить блюдо на стол. Снова поклониться. Отступить. Сделав все как положено, они, однако, не убрались на кухню, а лишь отошли в дальний конец зала, в полумрак, где и затаились.
В зал вошел пожилой мужчина в красновато-коричневом одеянии, сопровождаемый человеком средних лет, с необыкновенно густыми черными бровями. Они устроились за столом Ирода и Иродиады, и между ними туг же завязалась оживленная беседа, сопровождаемая энергичной жестикуляцией.
- Это первосвященники, - прошептала Иоанна- Нынешний, Каиафа. и бывший, Анна. Я их узнала, благо видела обоих не один раз.
- Первосвященники здесь? - Мария удивилась; она почему-то думала что высший служитель Яхве все время проводит в храме.
Иоанна подавила смешок.
- Время от времени священникам приходится выслушивать указания своею господина. Хотя Антипа, конечно, в Иерусалиме не главный. Главный здесь Пилат. - Иоанна помедлила и добавила: - Анна приходится Каиафе тестем, так что, как видишь, храм у них - семейное предприятие. И мозг этого предприятия - Анна. Каиафа человек недалекий, что Анна ему скажет, то и делает.
- Нам бы поближе подобраться, - сказала Мария. Оттуда, где они стояли, ничего не было слышно.
- Сейчас нельзя, но потом подберемся. Они поедят и перейдут в приемную. Пойдем. - Она увлекла Марию за собой.
Помещение для приемов представляло собой просторный зал с высокими сводами и позолоченными деревянными панелями. Окна выходили на две стороны - на храмовую гору и на оживленные улицы богатого квартала Иерусалима.
Мария с Иоанной скромно встали у стены, как подобает ждущим распоряжений служанкам, и вовремя - вскоре, как и было предсказано, в комнату размеренным шагом, волоча за собой мантии, вступила царская чета в сопровождении Каиафы и хитроумного старого Анны. Но когда в помещение вступил еще и Иуда, обе они едва устояли на ногах!
Появилась еще одна служанка, принесшая на подносе кубки. Гости потянулись за вином.
Иуда! Иуда, облаченный в великолепный синий хитон (Мария и Иоанна ни разу не видели, чтобы он так наряжался в обществе Иисуса), потягивал вино, улыбался и вел беседу с царем, царицей и двумя первосвященниками. Похоже, он чувствовал себя как дома и, судя по поведению власть имущих, был для них желанным гостем.
У Марии подгибались колени, она уставилась на него, не в силах отвести глаз. Иуда! Ученик, сподвижник из ближнего круга Иисуса здесь, с этими людьми!
Царь и его приближенные улыбались, кивали, толковали о чем-то своем. Марии и Иоанне не удавалось уловить смысл их разговора. Для этого следовало подойти поближе. Они переглянулись, проверили, хорошо ли прикрыты их лица, и двинулись вперед.
Подхватив со столика кувшин, Мария скользнула к беседующей компании.
- Не угодно ли вина? - услужливо спросила она, склонив голову и изменив голос.
При этом она так тряслась от страха быть разоблаченной, что чуть не пролила вино.
Иуда повернулся к ней с той же улыбкой и, кивнув, подставил кубок. Мария дрожащей рукой наполнила его. Все обошлось. Иуда посмотрел на служанку, как на пустое место, без каких-либо признаков узнавания.
"Пусть пьет! - подумала она. - Пусть напьется, пусть у него развяжется язык, и он выболтает, что у него на уме!"
Взглянуть ему в глаза, в эти странно изменившиеся глаза Мария не смела, опасаясь разоблачения, хотя очень хотела увидеть то, что затаилось там.
- Хватит, мы сыты им по горло, - ворчливо заявил Анна, - Пора кончать!
- Еще вина?
На сей раз вопрос задала Иоанна. И снова кивок в знак согласия. Янтарное вино заструилось в кубок.
- Все очень просто, - заявил Каиафа, подняв кустистые брови. - Схватить его, и весь разговор.
- На каком основании? Пару дней назад у тебя была такая возможность, из-за того переполоха в храме. Но ты ее упустил, а больше он тебе такого удобного повода не даст, - заявил Иуда, в голосе которого звучала досада. - Он умен. Он хорошо знает, что нужно делать и как далеко можно зайти.
- Нет оснований? Значит, мы их создадим, - буркнул Каиафа.
- Ты осел! - одернул первосвященника тесть. - Это сыграет на руку римлянам. Стоит им заподозрить какие-то тайные интриги, и они обратят это против нас.
- Насчет римлян не беспокойся, - упрямо возразил Каиафа. - Этот человек подвергает опасности наш народ, уничтожает то шаткое согласие, которое существует между нами и римлянами. Его учение подстрекает к неповиновению. Нельзя позволить ему проповедовать и дальше.
- Каиафа, ты меня удивляешь, - сказал Анна. - Оказывается, ты иногда способен думать, - Он взглянул на Иуду. - Вся беда в том, что он слишком популярен. Люди забывчивы и непостоянны, пошумят, поохают и забудут его, как забыли многих других проповедников. Но сейчас… ты видел, какие толпы собираются вокруг него в храме, и знаешь, чем сопровождался его шутовской въезд в Иерусалим. Если мы схватим его на глазах у людей, возникнут беспорядки. Взять его, бесспорно, надо. Но тихо. Не прилюдно. Для этого ты нам и нужен.
- Как раз это я вам и предлагаю, - совершенно спокойно сказал Иуда, лишь едва слышное шарканье ногой выдавало его нервозность. Я могу привести вас к нему, когда он будет один… ну, не совсем один, но в окружении лишь кучки учеников. Я сам из их числа, мне известны все их излюбленные места. Обещаю, что вы сможете сделать все без шума и лишних свидетелей - Он говорил тонким, высоким голосом, каким никогда не разговаривал прежде.
- Очень хорошо! - кивнул Анна.
- Раз "очень хорошо", то я рассчитываю и на очень хорошую награду.
- Десять сребреников, - высокомерно заявил Каиафа.
Иуда рассмеялся.
- Двадцать! - Каиафа поднял руки ладонями вверх, призывая присутствующих оценить его щедрость. - Сребреников. Тирских сребреников!
Иуда уныло покачал головой.
- Я разочарован, уважаемые, - промолвил он. - Я предлагаю нечто бесценное, а вы пытаетесь сэкономить.
- Тридцать! - властно заявил Анна. - Но это последнее слово!
- Маловато, - пробормотал Иуда, повернувшись к нему.
- Бери или уходи. В конце концов, все, что ты предлагаешь, - возможность схватить его тайно. Мы можем сделать это явно и бесплатно.
- И нарваться на неприятности.
- Мы с ними справимся. Попросим у Пилата когорту. Тебе известна проблема, которую не решили бы римские легионеры? Несколько легионеров, несколько убитых - римляне чужую жизнь в грош не ставят, - и любое волнение уляжется. Да, разумеется, мы предпочли бы взять его, не поднимая шума, но можем и вполне готовы обойтись без твоих услуг.
- Ты меня убедил, - вздохнул Иуда. - Тридцать сребреников.
- Зайди потом ко мне, - сказал Каиафа, - я с тобой расплачусь.
- Нет. Уверен, такие деньги у тебя есть при себе. Я предпочитаю, чтобы мне заплатили сейчас, из рук в руки, а не из казны. Знаешь ли, нет охоты объяснять писцу храма, за какие заслуги мне выдают эти деньги.
Недовольно ворча, Каиафа полез за деньгами и стал неохотно отсчитывать тяжелые монеты:
- Один… два… пять… еще два…
Иуда подставил ладонь, кивнул и сказал:
- Но уговор остается в силе: вы не причините ему вреда.
- Но если ты не хочешь ему вреда, зачем предаешь его? - спросил Анна.
- Я думаю, - медленно произнес Иуда, - его нужно защитить от самого себя.