Пораженный меняла огляделся по сторонам, желая убедиться, что все слышали оскорбление. Обвинение было не из тех, которые сносят молча.
- Прошу прощения! - взвизгнул он. - Но я не мошенник! Как ты смеешь облыжно обвинять меня? Ты ответишь за это перед судом!
- Вы все воры! - выкрикнул в ответ Иисус. - Все как один!
Он бросился к столикам и стал переворачивать их один за другим, разбрасывая по земле монеты и счетные листы. Прежде чем кто-то из ошеломленных торгашей попытался остановить его, Иисус опрокинул целый ряд, раскидав все, что было на столах.
- Аспиды! Кровопийцы! Не у Исаии ли сказано: "Дом мой назовется домом молитвы для всех народов"? Вы же, как говорит весь Иерусалим, сделали его вертепом разбойников! - не унимался Иисус.
Монеты раскатывались у него под ногами, менялы в панике ползали на четвереньках, собирая их. Какой-то торгаш схватил Иисуса за плечо и громко вопросил:
- Разве мы нарушили Закон Моисеев? Как люди могут оплатить то, что требуется, без нас? Мы всего лишь предоставляем обменные услуги!
- Услуги! Вы превратили двор храма Божьего в торжище и называете это услугами! - продолжал обличать Иисус.
- Закон Моисеев не оставляет нам иного выбора, - стоял на своем торговец. - Да, я готов признать, что в храме многое выглядит неуместным - загоны с животными, столики менял, горки монет. Но что же, по-твоему, мы должны нарушать Закон?
Проигнорировав этот вопрос, Иисус выхватил у подвернувшегося под руку погонщика кнут и принялся осыпать торговцев и менял ударами, выкрикивая обвинения в осквернении святыни. Испуганные и обозленные торгаши разбежались, вдогонку им неслись обличения. Римские солдаты спокойно стояли на своих местах, не вмешиваясь, однако не подлежало сомнению, что обо всем случившемся будет доложено Пилату.
Все это время ученики ошеломленно переглядывались, не смея даже спросить его: "Что ты делаешь?" Это был не тот Иисус, которого они знали, а какой-то другой, незнакомый.
Мария никогда не видела, чтобы Иисус настолько выходил из себя, причем из-за какой-то мелочи. Она хотела поговорить с ним, прояснить недоговоренное, но теперь сомневалась, что это возможно. Тот человек, которого она знала и, как ей казалось, любила, являлся лишь частью более сложной личности этого пророка, способного внезапно стать таким далеким и непонятным для них. Мария непроизвольно обернулась к его матери и заметила на ее лице то же потрясенное выражение.
Во двор высыпали разъяренные, негодующие представители храмовых властей.
- Что здесь происходит? - гневно вскричал один из них. - Как ты посмел учинить такое безобразие в святом месте?
- Святое место? - воскликнул Иисус. - Торгаши осквернили его святость! И сделано это с вашего разрешения и одобрения!
- Мы лишь оказываем людям необходимые услуги! Ты нанес нам ущерб!
- Это вы причиняете ущерб Господу!
- Мы знаем, кто ты такой! - взревел служитель храма, - ты тот самый учитель из Галилеи, который баламутит людей своим мессианским краснобайством! Иисус из Назарета, так тебя зовут. Вчера ты устроил представление с въездом в Иерусалим - люди, размахивающие пальмовыми ветвями, и все такое. Ты пользуешься тем, что народ простодушно надеется на приход Мессии ради возвеличивания собственной персоны!
- Ты ничего не понимаешь! - вознегодовал Иисус.
- Мы знаем достаточно для того, чтобы принять меры. Остановись сам, пока не поздно, пока ты не нажил серьезные неприятности. Пойми, приятель. - Служитель придвинулся к нему поближе. - Здесь уже и без тебя были беспорядки, причем затронуты интересы Рима. Некий Варавва, бунтовщик, устроил на римлян засаду, убил двоих и сам угодил в плен. Теперь его последователи угрожают новыми нападениями. Римляне в ярости, так что тебе лучше держаться тише воды, ниже травы, если не хочешь, чтобы тебя спутали с мятежниками.
- Я сам предостерегал повстанцев, - заявил Иисус. - Говорил им, чтобы они остановились.
- Может быть, но здесь ты явил не лучший пример миролюбия. Торговцам ты не указ, с какой стати им тебя слушать? Посмотри, что ты натворил. - Служитель храма широким жестом указал в сторону опрокинутых столов, разбросанных счетных листов и разбежавшихся животных.
Как ни странно, им позволили беспрепятственно уйти. Солдаты, стоявшие в портиках, как статуи, так и не сдвинулись с места и не попытались никого задержать. Торгаши, ворча, стали собирать свое разбросанное имущество и приводить в порядок столики, прикидывая, много ли времени осталось до конца дня, чтобы попытаться хоть как-то возместить убытки. Выходка Иисуса, конечно, была досадной неприятностью, но, как они надеялись, единичным случаем. Чем-то вроде стихийного бедствия, грозы с градом или налета саранчи, которое следует переждать, поскольку все так или иначе возвращается на круги своя.
Когда ученики под молчаливым предводительством Иисуса покинули город и, возвращаясь назад, проходили мимо давешней смоковницы, оказалось, что листья на ней пожухли, а ветви обвисли.
- Учитель! - вскликнул Петр. - Что это? Отчего это случилось7 - Он дотронулся до высохшей ветки. Лицо его выдавало страх и смятение.
1Ш Это удивляет тебя? - спросил Иисус. - Да имей ты веру с горчичное зерно и повели горе сей пойти и пасть в море, она пойдет и падет! - Он взялся за ветку, осмотрел ее и отпустил. - О чем бы вы ни просили в молитве с верой, будет даровано.
Но какое это имеет отношение к вере? Слова его были таинственны и темны. Это не имело отношения к Священному Писанию, к исцелению, к пророчеству, к изгнанию демонов - ко всему тому, что, как казалось Марии, и составляло миссию Иисуса.
К тому, из-за чего она последовала за ним, как и все остальные.
В тот вечер ужин проходил в удрученном молчании. Мария за-метила, что мать Иисуса тоже выглядела несчастной и сидела повесив голову. Иисус, если не считать молитв, отмалчивался, а Иуда сразу после ужина куда-то ускользнул - она видела, как он спускается вниз по тропе. Собрался побывать дома, навестить отца? Иисус такого не одобрил бы, но, возможно, Иуду это уже не беспокоило. Похоже, выходка в храме и жестокое наказание смоковницы произвели на Иуду не лучшее впечатление.
Поискав взглядом мать Иисуса, Мария увидела ее привалившейся к стволу чахлой сосенки, которая ухитрилась закрепиться корнями на склоне. Она сидела, уронив голову на руки, а когда Мария легонько коснулась ее плеча, подняла на нее глаза, полные слез. Не говоря ни слова, Мария заключила плачущую женщину в объятия.
- Он всегда так почитал храм, соблюдал все обряды, - сетовала его мать, - Еще мальчиком любил проводить там время и задавал книжникам и ученым столько вопросов, что они уставали отвечать… - Она покачала головой. - И вдруг такое!
- Ясно, что увиденное вывело его из себя. Возможно, он почувствовал, что должен очистить храм, - промолвила Мария просто для того, чтобы хоть немного успокоить мать Иисуса.
- Что скажет Иаков? - тяжело вздохнула старшая Мария.
- Ни один из них и слова не проронил. Оба Иакова, и Большой и Меньший, все время стояли столбом. Они так же растерянны, как и все прочие.
- Я не о них, а о своем сыне. Он такой благочестивый, такой набожный. Он этого не вынесет - просто умрет от стыда! Молю Бога, чтобы в Назарете об этом не узнали.
- До Назарета отсюда не близко, - успокаивающе произнесла Мария. - Пойдем найдем местечко поудобнее, посидим, потолкуем…
Разговор завязался, и в ходе его Мария решилась-таки задать давно донимавший ее вопрос: не происходит ли семья Иисуса из дома Давидова? Для самой Марии его родословная значения не имела, но для других - еще какое! Ведь на сей счет существовали пророчества.
- Да, - ответила мать Иисуса. - Нам всегда говорили, что это так. Это знание придавало нам гордости и добавляло сил, когда нашей семье доводилось переживать нелегкие дни. Такое происхождение накладывает особые обязательства, побуждает во всем стремиться к совершенству. Однако это не такая уж редкость, есть много семей, которые возводят свой род к Давиду.
Итак, это правда. По меньшей мере одно пророчество могло иметь к нему отношение. И этого он, в отличие от истории с ослом, подстроить не мог.
Позднее, уложив мать Иисуса спать, Мария, к которой сон не шел, решила пройтись и наткнулась на Фому, склонившегося над маленьким свитком возле слабо светившего костра.
Она наклонилась посмотреть, что он делает. Фома поднял на нее глаза и промолвил:
- Я записываю кое-что из сказанного Иисусом. Ну, ты понимаешь… то здесь, то там. Боюсь забыть особенно мудреные слова. Признаться, я и так уже многое забыл.
Мария присмотрелась и прочла следующие строки:
Иисус сказал: "Я дам вам то, чего не зрело ни единое око, чему не внимало ни единое ухо, чего не касалась ни одна рука, что не пробуждалось в человеческом сердце".
Ииcyc сказал: "Ищущий да обрящет, и стучащему отворят".
- Никогда не слышала, чтобы он говорил такие вещи, - удивилась она.
- Так ведь он с каждым из нас говорит по-разному, - пояснил Фома. - Думаю, ты сама могла бы вести такой же список, только изречения в нем были бы иными.
- Необходимо объяснять, когда и почему были произнесены те или иные слова, - заметила Мария. - Иначе их смысл трудно уразуметь.
- Это касалось только меня. И я это вряд ли забуду.
"Да верно, он с каждым из нас говорит по-разному, - подумала Мария. - Только вот кое-что из сказанного мне я не только ни за что не стану записывать, но и хотела бы забыть!"