- Австриец Карл Гофман - к вашим услугам, государь мой! - с достоинством ответил старик.
- С кем же вы здесь живёте? - подозрительно осматривая комнату, спросил офицер.
- С работниками, - ответил Гофман.
- Где же они?
- Разбежались! Завидя приближение вашего отряда, они все покинули меня.
- Глупцы! Мы не трогаем мирных жителей.
- Надеюсь, господин офицер! Иначе это было бы недостойно Франции, - польстил старик.
- А всё-таки я должен тщательно осмотреть ваш дом, не скрыты ли здесь русские. Идите и показывайте нам все ваши комнаты.
- К вашим услугам, государь мой, - нисколько не растерявшись, согласился Гофман и повёл французского офицера и солдат по всему своему дому.
Находясь в подвале, бедный князь слышал, как над его головой ходили солдаты и стучали об пол прикладами своих ружей; он уже решил, что, если его найдут неприятели, он дёшево не продаст свою жизнь и будет защищаться до последней крайности.
"Лучше смерть, чем постыдный плен", - думал он.
Но французы не догадались о существовании подвала и, тщательно осмотрев весь дом и двор, ушли. На этот раз они даже ничего не тронули из имущества. Впрочем, ничего ценного у Гофмана уже не оставалось.
Ещё долго после ухода французов старик не выпускал из подвала Гарина; он боялся, чтобы неприятели не вернулись.
- Посидите ещё немного, князь, я боюсь этих проклятых французов: они, как волки хищные, рыскают по дорогам и, того гляди, заберутся сюда снова. Знаю, вам неудобно в подвале, но что делать? Уж посидите! - убеждал добрый немец, переговариваясь с Гариным сквозь приотворённые дверцы.
К ночи вернулась с работником и Анна.
Бледная как смерть, она с замиранием сердца подходила к своему жилищу: её тревожила участь молодого князя.
"Что если его убили или увели в плен?" - думала она, переступая порог отцовского дома.
Счастию и радости её не было конца, когда она увидала Гарина, сидевшего на постели рядом с отцом.
- Вы живы, спасены! Господи, благодарю тебя! Отец, милый отец! Как я счастлива, - с увлечением говорила молодая девушка. - Ах, князь, как я за вас страдала! Как я боялась!
- Чего вы боялись? - спросил у Анны князь Гарин.
- Я… я думала, вас найдут французы…
- Анна, какая вы добрая, славная… Вам и вашему отцу я обязан многим.
- Что за счёты, князь! - промолвил старик Гофман.
- Чем я отблагодарю вас и вашу дочь, - с чувством проговорил князь Гарин, крепко сжимая руку у Гофмана.
- Оставим, князь, про это говорить. Я теперь так счастлив.
Молодая девушка расплакалась, но это были слёзы радости.
Глава XII
Русских пленных отправили ночевать в Позоржиц, где находилась главная квартира французского императора. В числе пленных находился и ротмистр Зарницкий, попавший сюда со своим денщиком Щетиною. Пётр Петрович был слегка контужен. Его эскадрон храбро сражался, окружённый в десять раз превосходившим его по числу неприятелем; Зарницкий изумлял своим геройством даже французов. На его несчастие, под ним была убита лошадь: ротмистр упал вместе с убитым животным и был придавлен всей его тяжестью. Этим-то моментом воспользовались неприятели, и герой был взят в плен. Эскадрон Зарницкого был весь перебит, осталось в живых человек пять, не более. Пётр Петрович в первые минуты был в каком-то исступлении; он проклинал тот момент, когда шальная пуля уложила его верного коня, и своё бессилие. Щетина тоже попался в плен. Оба они шли рядом, под конвоем, разделяя общую горькую участь.
- Ваше благородие, - тихо шепнул Щетина своему "барину".
Зарницкий шёл печально, опустив голову, и не слыхал зова своего слуги; думы, одна другой мрачнее, не давали ему покоя.
- Ваше благородие! - повторил денщик.
- Ну, что ты?
- Стало быть, ваше благородие, мы в плен попали.
- Попали, брат Щетина, - со вздохом ответил Пётр Петрович.
- Нехорошо, ваше благородие!
- Что хорошего! Хуже смерти.
- А вы, ваше благородие, не отчаивайтесь, можно побег учинить, - таинственно сообщил Щетина.
- Побег - ну, брат, навряд! Зорко стеречь будут - не убежишь.
- Убежим, ваше благородие, надо только время выждать.
- Ну, станем ждать.
- Император, император! - заволновались вдруг конвойные, завидя Наполеона, ехавшего навстречу пленным.
- Кто из вас старший? - останавливая лошадь, спросил Наполеон у пленных.
Старшим по чину в этой партии пленных был ротмистр Зарницкий; он выступил вперёд.
- Кто вы? - в упор смотря на ротмистра, спросил Наполеон.
Зарницкий назвал свой чин и полк, в котором служил.
- Знаю, слышал. Ваш полк честно исполнил свой долг, а вы, господин ротмистр, оказывали чудеса храбрости. Я слышал.
- Я дорожу похвалою великого полководца, - вежливо ответил Зарницкий, кланяясь Наполеону.
- Вы заслужили, господин ротмистр, гораздо большего!
Наполеон приказал отвести пленных на бивуаки и позаботиться о них: устроить им ночлег, перевязать раненых.
Приказание было в точности выполнено; раненых повели в шалаши, выстроенные при главной квартире Наполеона. Французы очень радушно приняли наших. Ротмистра Зарницкого с его денщиком поместили в отдельном шалаше, где поставили походную кровать, стол и стул. Зарницкому перевязали рану. Измученный и голодный, он, исправно поужинав, выпил добрую порцию вина и, повалившись на кровать, скоро заснул богатырским сном.
Щетина не спал, он обдумывал план побега. Он вышел из шалаша, но сейчас же вернулся: около шалаша стоял на карауле французский солдат с ружьём на плече.
"Ведь ишь, дьявол, всё "маршует". Прихлопнул бы его, да как? Пожалуй, хуже будет: из шалаша-то убежишь, а у цепи попадёшься, ни за что пристрелят тебя", - рассуждал Щетина.
Полночь. В главной квартире императора погасили все огни; всё давно спало, только караульные мерно расхаживали каждый на своём посту. Едва пробило полночь, как солдат, стоявший у шалаша Зарницкого, ушёл спать. К русским пленным французы относились нестрого: не было особенно сильного надзора, потому что они были уверены, что уйти пленным трудно. Да и куда бы они ушли в холодное зимнее время, не зная дороги? Если бы кто и убежал из плена, он рисковал замёрзнуть, заблудиться и попасть снова в руки неприятеля.
Щетина вышел из шалаша и осмотрелся кругом. Ни души; тишина как в могиле.
"Вот когда убежать-то надо", - подумал денщик; он поспешил в шалаш и стал будить крепко спавшего ротмистра.
- Ваше благородие, а ваше благородие! Ведь ишь спит - пушкою не разбудишь.
Зарницкий не просыпался.
- Эко горе! Никак его не разбудишь. Да проснись! Говорят тебе! - с сердцем крикнул Щетина, тряся за рукав своего барина.
- Ты что! Или время на парад? - спросил Зарницкий, протирая глаза. Благодетельный сон перенёс его снова к себе на квартиру, в Петербург, и он совершенно забыл печальную обстановку, в которой находился теперь.
- Какой там парад! Бежать надо.
- Как бежать, куда? зачем?
- Эх, ваше благородие! Да вы проснитесь, - с укоризною сказал Щетина.
- Ах да, мы в плену! - К Зарницкому вернулась память, и незавидная действительность вырисовалась со всею яркостью.
- Надо бежать - благо время подходящее, - снова напомнил Щетина.
- А часовой? - спросил Зарницкий.
- Ушёл. Кругом ни души не видно.
- Ты говоришь, часового нет?
- Да, ушёл! Бежим, ваше благородие!
- А как попадёмся, расстреляют.
- Не попадёмся, ведь глухая полночь, все спят.
- Стыдно мне, Щетина! Русскому офицеру бежать из плена! Если хочешь, беги, а я останусь.
- Эх, ваше благородие, что за стыд - убежать из плена? Стыд, когда вы знаете, что наши бьются с врагом, а вы тут в плену ничего не делаете, службы не несёте, - а служба ваша нужна батюшке-царю и родной земле! - с жаром говорил старик.
- А ведь ты прав, Щетина! Ей-богу, прав! При нужде чего не делают. Бежим!
- Вот и давно бы так! - обрадовался Щетина.
- Воля, брат, дороже всего на свете!
- Известно, так, ваше благородие!
- А если нападут на нас французы, нам даже защищаться нечем.
- А кулаками, ваше благородие.
- Молодец, Щетина!
- Рад стараться, ваше благородие!
Зарницкий и Щетина тихо вышли из шалаша и стали пробираться к опушке видневшегося леса.
Ночь была морозная. Порывистый ветер бушевал в поле, вихрем кружил снег и хлестал прямо в лицо беглецам.
- Ну и мороз! - сказал Пётр Петрович.
- А у нас, в России, много холоднее, ваше благородие, - ответил Щетина. - Только бы нам до леса добраться, - добавил он.
- А что же в лесу - то?
- Там место безопасное.
- Ох, Щетина, замёрзнем мы или под вражью пулю угодим.
Ротмистр и денщик подошли почти к самой цепи; стали уже видны неприятельские солдаты, но благодаря счастливому случаю французы не заметили беглецов. Зарницкий и Щетина очутились за цепью; лес от них был в нескольких шагах.
- Фу! Теперь можно вздохнуть! Опасность миновала! Мы на свободе, - весело проговорил ротмистр.
Они вошли в лес; снегу в лесу было мало - высокие сосны и ели стояли зелёными. Они шли быстро по узкой лесной дороге.
- Куда идёт эта дорога? - спросил Зарницкий.
- А кто её знает, ваше благородие!
- Может, к жилью.
- Может, и к жилью.
Предположение Зарницкого оправдалось: дорога шла к жилью, и, пройдя несколько, наши беглецы очутились около небольшого чистого домика, в котором жил лесничий с двумя своими помощниками.
- Мы спасены - жильё! - радостно воскликнул ротмистр.