20-го числа был поставлен трон, комнату обили черным сукном, тело Государя положили в гроб. Стали ежедневно по нескольку раз служить панихиды. Все приняло более торжественный вид. Государыня на общих панихидах не присутствовала. Но вечером, когда панихида кончалась, обыкновенно, Волконский из комнаты всем приказывал удалиться. Оставался священник и дежурный офицер. Последнему приказывалось стоять смирно и не поднимать глаз. Священник тихо читал Евангелие. В это время из своих покоев выходила императрица, одна, без провожатых, медленно подходила к гробу, долго стояла на коленях и молилась, потом поцеловавши Государя, так же тихо удалялась. После этого вводили часовых.
11-го декабря, при громадном стечении народа, тело Государя было перенесено в собор Александровского монастыря, где оно и находилось до отправления в Петербург.
29-го декабря процессия с телом Государя должна была выступить в Петербург. По этому поводу князь Волконский писал императору Николаю: "Насчет сопровождения оного я был в большом затруднении по неприбытию сюда никого из С.-Петербурга; из генерал-адъютантов, граф Ожаровский не бывал по сие время; граф Ламберт, хотя и находился здесь, но так как он не нашего исповедания, то государыне-императрице угодно было потребовать генерал-адъютанта графа Орлова-Денисова, коему изволила сама поручить драгоценные останки покойного супруга своего, в надежде, что Ваше Императорское Величество благоволите утвердить сделанный ее Величеством выбор и позволите графу Орлову-Денисову довершить до С.-Петербурга возложенное на него поручение".
Императрица Елизавета Алексеевна с другой стороны пригласила к себе лейб-медика Тарасова и сказала ему:
- Я знаю вашу преданность и усердную службу покойному императору и потому я никому не могу лучше поручить, как вам, наблюдать во все путешествие за сохранением тела его и проводить гроб его до самой могилы.
Процессия направилась на Харьков, Курск, Орел, Тулу, Москву. По ужасным дорогам с большими предосторожностями везли тело Государя. На козлах колесницы сидел лейб-кучер Александра, который всю дорогу не отходил от гроба ни на шаг. Кругом было много войска, окружавшего процессию. Останавливались на ночь, обыкновенно, в селах, гроб ставили в церковь. На каждой остановке гроб вскрывали и осматривали тело. Для наблюдений же в дороге в гробу сделали отверстие. Когда мороз понижался, под гроб подкладывали ящик со льдом. Со всех сторон стекалось много народа, чтобы поклониться праху Государя. Это обстоятельство доставляло много хлопот лицам, наблюдавшим за порядком во время процессии. Иногда же руководители испытывали большой страх. Так было, когда процессия приближалась к Туле.
Распространился слух, что рабочие оружейных заводов явятся в громадном количестве и потребуют, чтобы им показали труп Государя. Охрана была усилена, но, конечно, никакого нападения рабочих не было; рабочие, действительно, явились, но никаких требований не заявляли; они просили только разрешить им отпрячь лошадей и везти гроб на себе. Этого им не позволили.
3-го февраля гроб приблизился к Москве. Опять возникли слухи о возможных беспорядках. Ввиду этого почти на протяжении версты от Подольской заставы по обеим сторонам были выстроены войска с заряженными ружьями. Здесь гроб был поставлен на парадную колесницу. Сменили лошадей, сменили и прислугу.
Когда процессия должна была тронуться и все стали занимать места, лейб-кучер умершего Государя Байков по-прежнему поместился на козлах колесницы. К нему подошел новый назначенный для этого кучер в парадном костюме и потребовал, чтобы Байков уступил ему место. Байков наотрез отказался. На все приказания начальствующих лиц он не обращал внимания. Об этом было доложено князю Голицыну. Князь сказал Байкову, чтобы он слез с козел, ибо он с бородою, поэтому не может участвовать в процессии.
- Я возле императора тридцать с лишком лет, - ответил Байков, - и хочу служить ему до могилы, а если теперь мешает моя борода, то прикажите сейчас ее сбрить.
Эта преданность Байкова Государю растрогала князя Голицына, и он оставил Байкова.
Гроб был ввезен в Москву и поставлен в Архангельском соборе. Громадное количество народа стекалось в Кремль, чтобы посмотреть на гроб Государя, вновь появились слухи о готовящихся беспорядках. Под влиянием этих слухов в 9 часов ворота в Кремле запирались, у каждого входа были поставлены заряженные орудия. Кремль был полон войска, как пехоты, так и кавалерии, которые были в полном боевом вооружении. По городу всю ночь разъезжали патрули.
Испуганный обыватель недоумевал, что это значит, и в его голове невольно рождались подозрения.
6-го февраля процессия тронулась из Москвы. На втором ночлеге в селе Чашонкове 7-го февраля было решено еще раз освидетельствовать тело и составить по этому поводу акт. В 7 часов вечера из церкви, где стоял гроб, были все посторонние удалены. Остались граф Орлов-Давыдов, Оспорман-Толстой, Сипягин и несколько человек флигель-адъютантов. Медико-хирургом Тарасовым был вскрыт гроб. Оказалось, все в порядке, тело вполне сохранилось. "Кроме ароматного бальзамического запаха, никакого газа не было приметно". После того гроб закрыли.
28-го февраля процессия подошла к Царскому Селу. День был солнечный, яркий, таял снег, на дороге было грязно. Лошади утомились и едва передвигали ноги. Когда к Царскому Селу подошли совсем близко, навстречу выехал император Николай в сопровождении свиты, Великого Князя Михаила Павловича, принца Вильгельма Прусского, принца Оранского и высших чинов. Из окрестных сел явилось духовенство и масса народа. Не доезжая до гроба, император сошел с лошади, пешком подошел к колеснице и со слезами упал на гроб. С другой стороны к гробу подошел Великий Князь. После литии процессия тронулась к Царскому Селу, император с Великим Князем следовали за гробом пешком до дворцовой церкви. Здесь был поставлен гроб.
1-го марта князь Голицын экстренно вызвал лейб-медика Тарасова и спросил, можно ли открыть гроб, так как императорская фамилия хочет проститься с покойным императором. Тарасов ответил, что тело Государя находится в порядке и проститься можно когда угодно. Тогда князь Голицын передал Тарасову приказ Государя, чтобы он приготовил гроб к 10 часам ночи.
В 11 ч. 30 м. ночи священник и дежурные получили приказ удалиться из церкви. У дверей с внешней стороны были поставлены часовые, которым приказано было никого не пускать в церковь. У гроба остались только князь Голицын, граф Орлов-Денисов, медик Тарасов и камердинер покойного императора Завитаев. Последним двум было предложено уйти за ширмы. Тарасов открыл гроб, обмыл лицо Государя, почистил мундир, надел на руки Государя чистые перчатки, на голову возложил корону. Когда, таким образом, все было готово, князь Голицын пошел доложить о том императору, а Тарасов с Завитаевым удалились за ширмы.
Скоро показались члены императорской семьи. Они тихо подошли к гробу Государя, стали на колени, помолились, а потом стали друг за другом подходить и целовать лицо и руку покойного. Простившись с умершим, они так же тихо удалились. По их уходе гроб закрыли, вновь была введена стража, священник стал читать Евангелие.
Через несколько дней тело императора было перевезено в Чесму и поставлено в дворцовую церковь.
В 12-ом часу вечера в церковь явились лейб-медик Тарасов, князья Куракин и Голицын и несколько генерал-адъютантов и переложили тело Г осударя из старого деревянного гроба в новый бронзовый гроб прекрасной работы. Ковчег с внутренностями был помещен в ногах, а ваза с сердцем с левой стороны груди. Старый гроб, распиленный на куски, был положен в новый.
6-го марта гроб с телом покойного императора прибыл в Петербург. За гробом шли опять пешком в глубоком трауре император Николай, Великий Князь и иностранные гости. Несмотря на серый и пасмурный день, громадное количество народа сопровождало процессию. Гроб был поставлен в Казанский собор, доступ куда был открыт для народа.
Разные слухи распространялись так же и в Петербурге, как и в Москве. Петербургские обыватели толпами шли в собор, чтобы посмотреть на Государя, и были глубоко разочарованы, когда оказалось, что гроб закрыт и лицо Государя увидеть нельзя. К Голицыну отправлялись целые депутации с просьбой открыть гроб. Голицын докладывал о желании народа Государю. Но Николай отказал. Причиной к этому, между прочим, послужило, как говорят, то обстоятельство, что цвет лица покойного Государя изменился в светлокаштановый: это объясняют тем, что в Таганроге лицо Александра было покрыто при бальзамировании уксусно-древесной кислотою. Император Николай боялся, что обнаружение этого обстоятельства повлечет за собою еще новые толки.
13-го марта при звоне колоколов процессия направилась в Петропавловскую крепость. Там состоялось погребение.
Во втором часу раздались пушечные залпы: император Александр был предан земле.
Вдовствующая императрица, Елизавета Алексеевна не присутствовала на похоронах. Смерть императора была для нее страшным неожиданным ударом. После долгих лет недоразумений, которые у нее происходили с Александром, в Таганроге их взаимные отношения улучшились. В будущем рисовалась возможность хорошей, счастливой жизни. Смерть унесла все надежды. Этот удар Елизавета Алексеевна не перенесла.
12-го апреля князь Волконский пишет императору Николаю о здоровье государыни следующее: "Долгом считаю Вашему Императорскому Величеству донести, что слабость здоровья вдовствующей императрицы Елизаветы Алексеевны вновь увеличивается. Сверх того, Ее Императорское Величество чувствует в груди иногда сильное удушье, которое препятствует даже говорить, и сама изъявила господину Стофрегену опасение водяной болезни в груди.