- Правителям угодны льстецы, а я льстить не умею. Да и какая польза от странствий, если ты повсюду таскаешь самого себя?..
И гневалась Ксантиппа за отвергнутые дары, и корила его непрестанно, ибо, кроме первенца Софрониска, вступившего в седьмой год жизни, родила Ксантиппа в эту пору малыша Менексена, и требовалось быстро подрастающих детей кормить и одевать, доходы же Сократа от виноградника, осла, козы и десятка кур слишком были незначительны. И лишь один Критон умел утихомирить Ксантиппу кошельком с серебряными драхмами, тайными для Сократа, ибо денег он не принимал и от друзей, а лишь съестное вспоможение.
Глава седьмая
ПОЗНАЮЩЕМУ ВОЗДАМ!
Сократ… осмелился поставить истину выше Афин, разум - выше узкой национальности.
А. И. Герцен
вскоре же, на четвертом году от конца войны объявился у Сократа слушатель - сын демагога Анита юноша Анит. И видя его постоянно в роскошных, царских одеяниях, всегда навеселе от каждодневных возлияний Вакху и к тому же грубым и заносчивым, вознамерились прогнать его друзья Сократа, но учитель не велел, говоря, что всякому, кто бы он ни был, необходимо открывать дорогу к знанию и добродетели. И, побеседовав с Анитом-младшим, определил его Сократ как юношу глубокомысленного и добродетели умом не чуждого.
Сын же Анита, покоренный речами Сократа и неприхотливостью жизни его самого и учеников его, скинул с себя дорогой, топазового цвета хитон, расшитый золотыми цветами лотоса и, опростившись, ходил теперь за Сократом в домотканом хитоне, босой и вместо трости эбенового дерева с обыкновенной сучковатой палкой в руке.
И, слушая Сократа, молодой Анит наведывался к софистам, беря у них уроки диалектики и красноречия. И открылись глаза ему на неправедную жизнь отца своего, Анита, и стал он изводить того укорами властолюбивому нечестию его и лицемерию.
Анит же старший, встревожившись за сына, представил дело так, что на него дурно влияют софисты и еще - Сократ, которого он с давних пор уподоблял софистам, не делая разницы между ниспровергающей все и вся софистикой и стройным, познающим истину учением Сократа.
И, желая убедиться самому, насколько пагубны для молодых сердец беседы и споры софистов, отправился Анит-отец послушать их на месте и наткнулся на Сократа и его учеников, сидевших в полуденный зной в тени базарного портика; и были здесь все старые друзья Сократа, а из новых - Аполлодор, Платон и младший Анит. И шла у них беседа о добродетели, ибо, будучи наслышан о Сократе, приехал из Пелопоннеса страждущий познаний молодой лаконец с суровым обветренным лицом бывалого воина и спросил, поклонившись Сократу:
- Можешь ли научить меня добродетели, мудрец?
И Сократ, с улыбкой взглянув на него, ответил:
- Разве добродетели можно научиться?
- Как же иначе? - удивился лаконец.
- Что касается меня, чужеземец, то я вообще не знаю, что такое добродетель. А если я не знаю, то как я могу научить?
И спросил лаконец:
- Так мне и сказать у себя дома?
- И не только это скажи, но и о том, что я, кажется, нигде не встречал человека, который бы знал это.
- Но почему же нельзя научиться добродетели, Сократ?
Тут-то и приблизился к беседующим демагог Анит, увидав которого, сказал Сократ:
- Вот как кстати ты пришел, Анит. Не хочешь ли поучаствовать в нашей беседе? Ведь как-никак ты сын самого Антемиона, человека мудрого и богатого, разбогатевшего не случайно и не как счастливец, получивший Поликратовы сокровища, но благодаря собственной мудрости и усердию. И сына воспитал он достойно, как считает большинство афинян, выбирающих тебя на самые высокие должности. С такими-то, как ты, и надо исследовать истину. Усадите-ка его поудобнее, друзья мои.
И, усевшись на ступеньке портика, спросил Анит, делая вид, что не уловил насмешки в славословии Сократа:
- О чем же беседа?
И Сократ спросил:
- Скажи, Анит, если мы хотим сына твоего Анита сделать искусным врачом, к каким учителям мы его пошлем? Не к врачам ли?
- Только к врачам, - сказал Анит.
- А если захотим сделать из него хорошего кожевника?
- К кожевникам, конечно.
- А к кому пошлем его, если он желает научиться добродетели? Не к тем ли, кто провозгласил себя учителями добродетели?
- Кого ты имеешь в виду? - насторожился Анит.
- Ты и сам понимаешь, что я имею в виду софистов, - сказал Сократ, - ибо именно софисты всем твердили, что они - учителя добродетели.
И сказал Анит с негодованием:
- О боги! Разве ты не знаешь, что софисты - очевидная гибель и порча для всех умов?!
- Что ты говоришь, Анит? - И Сократ лукаво усмехнулся. - Тогда они просто безумцы, а не мудрецы.
- Вовсе они не безумны, - начал сердиться Анит, косясь на сына, пристально внимающего спору. - Скорее уж безумны юноши, платящие деньги софистам, еще безумнее родители, вверяющие своих сыновей этим обманщикам, а того безумнее граждане, позволяющие им въезжать в наши города!
- Уж не обидел ли тебя, Анит, кто-нибудь из софистов, что ты так зол на них? - спросил Сократ.
- С чего бы мне злиться на них? Слава богам, ни с одним из них я даже не знаком.
- Ну, хорошо, - согласился Сократ, - тогда сам назови нам тех, у кого вот этот молодой лаконец может сподобиться добродетели.
И Анит сказал:
- Да любой достойный афинянин поможет стать ему лучше.
- Скажи-ка, Анит, а что, эти достойные афиняне сами собой стали такими, ни от кого не учась?
- Почему же? Они обучались у тех достойных граждан, кто жил раньше их. Или, по-твоему, мало рождалось в нашем городе доблестных мужей?
- А были ли они, эти доблестные мужи, и хорошими учителями добродетели, вот что хотелось бы знать. Согласен ли ты, к примеру, что Фемистокл был доблестный человек?
- Еще бы!
- Значит ли это, что, если кто и был хорошим учителем добродетели, так это он?
- Думаю, что так!
- Тогда вспомни: его сын, Клеофан, был отличнейшим наездником. Он умел и прямо стоять на лошади, и на полном скаку, стоя бросать с нее дротики, и вытворял еще немало чудес; и все это преподал ему отец. Ты, верно, слышал об этом от стариков?
- Слышал.
- Так что сказать, будто сын Фемистокла был бездарен по природе, нельзя?
- Как видно, нельзя.
- Но слышал ли ты, что Клеофан был добродетелен в том же, в чем его отец, в государственной мудрости?
- Совсем напротив…
- Вот, видишь… Так что же, Фемистокл нарочно не захотел приобщить своего сына к мудрости, которой сам был славен?
- Как видно, не захотел! - уцепился Анит за Сократово предположение.
И Сократ сказал:
- Вот тебе и великий учитель добродетели! А ведь ты, Анит, признал его одним из лучших среди наших предков…
И не зная, что сказать, молчал Анит краснея. И, поглядывая на отца, усмехался младший Анит.
И тогда сказал Платон, шевельнув могучими плечами:
- Хотел бы и я привести пример, Сократ. Ты ведь знаешь, Анит, что Перикл, человек и вовсе выдающейся мудрости, воспитал двух сыновей от первой жены, Парала и Ксантиппа?
- И что же? - нехотя откликнулся Анит.
- Так неужели он не хотел их сделать мудрыми? А что из этого получилось? Оба они были известны больше своей глупостью, чем добродетелями.
- А может быть, Периклу недосуг было заняться сыновьями? - сердито вопросил Анит.
Ответил же ему Сократ:
- Но ведь он был первым гражданином в пашем государстве! Уж он-то мог бы позаботиться найти учителей, кто сделал бы его сыновей доблестными. Вот и получается, Анит, что, видно, добродетели обучить нельзя…
И рассмеялись поражению Анита все свидетели, а сын его с таким презрением кольнул отца глазами, что в гневе вскочил демагог и оказал, грозя Сократу толстым пальцем:
- Что-то больно легко ты порочишь государственных мужей, Сократ! Я бы посоветовал тебе поостеречься делать это впредь! А тебе торчать здесь нечего! - оборотился он к Аниту-младшему, но, встретив насмешливый взгляд его, стукнул в гневе посохом и ушел.
Сократ же сказал с сожалением:
- Мне кажется, Анит не на шутку рассердился…
И, зло блеснув глазами в сторону отца, сказал его сын:
- В рассказе Эзопа говорится, что если тронуть свинью, она начинает визжать. У свиньи ведь нет ни шерсти, ни молока, нет ничего, кроме мяса. И как только ее тронешь, она визжит, думая, что ее хотят извести для мяса. Так же и люди, подобные отцу, вечно исполнены подозрений и правды страшатся пуще огня. А больше всего, учитель, зол отец из-за меня…
- Чем же мы досадили твоему отцу? - спросил Сократ.
- Тем, что я теперь сторонюсь его.
И Платон, рассмеявшись, сказал:
- В таком случае, прибавим на счет Сократа еще одно доброе дело.
- Но давай закончим спор, - оказал лаконец. - Откуда же берутся хорошие люди, если добродетели, как говорит Сократ, научиться нельзя?
И, подумав, сказал Сократ: