Бояре поведали: во Владимире ждал отдых. Задиристую песню затянул Прошка Пришелец. Тут уже и Московская земля недалеко, почитай, своя вотчина! Ратники заговорили о долгом постое, о медовухе и жёнах. Небольшая рать Василия Васильевича измоталась в чужих землях и хотела хоть небольшого, но отдыха. С владимирской стороны веяло покоем и теплом. Город Владимир сытен и хлебосолен, не откажет великому князю в гостеприимстве.
Василий Васильевич оглядел свою немногочисленную рать и произнёс, прервав все мечты и ожидания своих ратников:
- Во Владимире останавливаться не будем. Едем дальше.
- Куда же дальше, князь?
- В Нижний!
Приуныли враз бояре и челядь. Скрывая от Василия Васильевича досаду, воротили носы ратники, и бестолковой сейчас казалась песня Прошки. Скоро угасла и она, не поддержанная никем.
Опытными ловчими оказались Юрьевичи: заставы, выставленные на дорогах, извещали их, что Василий свернул с Владимирской дороги и пошёл в Нижний Новгород. Василий Васильевич чувствовал за спиной дыхание братьев и знал - остановись он во Владимире хотя бы на день, сечи не избежать.
Не было сейчас на Руси человека, которому бы он сумел довериться, а князь нижегородский тоже себе на уме. В темницу, конечно, не запрет, но и против Юрьевичей вряд ли захочет выступить. В Орду надо ехать, к хану Улу-Мухаммеду, вот кто не обидит. А там, может, и стол московский сумеет вернуть.
- В Бахчисарай едем, - повернул на ордынскую дорогу князь Василий. - Заступничества у хана Мухаммеда просить станем.
Юрий возвращался с охоты и с дороги видел, как бабы, подоткнув подолы, дёргали сорную траву. На руке сокольника тихо клекотал ястреб. Не было сейчас для Юрия Дмитриевича милее музыки, чем голос птицы.
- Восточный ветер дует, князь. К напасти это, - произнёс сокольник. - Видать, быть в этом году болезням. Примета такая есть на Луку Ветреника.
Не хватало Юрию Дмитриевичу Семёна Морозова, вот кто мог его добрым словом утешить. А с сыновьями, кроме родства, ничего и не связывает. Сказано им было не трогать Василия, а они его до сих пор по всей Северной Руси, как зайца, выслеживают.
Когда подъезжали к Москве, у самого моста князя вдруг неожиданно качнуло, да так крепко, что, не держи он поводья, слетел бы с седла. Оглянулся назад Юрий, кажись, никто не приметил его слабости, лишь конь, видно почуяв тайный недуг хозяина, пошёл ещё тише; старался ступать осторожнее по неровной дороге.
Вечером Юрию Дмитриевичу сделалось совсем худо. Кожа покрылась красными пятнами, и князя стал одолевать жар. К утру ему полегчало, и тело его, как и прежде, наполнилось привычной силой. Но он не знал, что болезнь уже завладела им, и через некоторое время на коже появились кровоточащие язвы. Юрий слёг. Знахарки, приглашённые к больному князю, пичкали его разными травами, шептали молитвы, но Юрию Дмитриевичу становилось всё хуже.
Боясь княжеского гнева, старухи утешали его, твердили:
- Потерпи, князь. Потерпи самую малость, батюшка, хворь и отойдёт.
- А если не отойдёт? - неожиданно спросил князь.
И только самая смелая ответила:
- Если не отойдёт хворь... значит, Господь к себе заберёт, батюшка.
Для всех было ясно, что болезнь отняла у князя последние силы и дни его сочтены.
Галицкие бояре, пришедшие за Юрием в Москву, не отходили от своего господина. Как могли, помогали своему государю: кто пить подаст, слово доброе скажет, ведь вместе много дорог пройдено.
- Виноват я перед великими княгинями, - тихо говорил князь. - В заточение я их отправил... в Звенигород. - Лицо его кривилось и в мерцании свечей выглядело мертвенно-бледным. - Я бы ещё перед Василием Васильевичем повинился, братичем моим. Видно, это Господь меня за многие злодеяния наказывает. Дьяк! - крикнул князь, собирая последние силы.
- Здесь я, батюшка! Здесь! Чего писать-то прикажешь? - дьяк разглаживал бумагу ладонью.
- Пиши вот что... Стол московский оставляю князю... Василию Васильевичу.
Не удивились бояре решению князя. Совестлив Юрий Дмитриевич. Бывало, слугу накажет за провинность, а потом сапоги ему дарит.
Дьяк добросовестно выводил буквы, то и дело макал перо в чернильницу. Большая тёмная капля вдруг капнула прямо на бумагу. Дьяк слизал чернила и продолжал писать дальше.
- Пиши... что винюсь перед ним, прошу прощения, как у старшего брата... - не успел князь закончить свои предсмертные указания, захрипел да и почил с миром.
Дьяк, отерев чернильные руки о кафтан, прикрыл умершего.
Великого князя Юрия Дмитриевича похоронили в Архангельском соборе у восточной стены. Угомонился беспокойный князь. Московские и галицкие бояре, прекратив прежнюю вражду, собрались вместе, стали решать, что делать дальше. Кресло великого князя оставалось свободным, и бояре поглядывали ненароком в дальний угол, словно надеялись, что Юрий Дмитриевич сумеет справиться с такой напастью, как смерть, и встанет из могилы.
Первым заговорил конюшенный Григорий Плещеев, он был старейшим из бояр:
- Господин наш, князь Юрий Дмитриевич, повелел звать на московский стол Василия Васильевича. У Юрия Дмитриевича три сына осталось. Васька Косой мог бы быть московским князем по новому праву. Что скажете, бояре?
С лавки поднялся постельничий, боярин Сабуров Пётр.
- Можно было бы уважить волю князя Юрия Дмитриевича. Только ведь её как будто бы и не было. Митрополит должен стоять рядом у постели и подтвердить слова покойного, а Юрий отошёл неожиданно, даже причастие не успел принять. И волю свою он до конца не изрёк. А где Василия Васильевича сыскать? Рыскает он где-то по Руси что волк без логова. А Юрьевичи рядом, вот им и нужно писать! А там как Бог даст.
На том и порешили.
Полки Дмитрия Шемяки торопились по Владимирской дороге вслед князю Василию. Он находился в двух днях пути, и пыль едва осела на придорожную траву.
Со стороны Владимира навстречу воинству спешил гонец.
- Эй! - Детина осадил коня рядом с ратником, чинившим в стороне от дороги огромную пищаль. - Как великих князей Василия и Дмитрия сыскать?
- А чего их искать, - отложил в сторону оружие ратник. - Дмитрий час назад уехал, говорят, зайца гонять. Его полки на лугу. А Василий здесь... Вон в тех хоромах брата ждёт. Коням отдых нужен, семь дней под седлом.
Спешился гонец у хором и, сняв шапку, уверенно стал подниматься по крутым ступеням. У самого входа его попридержал отрок с бердышом.
Детина отстранил от лица бердыш и зло выругался:
- Глаз проткнёшь, пёс смердячий! С письмом я срочным к великим князьям спешу!
Переглянулась стража, но гонца пропустила. А у дверей уже Василий Косой стоит, подбоченился, заслонил статной фигурой весь проем.
- Куда прёшь! Не видишь, князь перед тобой!
Посыльный согнулся в поклоне и разглядел, что сапоги у князя татарские, вышитые голубками, кожа на голенищах красная, словно по крови ходил.
- Вижу, государь, вижу. Письмо я тебе везу от бояр Юрия Дмитриевича... помер князь великий Юрий. Спаси, Господи, его душу.
- Помер... - не то подивился, не то огорчился Василий Косой. - Ведь здоров был. На охоту собирался ехать, когда мы с Дмитрием его оставляли.
- Вот на охоте и скрутило его, горемычного. Только два дня после этого и пожил, а на третьи сутки отмаялся.
- Так, стало быть...
- Бояре наказали тебе и Шемяке об этом сказать.
- Стража! - окликнул Василий Косой стоявших у дверей воинов. - Взять лихоимца да бросить его в темницу. И чтобы охраняли пуще глаза своего! - приказал Василий. - Упустите, с живых кожу сдеру!
- Государь! Князь Василий Юрьевич, да за что же мне такая немилость, - вырывался гонец из крепких рук стражей. - Дозволь слово молвить! Дозволь сказать!.. - кричал посыльный вслед удаляющемуся князю.
Василий уже не слышал, вдел в стремя ногу и, лихо вскочив в седло, погнал коня прочь от митрополичьих палат.
- Пошёл, злодей! - толкали дружинники гонца в спину. - Князь зря неволить не станет, он знает, что делает!
Полки Василия Косого разбили шатры за городом. По приказу воевод многие уже облачились в доспехи и ждали сигнала, чтобы следовать к Нижнему Новгороду. Уже были развёрнуты знамёна, били копытами кони, но трубы по-прежнему молчали. Войско давно выстроилось поколонно, сотники ретиво грозили кулаком дружинникам и с трудом добивались повиновения. Тяжёлые пищали погрузили на телеги. Полки на левом и правом флангах пока не спешили - сперва головной должен тронуться, а уже затем и меньшие князья за ним пойдут.
Кое-где шатры были ещё не собраны, около них горели костры, ратники от безделья скалились, перекидываясь грубыми шутками, весело гоготали.
Зазвучала труба. Лагерь всполошился, и головной полк, вопреки ожиданию, двинулся в сторону Московской дороги.
Безбородый ратник подобрал с земли пищаль и, нагоняя сотника, спросил:
- Куда мы идём, Степан? Разве не в Нижний?
- Держи крепче оружие, раззява! В Москву идём, так князь Василий Юрьевич повелел.
Выстроившись в шесть колонн, рать Василия Юрьевича двигалась в Москву. Последним шёл полк, который состоял сплошь из мужиков, взятых чуть ли не от сохи. Редко на ком из них встретишь сапоги, а так все лапти да длинные, до колен, рубахи. Мужики покорно следовали по Московской дороге туда, куда вёл их великий князь.