Видно, Меншиков и впрямь чуял близость Петра, который вскоре появился. И первое, что скомандовал:
- Алексашка, жрать хочу.
Меншиков помчался в харчевню и вскоре приволок целую кастрюлю жаркого с гречневой кашей.
- Ну рассказывай, Фёдор Алексеевич, - сказал Пётр, принявшись с жадностью наворачивать жаркое. - Что хорошего?
- Да уж дважды заседали. Двадцать девятого, ну ты знаешь, потом позавчера вот, второго уже. И никакого сдвигу.
- Ну как? Совсем, что ли?
- Да, считай, совсем. На первом заседании предложили мы им этот путь в Персию, как ты советовал.
- А они? Обрадовались?
- Дожидайся. И глазом не сморгнули. Меж собой переглянулись.
- Сколько их?
- Девять человек.
- Есть с кем в гляделки играть. А дальше?
- Переглянулись да и говорят, вы, мол, это напишите на бумаге, мы, мол, посмотрим.
- Вот те на. Это они нам должны писать, - удивился Пётр. - Всё с ног на голову оборотили.
- И мы им то же самое.
- А они?
- А что они? Своё гнут, пишите, мол. Вот поэтому я и не приехал к тебе после первого совещания, писал всё. Франц твой не помощник, я, грит, по-русски плохо пишу, а вот пьёт по-нашему, очень хорошо.
- Узнаю Лефорта, - засмеялся Пётр. - Этот с Ивашкой Хмельницким закадычный друг. Пусть его. Зато на аудиенциях он как рыба в воде, не то, что мы, пнями неумытыми. Ну и что на втором заседании?
- На второе позавчера собрались. Опять они вдевятером, мы - втроём. Франц твой с перепоя не очухался. Я депутатам бумагу читаю, а он мне в ухо бубнит: "Федя, башка трещит, отпусти опохмелиться". А я ж не могу и бумагу читать и ему отвечать, дёргаю его за фалды: сиди, мол. Слава Богу, понял, замолк.
- Ну и как после зачтения?
- Как, как? А никак. Взяли мою бумагу, прочитали её, меж собой опять шу-шу. Да и говорят: мы, мол, это сами решить не можем, это, мол, надо на Генеральных штатах обсудить с депутатами.
- Издеваются, - сказал Пётр. - А насчёт союза закидывали слово?
- Какой там союз, Пётр Алексеевич? Они только что с французами мирный договор подписали.
- Ратифицировали?
- Да нет пока. Но это дела не меняет. Как я и предполагал, на французов кивают, мол, если заключим с вами, Париж обидим.
- Вот свинство, - отодвинул Пётр пустую кастрюлю. - В Бранденбурге союз навеливали, здесь табанят. Отчего так-то, Фёдор Алексеевич?
- Да что тут не понять, Пётр Алексеевич. В Бранденбурге шведов боятся, им союз с Россией крайне нужен. А голландцам какой интерес с нами связываться? Турки от них за тридевять земель, и потом, они же со Средиземноморьем торг по морю ведут. Зачем им с султаном ссориться?
- М-да, осечка получается, - вздохнул Пётр. - Когда у вас с ними третье совещание?
- Послезавтра, шестого.
- Ну что, Фёдор Алексеевич, делать будем? Чую я, и на третьем будут пустышку тянуть.
- Да уж, видно, так.
- Обидно, чёрт побери. Хотел корабль кончить, пока вы там с ними басни травите.
- А много ещё делать-то?
- Да на месяц возни достанет. Обшивку кончим, за палубу возьмёмся, а там ещё каюты, шканцы, конопатка, смоление, уж не говоря о рангоуте и такелаже. Дай Бог где-то к середине ноября кончить.
- До середины ноября мы не дотянем с ними, Пётр Алексеевич. Возницын вон и тот не выдерживает, ещё, грит, два-три таких совещания - и я, грит, их душить учну.
Пётр посмеялся, вполне сочувствуя возницынскому желанию, потом посерьёзнел:
- Да, смех смехом, а придётся вам, Фёдор Алексеевич, на третьем совещании, если так дальше пойдёт, просить дать Великому посольству прощальную аудиенцию.
- Придётся, - согласился Головин. - Куда денешься. Но учти, Пётр Алексеевич, как только они дадут нам прощальную аудиенцию, снимут с содержания.
- Ну что делать? Будем на свои деньги харчиться, чай, в шею-то не выгонят. Корабль я должен кончить.
- Да, Пётр Алексеевич, пришла нам ведомость: французский эмиссар в Стокгольме склоняет шведов на поддержку де Конти против Августа.
- Вот же суки, а! Передай Лефорту, пусть напишет шведскому канцлеру Оксениггерну, дабы он пресёк происки французов.
- Мы уже говорили с шведским послом в Гааге на эту тему. Но он божится, что, мол, Москва может не опасаться, что-де шведский король к Августу благоприятен.
- Ну посол послом, а Оксенштерну Лефорт пусть напишет официальное письмо. И ещё, свяжись с Данией, склоните её как угодно, хоть "сорочками", не пропускать французские корабли в Балтийское море на помощь де Конти. Что из Вены?
- Из Вены вести хорошие. Евгений Савойский наголову разбил турок при Зенте.
- Как бы не оборотилось это "хорошее" нам к худу. Леопольд отберёт у султана часть Венгрии, Трансильванию и успокоится. Сам же говорил, он готовится к дележу испанского пирога.
- А наш агент из Вены пишет, что австрийцы хотят на Белград идти.
- Сдаётся мне, врёт твой агент, Фёдор Алексеевич. А не врёт, так его там за нос водят. Как бы то ни было, сейчас и нам на турка можно ударить, пока они от Савойского не очухались.
- Напиши сам в Москву, Пётр Алексеевич. Пусть ударят. Тогда и у нас какой-никакой козырь будет.
- Напишу сегодня же.
В дверях появился мастер Поль.
- Что, Геррит? - спросил Пётр.
- Герр Питер, ты бы помог своим ребятам брус волочь на борт.
- Сейчас, мастер, - вскочил Пётр, беря с лавки рабочие рукавицы. - Пожди, Фёдор Алексеевич, я скоро.
Оставшись в комнате один, Головин прошёл к столу, взял лежавшую там уже законченную гравюру, всмотрелся:
- Эх-хе-хе, Пётр Алексеевич, уж не себя ли ты тут изобразил, что-то союзниками и не пахнет. Не надорвался бы один-то.
А бомбардир в это время, ухватив конец верёвки, захлестнувшей брус, командовал своим волонтёрам, соблюдая ритм:
- Раз! Два! Подали-и!
И брус подавался на фут от общего мгновенного усилия.
- Все вы лодыри-и!
Ещё на фут продвигался брус. Алексашка рядом с Петром, но за другой конец верёвки держится, весело подхватывает:
P-раз! Два! С маху-у!
Тя-нем сваху-у!
Стоялыми жеребцами ржут волонтёры, но дружно, под каждую строчку, напрягая силы, подвигают брус. Затащили на палубу, отирают пот, развязывают с бруса верёвки.
Пётр сбежал по трапу с корабля, увидел вышедшего на улицу Головина.
- Что, Фёдор Алексеевич, уезжаешь?
- Да поеду я. Ваш мастер Поль и так уж косится на меня, отвлекаю вас от работы.
Пётр проводил Головина до тележки, прощаясь, решил сообщить хоть что-то приятное:
- Да, Фёдор Алексеевич, я у Витзена из-под носа склюнул литейного мастера, - и засмеялся, довольно потирая руки.
- Как склюнул?
- А просто. Он привёз меня в литейку, а сам ушёл куда-то в дирекцию. Ну я разговорился с литейщиком, неким Вильгельмом Геннином. Ну и сосватал. Готов ехать к нам хоть завтра. Я ему задаток дал.
- А Витзен как к этому отнёсся?
- В том-то и дело, он этого не знает. Он меня уж сколько "завтраками" кормит, когда я начинаю горных мастеров просить. Знать бы, давно сам такого отыскал бы. Виниус уж ругается в письмах, и правильно делает. Так что вы там шибко не расстраивайтесь, если ничего не получится. Добейтесь от них хотя бы разрешения для нас нанимать свободно людей. И за то спасибо.
- Попробуем, Пётр Алексеевич.
- Ну и закупку имущества морского.
- Хорошо, хорошо.
- Да как можно далее отодвиньте прощальную аудиенцию.
- Сделаем насколько возможно. Постараемся.
Пётр проводил Головина, вернулся на верфь, взялся опять за топор. До вечера было ещё далеко, работы выше головы.
20
Чтоб не морщились
В последнее воскресенье октября Пётр сказал Меншикову:
- Сбрасывай, Алексаха, рабочее платье. Ныне отдохнёшь со мной с пользой, не всё ж с Ивашкой Хмельницким. Да и Гавриле не худо бы проветриться.
Велено было принарядиться и Головкину Гавриле Ивановичу.
Меншиков побрился, умылся, переоделся в голландский короткий кафтан, чулки, туфли с серебряными пряжками. Картинка - не узнать, только по рукам натруженным и можно было определить, чем занимается сей франт.
Переоделся и Гаврила Головкин в голландское платье. Выехали втроём в карете.
- Куда хоть едем-то, мин херц? - спросил Меншиков.
- В город Лейден, Александр, к профессору Бургаве.
- К профессору - это хорошо.
- Вы там на верфи кроме сучков ничего не видите, а в Голландии есть что посмотреть, есть чему поучиться. Вот хотя бы дороги возьмите, вишь какие ровные, ухоженные. А в России? За Тушино выедешь - и по уши в рытвину, в грязь.
- Сравнил тоже Голландию и Россию. У них её можно в два-три дня всю обскакать. А Россию? До Китая за год не доскачешь.