17
Расставить все фигуры
Великий посол Головин, приехав утром на верфь, не застал там Петра.
- Он на лекции у профессора Рюйша, - сообщил Меншиков.
- А где этот профессор?
- Фёдор Алексеевич, бомбардир не велел его там беспокоить.
- Но он мне по делу нужен.
- Он тоже не бездельничает, господин посол, - отвечал сердито Меншиков. - Приезжайте вечером. Он будет обязательно дома.
Вечером Головин приехал уже не один, а с Лефортом. Они застали Петра наверху в его крохотной комнатке, склонившимся под трёхсвечным шандалом над медной доской. Не подымая головы, кивнул вошедшим: "Садитесь там".
- Пётр Алексеевич, - сказал Головин, - чего ты при свечах глаза портишь? Дня мало?
- Мало, Фёдор Алексеевич, истину молвишь. Днём фрегат, а тут вот на досуге решил художеством заняться.
- Каким ещё художеством, герр Питер? - спросил Лефорт, беря со стола какой-то пузырёк.
- Франц, - поднял голову Пётр, - поставь на место, это царская водка.
- Царская водка? - удивился Лефорт. - Я и не знал, что есть такая.
- Поставь, поставь, она, брат, не для питья. Зело ядовита. Это смесь селитряной и соляной кислоты, даже золото растворяет.
- Но зачем она тебе?
- Да вот был днём у художника Шхонебека, посмотрел, как он гравирует. Очень понравилось. Решил сам попробовать. Взял у него медную доску, царскую водку, лак, иглу вот эту и... вроде получается.
- И что же ты изображаешь?
- А вот смотрите.
Лефорт с Головиным обошли стол, встали с двух сторон за спиной Петра, склонились ниже плеч его, всматриваясь в гравюру.
- Она ещё не окончена, но уже кое-что видно, - пояснил Пётр. - Вот видите, это христианин вздымает к небу крест, а ногами попирает мусульманскую луну.
- Это тебе Шхонебек нарисовал? - спросил Лефорт.
- Ты что, Франц, - обиделся Пётр. - Шхонебек, что ли, с неверными воюет?
- Неужто ты?
- Конечно я. Шхонебек только дал мне доску и эту водку для травления. Вот закончу, тисну на бумагу, тогда увидите по-настоящему.
- Да, - вздохнул Головин, выпрямляясь, - нарисовал ты славно, Пётр Алексеевич, если б ещё и в жизни так случилось.
- Ничего, Фёдор Алексеевич, даст Бог, и в жизни восторжествуем над неверными. Вон из Москвы пишут, шведы подарили нам триста пушек для кораблей. Осталось за малым. Кстати, как у вас идёт набор специалистов? Мне нужны настоящие моряки, офицеры.
- Да уж человек около ста подрядили, герр Питер, скоро надо отправлять.
- Архангелогородцев разделите. Всех на Архангельск не отпускайте. Большую часть отправляйте с иностранцами на Нарву, а там и на Воронеж. Ружей закупили?
- Закупили, Пётр Алексеевич, тыщи две.
- Маловато. Ну и их отправляйте на Нарву, а заодно мой подарок князю Ромодановскому. Вон в углу стоит.
- Топор?
- Угу. На страх врагам нашим. Вот худо, никак не могу из Витзена выбить горных специалистов, всё меня завтраками кормит, прямо по-московски. А Виниус в каждом письме долбит: давай горных дел мастеров. Коли б мог, сам бы родил ему их.
- Мы что пришли-то, Пётр Алексеевич, - приступил наконец к делу Головин. - Пора въезжать нам в Гаагу. Мы уж и ливреи новые пошили всем, экипажи добрые приготовили. Голландцы уж намекают, когда, мол, енеральным штатам представляться будете? Оно и верно, мы им в копеечку обходимся, а дела нет.
- Как нет? А фрегат?
- Ну это, конечно, тоже не безделица. Но мы ж Великое посольство, пора к переговорам приступать, а правительство-то их в Гааге.
- Это ты прав, Фёдор Алексеевич, - сказал Пётр, откладывая в сторону гравюру и снимая с себя фартук.
- Они не сегодня-завтра подпишут договор о мире с Францией, - продолжал Головин. - А это не для всех радость, Пётр Алексеевич.
- Для кого ж это "не для всех"?
- Для нас, например. Если Голландия подпишет мир с Людовиком, то наверняка мы не сможем склонить её к союзу против Турции.
- Это ты прав, Фёдор Алексеевич, Франция-то с султаном не разлей вода. У голландцев сразу козырь: не можем идти против друзей наших друзей.
- Но это не всё, Пётр Алексеевич. Из нашего союза против неверных может вскорости выпасть и Австрия.
- Это каким же образом? Евгений Савойский вон чихвостит турок в хвост и в гриву.
- Что чихвостит, это хорошо, но ведь турки при таком раскладе могут у Вены пардону запросить.
- Ты думаешь, мира?
- Вот именно. Тогда мы вообще останемся одни против неверных.
- Но мне император Леопольд в каждом письме клянётся в верности.
- В дипломатии, Пётр Алексеевич, с этими письмами лучше до ветру сходить и задницу вытереть. Хоть в этом польза будет. Императору-то Леопольду надо к войне с Францией готовиться. А она не за горами.
- Какая ещё война? - удивился Пётр. - Мир же в Рисвике подписывают.
- Для того и подписывают, чтоб к другой войне приготовиться успеть.
- Ты давай, Фёдор Алексеевич, объясни толком, расставь все фигуры, как в шахматах. Чтоб ясней было.
- Пожалуйста, Пётр Алексеевич, - с готовностью отозвался Головин, машинально схватив со стола пузырёк с царской водкой.
- Э-э, осторожней! С этой "фигуры" плеснёшь ненароком - без штанов останешься. А руку так до кости прожжёшь.
Головин поставил пузырёк на стол, отёр пальцы о полу кафтана.
- Значит, так, - изморщился он, собираясь с мыслями. - Испанский король Карл Второй хоша не столь стар, но здоровьем вельми слаб, подвержен падучей и не сегодня-завтра помре, прости меня, Господи. Хоть и дважды женат был, детей не нажил. По его смерти пресечётся династия Габсбургов и вмиг явятся два наследника. Это сын французского короля, поскольку Людовик женат на старшей сестре Карла Второго Марии Терезии, и, выходит, их сын законный наследник испанских владений. Второй претендент, и тоже законный, - это сын австрийского императора, поскольку матерью его является другая сестра Карла - Маргарита Терезия.
- Но ведь сам-то Карл Второй, ведь он же может назвать своего наследника, - сказал Пётр, - чай, он ныне жив ещё.
- Вот на беднягу и давят ныне со всех сторон, но если перетянет супруга его Мария Анна, а это вполне может случиться, и поскольку она сестра императора Леопольда, тогда наследником станет австрийский принц. Но ведь и французы не дремлют. Так что драка меж ними грядёт, государь, ох грядёт. И нам от неё никакого прибытка.
- Значит, считаешь, что Вена может пойти на мир с султаном?
- Вот именно. Может. Оттого Евгений Савойский и давит на турка. Леопольду надо как можно скорее развязаться с Турцией, чтоб быть готовым к драке с Людовиком. Это ясно как Божий день.
- И какая же роль нам отводится? - спросил Пётр.
- Какая? - переспросил Головин, хмыкнув выразительно. - Ну коли по-шахматному, как ты просил, Пётр Алексеевич, то роль пешки. Не обижайся.
- Да ты что, Фёдор Алексеевич, на что тут обижаться? Тут думать надо, как в ферзи выйти.
- И останешься ты, Пётр Алексеевич, как вон на гравюре твоей, один на один супротив султана.
- А Венеция? Чем не ферзь?
- Что Венеция? Она у чёрта на куличках, какая она нам помощница. Купчиха.
- Ничего. После Вены поеду в Венецию, там решим. А уж нам надо за здоровье испанского короля молиться, дабы пожил подолее, коли для нас он живой выгоден.
- Ну так как, Пётр Алексеевич, едем в Гаагу?
- Завтра поставим последний шпангоут, переключу волонтёров на бимсы. И смогу на день-другой отъехать.
- Я тебе, герр Питер, голландское платье сшил, - сказал Лефорт. - Его и наденешь.
- Вот спасибо, Франц Яковлевич. А штаны?
- И кафтан, и штаны, и чулки новые - всё есть.
- Ну и славно. А то я эти вон царской водкой прожёг. - Пётр показал дыру у самой ширинки.
- Надо было в фартуке работать.
- Прожгло и фартук. Без фартука могло бы и до женилки добраться.
- Ха-ха-ха, - рассмеялся Лефорт. - С чем бы ты тогда, Питер, к даме сердца пошёл?
- Выстрогал бы из дуба, - нашёлся Пётр и засмеялся.