Рим ко многому обязывал, таил в себе соблазны, служил испытанием и сулил большие надежды. Узкие улицы наполнял особенный запах - Смесь ароматических масел, чеснока, специй, пота и фимиама. Они кишели бродячими музыкантами, нищими, писцами и сказителями. Я везде видела торговцев, они нараспев расхваливали свои товары. Носильщики, сгибавшиеся под тяжестью груза, бранили каждого, кто попадался на дороге. Почти все передвигались пешком, через городские ворота редко пропускали колесницы или повозки. Тех, кто мог себе это позволить, переносили в паланкинах, впереди бежали рабы и расчищали путь.
Даже в двенадцать лет я поражалась высокомерию столичных жителей, считавших себя людьми особого сорта. А как же иначе?
Зловонный, грязный, шумный и великолепный Рим был, по 22 словам мамы, центром мира, и любой человек ничего не представлял собой, если он здесь не жил. Сейчас, когда я увидела Рим, то поняла, почему маме не нравились ни Галлия, ни любое другое место.
Слезы радости текли из глаз, когда мы, как герои, вступали в эту славную столицу, а ее гордые жители приветствовали нас. Это моему дяде, любимому отцу и всем, кто служил под их командованием, воздавали почести. Еще за двадцать миль от города римляне стояли вдоль дороги, восторженно кричали и махали цветами. Мне казалось, что все население вышло встречать нас, У храма Сатурна возвели величественную арку в честь Германика. Толпа неистовствовала, когда наша триумфальная процессия проходила под ней.
Организуя шествие, Германии и отец продумали все до мелочей. Впереди шли гонцы с лавровыми венками, символизирующими многочисленные победы. Следом везли более сотни платформ, груженных трофеями, щитами и оружием, отобранными у германцев, потом - платформы с красочными полотнищами, на одних были изображены батальные сцены, на других - покорение германских идолов римскими богами. Потом ехала повозка с женой германского вождя и ребенком. Затем шла нескончаемая вереница закованных в кандалы пленников.
Наша семья ехала в украшенной колеснице в сопровождении эскорта всадников. Папины парадные доспехи сверкали в лучах солнца. Мама смотрела на него с нескрываемой гордостью. Она торжествовала еще и потому, что ни на мне, ни на Марцелле не были надеты обноски Агриппины. Шелковая туника и хитон цвета лаванды - моя первая девичья одежда - складками ниспадали с плеч до щиколоток. Серебристая лента перетягивала пурпурную столу под грудью. Я задерживала дыхание и выпячивала грудь, как могла, чтобы она казалась больше. Мою радость разделяла и Геката, маленький котенок, его я время от времени поднимала вверх, ведь, в сущности, я оставалась ребенком.
Завершала процессию самая красивая платформа, на ней ехал Германик. Он смотрелся великолепно в золотистом панцире с чеканным изображением Геракла, сражающегося со львом. Кроваво-красный плащ развевался на ветру. Агриппина стояла подле мужа, держа на руках подрастающую принцессу Агриппиллу.
На той же платформе находились их старшие дети: Друз, Нерон, Калигула, Друзилла и Юлия.
- Такого триумфа Рим не видел со времени возвращения Августа после победы над Антонием при Акции! - воскликнул отец, преисполненный гордости за своего военачальника.
Сердце вырывалось у меня из груди, когда я повернулась, чтобы помахать всем родственникам. В этот момент из толпы выбежал какой-то человек, поравнялся с платформой и вскочил на нее. У меня захватило дыхание, когда он занес меч над головой Германика и начал что-то ему говорить. Слов не было слышно из-за шума вокруг.
- Кто это? - спросила я отца. - Что он хочет?
- Раб, посланный Тиберием. Таков обычай.
- Но редко соблюдаемый, - объяснила мама. - Раб советует Германику оглянуться назад.
- Но зачем? - удивилась Марцелла. - Я никогда не оборачиваюсь.
- Это своего рода предостережение, - продолжала объяснять мама. - Иногда будущее подкрадывается сзади, заставая нас врасплох. Раб напоминает Германику, что не следует терять осторожности и быть слишком самоуверенным. Всем смертным неведома их судьба. Сегодня ты в ореоле славы, завтра тебя заклеймят позором, а то ты и вовсе расстанешься с жизнью.
Я никогда не забуду первого посещения Большого цирка. События, произошедшие в тот день, изменили всю мою жизнь.
После триумфального шествия всю нашу семью пригласили разделить ложу с дядей Германика и его приемным отцом - императором Тиберием и неродной бабкой Агриппины - вдовствующей императрицей Ливией. Из дворца мы прошли по подземному тоннелю. Оказавшись в цирке, я поразилась, какой он громадный. Тысячи лиц вокруг. Люди топали ногами, кричали, размахивали руками.
Фанфары возвестили о нашем прибытии, и на какой-то миг стадион замер. Затем толпа взревела, как исполинский дикий зверь. Восторженными возгласами толпа встретила появившихся в ложе Тиберия и Ливию, но Германика и Агриппину приветствовали с еще большим восторгом. "Слава! Слава! Слава!" - прокатилось по всем ярусам амфитеатра. Германик широко улыбался и махал в знак признательности. Агриппина с сияющими глазами подняла вверх обе руки, как актриса в ответ на аплодисменты зрителей.
Восторженный рев толпы наконец умолк, когда император и сопровождавшие его лица расселись по местам. По рядам передавали коробочки и мешочки с ароматическими травами, чтобы забить плотский дух двухсот пятидесяти тысяч римлян, собравшихся вокруг. Самые высокие ярусы занимали беднейшие из беднейших, а места непосредственно над нами были отведены для тех, кто получил ранения в боях. В этих рядах я узнала одного из воинов, за которым ухаживала в госпитале в Кельне. Я улыбнулась и помахала ему, и в это время снова затрубили фанфары в честь прибытия весталок, девственных жриц Весты - богини домашнего очага. Толпа снова разразилась приветственными возгласами, когда облаченные в белые туники жрицы >ул заняли места в ложе.
У меня опять закружилась голова при виде тысячи людей на трибунах. Какая энергия заключена в них! Каким нетерпением они горят! С тех пор как тремя неделями раньше был убит Вителлий, никто из гладиаторов не завоевал популярности. Фанфары зазвучали снова, и на арене стали появляться участники представления. Сначала выехали несколько рядов колесниц - по четыре в каждом ряду. За ними вышли гладиаторы. Как они могли непринужденно улыбаться, когда им предстояло драться не на жизнь, а на смерть! В живых останется тот, кто до захода солнца убьет своего товарища.
Первая часть представления была отдана звериным травлям. Никогда раньше не видевшая слонов, я была поражена размерами, силой и умом этих животных. Трубные звуки, издаваемые ими, конечно, слышались за городскими воротами. Все во мне перевернулось, когда погонщики начали колоть несчастных животных раскаленными прутьями, чтобы натравить их друг на друга. Такой ужасной бойни я никогда не видела и не могла представить себе ничего подобного. Всю арену заволокло пылью, от хлещущей крови, экскрементов и вывалившихся внутренностей из вспоротых животов смрад стоял невыносимый. Я зажала уши, чтобы не слышать душераздирающие крики умирающих животных. Наконец среда окровавленных туш остался стоять один слон. Всего, наверное, погибли пятьдесят гигантов. Когда их начали быками оттаскивать о арены, победитель встал на колени перед императорской ложей - так он был надрессирован.
Убийство пантер мне показалось еще более жестоким. Я прикусила губу, чтобы не закричать, когда служители факелами выгнали их на арену. Обожженные, израненные мечами, экзотические животные яростно рычали, нанося друг другу удары огромными когтями. При всей своей ловкости и храбрости, они были обречены. Черные пантеры напоминали мне Гекату. Я не могла вынести этого зрелища и отвернулась, чтобы вытереть слезы. Но дочери солдата нельзя проявлять слабость, и я снова стала смотреть на арену.
Время от времени я украдкой бросала взгляд на Тиберия, развалившегося в кресле под пурпурным навесом. Император был крепкого телосложения, широкоплеч. По моим представлениям, он обладал привлекательной внешностью. Но что испытывает человек, которого узнают на монетах и памятниках повсюду в мире? Все же, несмотря на могущество и привилегированное положение Тиберия, я видела, что его снедает грусть. Он никогда не был счастлив. Его жизнь - трагедия. Но откуда мне это известно? И потом, трудно себе представить, чтобы столь могущественный человек не мог иметь всего, чего захочет.
Тиберий повернул голову, и наши взгляды встретились. Мной овладело чувство, будто он застал меня в тот момент, когда я за ним подглядывала. Покраснев до корней волос, я отвела глаза и увидела руки Калигулы, скользившие по складкам хитона моей сестры. Удивительно, почему Марцелла не даст ему пощечину?
Звуками фанфар возвестили о начале гладиаторских боев. Во всем своем великолепии бойцы вышли на арену и выстроились перед императорской ложей. Глядя на Тиберия, они в один голос прокричали:
- Идущие на смерть приветствуют тебя!
Отец и Германик переглянулись.
- Такое редко услышишь, - заметил отец.
- Им предстоит биться до последней капли крови, - напомнил ему дядя.
Император равнодушно кивнул. В лучах солнца засверкали кольца на его пальцах, когда он побарабанил ими по подлокотникам кресла. Гладиаторы разбились на пары и приготовились сражаться.
Из рук в руки стали передавать восковые таблички, где зрители писали имена бойцов и поставленные на них суммы. Участие в этом принимали все - не только простолюдины, но и сенаторы, а также всадники и даже весталки.
- А ты знаешь, что среди нас есть провидица? - спросил Германии у Тиберия. - Когда мы проводили военные игры, Клавдия всегда угадывала, кто станет победителем.