- Ему стало хуже, после того как ты уехал.
Я переводила взгляд с одного на другого:
- Когда это началось?
- Три месяца назад, может быть, раньше. Симптомы проявлялись постепенно.
Я взяла Агриппину за руки.
- Почему вы мне ничего не сказали?
- Сначала мы не придали этому значения, а потом не могли поверить.
- И что же тогда помешало вам рассказать мне?
- Все твои мысли были заняты предстоящим замужеством. Мы видели, как ты счастлива, и не хотели огорчать тебя. Германик просил ничего не говорить даже твоим родителям, хотя, я уверена, твой отец что-то подозревает. Сейчас, наверное, все знают.
- Действительно все так плохо? - спросил Калигула. Меня удивил не столько смысл его слов, но как сын спросил об отце. Будто он интересовался просто из вежливости, почти отстраненно. Я никогда не понимала Калигулу.
- Болезнь развивалась медленно, - объяснила Агриппина. - То ему было очень плохо, то он чувствовал себя нормально. Герма-ник надеялся присутствовать на твоем вечере, Клавдия. Он хотел увидеть, какая ты счастливая в своем новом доме. Мы собирались прийти до последней минуты. Но когда он одевался, его опять начало тошнить. Это ужасно!
Сердце оборвалось, когда я окончательно утвердилась в своем подозрении:
- Ты думаешь, его отравили?
Агриппина кивнула.
- Солдаты готовы отдать жизнь за Германика. Он хорошо относится к рабам, они любят его. И все же я сама готовлю для него.
Калигула равнодушно барабанил пальцами по резному подлокотнику кушетки в виде головы ревущего льва.
- Напрасные старания. Отравитель - кто-то чужой, не из нашего дома.
- Кто же тогда? - Холод, сковавший сердце, не проходил.
- Не догадываешься?
- Стала бы я тебя спрашивать, если бы догадывалась.
- А ты подумай, - сказал Калигула, цинично глядя на меня. - Кому на руку безвременная кончина отца?
- Наместнику? Это Пизон?
- Он или его жена, - ответила Агриппина.
- Планцина? - Я нахмурилась, представив себе низкорослую женщину с постоянно нарумяненными щеками.
- Ты полагаешь, женщины менее беспощадны, чем мужчины? - И, потянувшись вперед, Калигула потрепал меня по подбородку, словно я ребенок. - Какая же ты наивная.
Я отодвинулась назад, никак не среагировав на его фамильярность.
- У вас есть какие-нибудь доказательства? - спросила я Агриппину.
- Ты знаешь Мартину?
- Как-то раз в бане она пыталась завести со мной знакомство. Мама отговорила меня. - Я вспомнила короткие, как обрубки, пальцы Мартины, унизанные кольцами. - Довольно вульгарная особа. Эти драгоценности...
- Наверняка подарки за услуги, - скривился Калигула.
- За какие услуги? - поинтересовалась я.
- Мартина пользуется дурной репутацией, - объяснила Агриппина. - Она тайно делает аборты. Еще говорят, она занимается колдовством.
Я вспомнила, как однажды видела Планцину в торговых рядах. Она оживленно разговаривала с темноволосой женщиной, в чьих ушах болтались серьги из крупных изумрудов.
- Да, они дружны, Планцина и Мартина. - Я с тревогой посмотрела на Агриппину: - Надеюсь, ты не впускала ее в дом? Если это она отравила, то...
- Если бы я знала, то ни за что на свете не допустила бы этого. - Глаза Агриппины покраснели. - Я кипячу тарелки и чашки, сама готовлю все блюда. Я жарю яичницу с шинкованными кузнечиками, варю в молоке протертого угря. Все, в соответствии с советами докторов и аптекарей, делаю своими руками. Я перепробовала все средства, но ничто не помогает. Я боюсь.
Агриппина, никогда не плакавшая, вдруг разрыдалась, содрогаясь всем телом. Я обняла ее и нежно погладила по спине.
- Я знаю, ты все делаешь правильно, - сказала я после того, как она успокоилась. - Пожалуйста, можно, я помогу тебе сейчас? Хоть чем-то.
Осушив наконец слезы, Агриппина с трудом встала. Она взяла меня за руку и отвела в личные покои Германика. Воздух тяжелый, занавески задернуты, на стенах мерцают факелы. Я увидела дядю лежащим на большой кушетке на подушках, подложенных под спину. Я похолодела. Без малого месяц прошел после свадьбы, а Германия похудел на пятьдесят фунтов. Он был похож на скелет. Импульсивно я упала на колени, зарывшись лицом в меховую "о накидку, надетую на него, несмотря на жару.
- Не прячь свое хорошенькое личико, - сказал Германик слабым голосом, который я никогда не узнала бы. - Сядь напротив меня, чтобы я мог тебя видеть.
- Дядя, я буду ухаживать за тобой, - произнесла я, едва сдерживая слезы. -Я буду сама готовить еду и каждый день приносить тебе. Пилат говорит, я хорошо готовлю. Тебе очень скоро станет лучше.
- Дорогая моя девочка, ни ты, ни кто-либо другой никак не сможете помочь мне. Дом наполнен запахом смерти. С каждым днем он становится сильнее.
- Чепуха! - воскликнула Агриппина и схватила его за руку. - Сколько раз можно повторять, здесь нет никакого запаха.
На следующее утро мы с Рахилью, разместившись в пяти паланкинах, отправились в путь с цветами, фруктами, курицей по-нумидийски и жарким из мяса молодого козленка, приготовленным мной. По дороге я остановилась у храма Исиды. На сей раз мне без каких-либо трудностей удалось повидаться с мистагогом. По сути дела, он сам вышел в атриум, где я ожидала его, и поприветствовал меня с удивленным выражением на лице:
- Значит, вы опять пришли к нам.
-Да, - кивнула я, пожав протянутую руку, - и снова с просьбой об одолжении. Это сугубо конфиденциально.
- Неужели? А я думал, вы пришли за религиозными наставлениями.
Я метнула на него быстрый взгляд. Он что, потешается надо мной?
- Не сейчас, по крайней мере не сейчас, - сказала я и пошла за ним в комнату для бесед. - Мне срочно нужен особый ладан, чтобы очистить воздух, что-нибудь изгоняющее зло.
- Надеюсь, не в вашем доме? - спросил он, подняв густые брови.
- Нет, для близкого друга. В последнее время ему нездоровится, и он...
- ...считает, что на него навели порчу, - вместо меня закончил фразу мистагог.
Я помолчала, тщательно подбирая слова.
- Что-то в этом роде. Конечно, - попыталась я убедить его и себя, - это болезнь навевает ему такие фантазии.
- Это не фантазии. На господина Германика действительно навели порчу.
Я остолбенела:
- Вы знаете?
- Об этом шептались не одну неделю. Сейчас говорят в открытую. 99
- Если это так, вы можете нам помочь? - Я посмотрела на стенку за его спиной, на полки, с пола до потолка уставленные бутылочками и банками.
- Я дам вам снадобье, возможно, оно немного успокоит его, может быть, растолченный мак в меде.
- Я знаю, как велики ваши возможности. Пожалуйста, все, что угодно, - умоляла я.
- Его судьба в руках богини.
- Ведь должно же быть что-то... - Я искала на лице мистагога хоть малейший обнадеживающий знак.
Он на какое-то время задумался.
- Похоже, богиня благосклонна к вам, несмотря на ваше пренебрежение ею.
Я покраснела.
- Да, мне нужно было прийти еще несколько недель назад, но ваше заклинание...
Мистагог рассматривал меня. Казалось, он прикидывает стоимость моего наряда, драгоценностей.
- ...явно подействовало, - опять закончил он фразу.
- О да! Очень подействовало. Вы не представляете, как я вам благодарна. Ваше заклинание - благоволение богини - изменило мою жизнь, изменило ее коренным образом. Я была так занята. Училась быть женой, на это уходило все время.
- Но это еще не все...
Я опустила голову, почувствовав вину.
- Мой муж не имеет представления об Исиде. Ему непонятно, чего я ищу вне нашего дома. Я люблю мужа, хочу угодить ему во всем. - Я заставила себя посмотреть в глаза мистагога. - Ведь любовь - это все, не так ли?
- Многие так думают какое-то время.
- Для нас это навсегда, - уверила я его.
- Хорошо. Но давайте поговорим о господине Германике. Вы хотите получить средство от его болезни? Сдается мне, вы можете доказать свою искренность богине подарком.
- Подарком? Конечно. Что я должна сделать?
- Воздержание - обычная плата для женщины за прошение.
Я почувствовала, как краснею.
- Мы женаты всего несколько недель... Воздержание... на какое время?
Мистагог улыбнулся:
- Только на период болезни господина Германика.
- Только! Кто знает, сколько она продлится.
- Вы говорите, ваш дядя очень болен... может быть, умирает?
-Да, - прошептала я. - Вы правы, это -небольшая цена. А как насчет Пилата?