На совете долго спорили, как лучше обрушить мост. Одни предлагали - с помощью бочонка пороха, другие выразили сомнение: в самый нужный момент огниво может подвести, и тогда прощай вся задумка. Остановились на предложении Петра Никитича Шереметьева.
- Колымага Годунова зело громоздкая. Ночью две подпоры подпилить - и дело с концом.
- А если раньше кто проедет?
- И об этом я думал. В места подпилов вбить временные клинья. Мост устоит. А как лошади годуновской колымаги на мост заступят, клинья тотчас выбить.
- А кто их выбивать будет? - спросил Борис Лыков.
- Холопы, - без раздумий ответил Шереметьев. - У меня найдется такой человек.
- И у меня найдется, - сказал Нагой.
- Конечно, риск для этих храбрецов немалый, - продолжал Шереметьев, - но нет большого дела без риска. Неподалеку от моста стоит дремучий лес. Когда начнется переполох, холопы должны побежать вдоль Яузы, а затем скрыться в лесу.
- Да помоги им Бог! - размашисто перекрестился Василий Шуйский.
Петр Никитич поглядел на него и подумал:
"Семья этого родовитого князя крепко обижена Годуновым. Но Василий - не отец его, Иван Петрович, известнейший воевода. Сын - духом слаб. Случись непоправимая беда, и если Василий окажется в руках годуновского ката, всех предаст".
- Я вот что помыслил, бояре. Ныне мы все заодно, но всякое может статься. На случай беды не худо бы нам на кресте поклясться, что даже на дыбе не выдадим друг друга.
- Толково сказал, Петр Никитич. Непременно надо всем поклясться! - горячо поддержал Шереметьева Михайла Федорович.
- Мы готовы, - прокатилось по покоям.
- Добро, бояре. Пройдем тогда в Крестовую…
* * *
Борис Годунов выехал в Троицкий монастырь не как простой боярин, а как правитель государства Российского - торжественно и под усиленной охраной. Впереди 300 всадников, по трое в ряд. Некоторые из передовых одеты в золотую парчу в виде брони. За всадниками вели 20 прекрасно убранных коней, на коих попоны были из леопардовых шкур и серебряной парчи. Дальше ехала большая, крытая красным сукном, вызолоченная карета Бориса Годунова, запряженная в шесть белых коней. По сторонам ехали бояре, а сзади еще 200 конных всадников Стремянного полка.
На голове Бориса Федоровича была надета высокая "Московская шапка" с околышем из самых лучших бобров; спереди нее вшит прекрасный большой алмаз, а сверху его ширинка из жемчуга, шириной в два пальца. Под этой шапкой была надета маленькая шапочка (тафья), вышитая крупными жемчужинами, в промежутках коих сверкали драгоценные каменья.
Одет был Годунов в длинный кафтан из золотой парчи с красными и зелеными бархатными цветами. Поверх этого кафтана надет на нем еще другой, покороче, с красными цветами. У этого верхнего кафтана книзу, спереди кругом и сверху около рукавов было чудесное жемчужное шитье, шириной в ладонь. На шее Бориса Федоровича надето нарядное ожерелье и повешена крест - на - крест золотая цепочка. На пальцах обеих рук - кольца с сапфирами.
Супруга давно уже подметила, что муж ее любил красиво и броско облачаться, весь сверкать золотом и превосходными самоцветами. Даже в святую обитель он не надел на себя более скромный дорожный кафтан, как это сделали ехавшие позади колымаги бояре. А всё потому, что муж ее несколько раз за дорогу будет выходить к боярам из кареты и подчеркивать богатым нарядом свое превосходство. Пусть привыкают: перед ними будущий царь всея Руси.
Годунов полулежал на подушках с закрытыми глазами. Напротив его сидела полнотелая женщина средних лет, супруга Мария Григорьевна, дочь Малюты Скуратова. Выехали рано, и Мария думала, что муж задремал. Она смотрела на его красивое, спящее лицо, обрамленное черной кудреватой бородой, и украдкой вздыхала. Не любит ее супруг, с первых дней не любит. И она ведала тому причину: Борис женился на ней с корыстной целью, ведая, что отец, Григорий Лукьянович, является правой рукой Ивана Грозного по опричным делам. В то время он был не только первым любимцем царя, но и всесильным человеком, коего страшилась вся Русь.
Став родственником Малюты, Борис еще больше приблизился к трону, а после гибели Скуратова начался его стремительный взлет по служебной лестнице царедворцев.
Мария мечтала о нежной любви супруга, но тот по-прежнему был к ней безразличен. Боярыня злилась, но злость срывала лишь на своей женской половине, где ее все откровенно побаивались. Со служанками она была властной, строго наказывая их за малейшую провинность. В ее нраве чувствовалась деспотическая натура отца, не выходящая за пределы второй половины палат Годунова. Ведая стародавние устои, она хорошо знала: Борис Федорович не потерпит никакого вмешательства с ее стороны. В противном случае ее ждет монашеский куколь. Так уж заведено на Руси: "Да убоится жена мужа". Супруги терпят только покорных жен.
А Борис Федорович вовсе не дремал. Он раздумывал о скорой встрече с английскими купцами, коим предложит выгодно продать за морем свои товары, а также передаст через них грамоту королеве, в коей попросит выписать из Англии искусных строителей, зодчих, столяров и каменщиков, золотых дел мастеров, лекарей и аптекарей.
С Англией у Руси была особая дружба. Еще осенью 1533 года, с далеких берегов Студеного моря, от самого устья Северной Двины, ехал в Москву, прибывший из-за моря на корабле, англичанин Ричард Ченслер, кой предъявил Ивану Грозному грамоту короля Эдуарда, обращенную "ко всем северным и восточным государям", с предложением установить с Англией торговые сношения "для обоюдной пользы и дружбы".
До этого времени Московия вела торговые сношения с Западной Европой через варяжские государства, кои не пропускали на Русь товары и мастеров, способных содействовать ее усилению. Возможность установить через Северный Беломорский путь непосредственную торговлю с Англией, откуда можно было получать оружие и опытных искусников, имела важное для Руси значение, особенно в борьбе с Ливонией.
Торжественно и милостиво принятый русским царем, Ченслер во второй свой приезд, в 1555 году, получил от Ивана Грозного грамоту на право свободной беспошлинной торговли английских купцов на Руси.
По возвращении Ченслера английские купцы образовали для торговли с русскими "Московскую компанию" на Варварке, коя получила от своего правительства монополию на торговлю с Русью и отыскание новых рынков на всем Севере. Не останавливаясь на этом, англичане старались использовать также волжский путь, чтобы завязать торговые сношения с Ираном (Персией). С этой целью англичанин Дженкинсон совершил по Волге несколько путешествий в Иран и один раз посетил Бухару. Дженкинсону удалось добиться важных привилегий от персидского шаха.
В Иран английские купцы ввозили сукна, шерстяные ткани, олово, медь, медную посуду. Из Ирана же они вывозили щелк-сырец, перец, имбирь и другие пряности, рис, жемчуг, драгоценные камни, ковры… Свои товары англичане продавали по очень высокой цене и получали чрезвычайно большие прибыли.
Что касается пути в Азию через Российское государство, то он был довольно длинным. Нужно было проехать до Белого моря, а из него в Астрахань. Обычно зимой этот путь занимал 46 суток. Но этот путь был все же короче, нежели путь испанцев до Индии или Америки, кой при тогдашних средствах сообщения занимал у них два-три месяца. Сами английские купцы подчеркивали, что им довольно удобно торговать с Ираном через Московию.
Так как английские купцы, пользуясь волжским путем, получали большую прибыль от торговли с Ираном, русское правительство ввело для них обязательную уплату половинной пошлины при проезде через Астрахань и Казань.
В середине XVI века главным местом торгового обмена между англичанами и русскими служила Холмогорская пристань, имевшая обширный гостиный двор, богатые подворья и каменные амбары для хранения товаров.
Позднее центром обмена становится город Архангельск, основанный в 1584 году на месте, где стоял Михаило-Архангельский монастырь.
Среди предметов русского вывоза в Англию наряду с пушниной, кожами, воском, медом, льном и пенькой, важное место занимал корабельный и мачтовый лес, являвшийся весьма ценным для английского кораблестроения. Англичане ввозили на Русь в большом количестве сукна, металлические изделия и оружие.
Однако право англичан на беспошлинную торговлю подрывало дело русских купцов и приносило ущерб государственной казне.
Приказчики московских "больших купцов" рассказывали:
- Привезешь в Холмогоры товар, а аглицкие люди с немчинами да со свейскими людьми стакнутся промеж себя и свою цену положат. Хоть назад вези! Дескать, "нам твой товар не выгоден". Дескать, "наше подворье на Варварке само этот товар присылает". Что тут станешь делать - отдаешь в наклад.
Нередко англичане выбивали из рук русских торговцев розничную торговлю иноземными товарами. Иностранцам не разрешалось торговать в розницу. Разрешение на это не получили и англичане. Но они стали сдавать товар русским торговцам на комиссию.