- И в такие места, - говорил Вивальди, - римский император явился однажды лишь затем, чтобы стать свидетелем зрелища, мало сказать варварского, упиваться восторгами самыми жестокими! Здесь император Клавдий присутствовал на торжествах, посвященных завершению воистину титанических трудов по постройке акведука, отводящего избыток вод озера Челано в Рим. По сему случаю устроено было морское сражение, и тысячи несчастных рабов сложили головы, дабы потешить римского владыку. Пятна человеческой крови замутили прозрачные воды, по гладкой поверхности пошла рябь, когда одно за другим погружались в озеро тела убитых, а император со свитой следили за происходящим с позолоченных галер и, уподобляясь ликующим фуриям, оглашали берега возгласами одобрения, будившими эхо в окрестных горах!
- В наши дни с трудом веришь историкам в их изображении человеческой природы, - отозвалась Эллена.
- Синьор, - забеспокоился Пауло, - я подумал, что, пока мы здесь, забыв об осторожности, наслаждаемся свежим воздухом, давешние кармелиты, может статься, шпионят за нами из укромного места и, того и гляди, застигнут врасплох. Не лучше ли, синьор, поскорее отправиться отсюда подобру-поздорову?
- Ну что ж, лошади уже отдохнули, но, если бы у меня оставались по поводу этих двоих хоть малейшие подозрения, я бы и на минуту не стал здесь задерживаться.
- И все же поспешим вперед, - сказала Эллена.
- Береженого Бог бережет, синьора, - заметил Пауло. - Надеюсь, мы доберемся в Челано и там найдем пристанище до темноты, ведь здешние горы не станут освещать нам дорогу! Ах! Быть бы нам сейчас вблизи Неаполя, да к тому же в ночь иллюминации!
По дороге вниз Эллена предалась тягостным раздумьям. Для полного счастья и спокойствия ей недостаточно было избавления от ужасов темницы; даже близость Вивальди, ее возлюбленного и покровителя, не позволяла забыть, как затруднительны нынешние ее обстоятельства; пугала, кроме того, необходимость сделать выбор, могущий губительным образом сказаться на ее дальнейшей судьбе. Винченцио с глубокой печалью наблюдал уныние Эллены; не понимая ее, он видел в ее сдержанности лишь равнодушие. Но возобновлять разговор о своих сомнениях и тревогах юноша почитал уместным не ранее, чем поможет возлюбленной обрести убежище, где она сможет свободно решить, примет она или отвергнет его предложение. Проявляя такую щепетильность в вопросах чести, Винченцио невольно внушал девушке еще большее уважение и благодарность - и заслуживал их тем больше, что отсрочка свадьбы ставила под удар его надежды.
Еще до наступления ночи путешественники приблизились к городу Челано, и Эллена попросила Вивальди подыскать ей ночлег в каком-либо монастыре. Оставив ее в гостинице под защитой Пауло, юноша пустился на поиски. За первыми воротами, куда он постучался, располагался, как выяснилось, кармелитский монастырь. Представлялось весьма вероятным, что паломники, причинившие беглецам столько беспокойства, являлись достойными и ни в чем не повинными насельниками этой обители, однако не следовало исключать и того, что они окажутся все же эмиссарами аббатисы Сан-Стефано, а поскольку монастырь, принадлежавший их собственному ордену, вполне мог бы стать для них местом ночлега, Вивальди счел благоразумным туг же, не открыв своего имени, удалиться. Поэтому он ушел и вскоре очутился перед доминиканским монастырем, где узнал, что в Челано имеется всего две женские обители и в обеих не предусмотрен прием странниц.
С этим известием Вивальди вернулся к Эллене, и она пыталась примириться с необходимостью остаться в гостинице; туг вмешался неугомонный Пауло и сообщил, что поблизости, в небольшом рыбацком городке на берегу озера, имеется славящийся гостеприимством монастырь урсулинок. Полагая, что чем далее они заберутся в глушь, тем более будут в безопасности, Вивальди предложил, если Эл-лена не слишком устала, отправиться туда; девушка охотно дала согласие.
- Ночь выдалась чудесная, синьор, - произнес Пау-ло, когда все трое покидали Челано, - так что с пути мы не собьемся, да сбиваться и некуда: дорога всего одна. Городок, который нам нужен, в той стороне, на самом берегу, милях в полутора отсюда, не больше. Сдается мне, правее леска, где так блестит вода, я различаю какой-то серый шпиль, а то и два.
- Нет, Пауло, - отвечал Вивальди, приглядевшись внимательно, - я вижу то, о чем ты говоришь, но это не шпиль, а всего лишь верхушки высоких кипарисов.
- Простите меня, синьор, но для деревьев они чересчур острые; право же, это город. Дорога непременно приведет нас туда, ведь свернуть некуда.
- Что за живительный воздух, прохладный и ароматный, - проговорила Эллена, - а в какую умиротворяющую полутьму погружено все вокруг! Очертания близких предметов потеряли четкость, но все же ясно различимы, а очертания дальних - таинственно размыты; а как великолепно вздымаются на фоне озаренного небосклона горы!
- А еще посмотри, - подхватил Винченцио, - как напоминают их зазубренные верхушки, подкрашенные льющимися с неба лучами, зубчатые башни и бастионы замков, готовые к обороне против надвигающихся в облаках воинств.
- Да, - ответила Эллена, - величие гор представляется исходящим не из сего, а из высшего мира, а значит, и осаждать их приготовились не земные существа, а не иначе как эфирные духи.
- Святая правда, синьора, - подтвердил Пауло, - для смертных они недостижимы. Взгляните, госпожа, они и сами сродни духам; как меняются их очертания и цвет, пока садится солнце. А вот они потемнели и затуманились! А теперь исчезают на глазах!
- Все сущее отходит ко сну, - заметил Винченцио. - Стоит ли путешествовать днем, когда итальянские ночи так прекрасны!
- Синьор, а я был прав, там все-таки город, теперь я различаю ясно шпили монастыря и свет в той стороне!
А с колокольни раздается звук колокола! Монахов созывают к обедне, вот бы и нас поскорее позвали к ужину, синьор!
- Нет, Пауло, этот звон раздается ближе, да и, кажется, с другой стороны.
- Слушайте, синьор, вот он донесся опять, а вот снова умолк.
- Да, похоже, ты прав, Пауло. Значит, мы уже невдалеке от цели.
Путники спустились по пологому косогору к берегу. Вскоре Пауло воскликнул:
- Смотрите, синьор, вот движется еще один огонек! Видите, он отражается в воде?
- Я слышу слабый плеск волн, - сказала Эллена, - и весел тоже. Заметь, Пауло, огонек светит не в городе, а на лодке - там, дальше.
- Он уже уходит, а за лодкой тянется длинный светящийся след, - проговорил Винченцио. - Мы рано обрадовались, добираться нам еще далеко.
Берег, к которому они приближались, окаймлял обширный залив. Вдоль отмели рос темный лес, выше лесистые склоны чередовались с распаханными; местами к воде подступали утесы, их известняковые обрывы белели в сумерках. Постепенно показался город, лежавший на берегу залива; меж деревьев, подобно звездам в облачную ночь, мелькали и тут же исчезали огоньки; послышалась унылая песня рыбаков, промышлявших вдоль берега.
Но вот до слуха странников донеслись другие звуки.
- Вот поистине веселая мелодия, - восхитился Пауло, - аж сердце забилось живее! Смотрите, синьора, там на берегу, под деревьями, вовсю пляшет какая-то компания. Нет, ну и музыка! Вот бы и мне туда, к ним; конечно, если бы вас, синьор, и вас, синьора, не было здесь.
- Уместная поправка, Пауло.
- Это, вероятно, сельское празднество, - заметил Вивальди. - Похоже, здешние крестьяне умеют веселиться не хуже изощренных в удовольствиях горожан.
- Что за музыка, сплошное веселье! - не унимался Пауло. - Ах, частенько и мне случалось поплясать на берегу залива в Неаполе такой же чудесной ночью, после заката, и ветерок тогда освежал так же приятно! Ах, никому не сравниться с неаполитанскими рыбаками в танцах при лунном свете; они просто-напросто порхают! Вот бы опять туда! Я хочу сказать, вместе с вами, maestro, и синьорой. Ну и мелодия!
- Благодарим тебя, любезный наш синьор Пауло, - сказал Винченцио, - думаю, скоро так и будет, и уж тогда ты попляшешь и повеселишься от души, не хуже нынешних танцоров.
Путники вошли наконец в городок, состоявший из од-ной-единственной улицы, извивавшейся вдоль берега; осведомившись о монастыре урсулинок, они очутились вскоре перед воротами. На звон колокольчика тут же явилась привратница, поспешила к аббатисе с донесением, так же проворно вернулась обратно и сообщила, что аббатиса приглашает Эллену к себе. Девушка спешилась и вслед за привратницей отправилась в приемную; Вивальди же остался у ворот в ожидании известия, что Эллене предоставлен подходящий ночлег. Вскоре и он был приглашен в приемную, к решетке. Там ему было предложено угощение, каковое он отклонил ввиду необходимости приискать пристанище на ночь. Узнав об этом, аббатиса любезно порекомендовала ему соседнюю бенедиктинскую общину, высказав при этом пожелание, чтобы Винченцио непременно упомянул ее при переговорах с аббатом.
Хотя разлука предстояла недолгая, Вивальди, прощаясь с Элленой, испытывал печаль и даже какую-то ни в малейшей степени не оправданную обстоятельствами тревогу, которую не мог подавить. Когда за юношей закрылась дверь и Эллена оказалась вновь среди чужих, она склонна была разделить грусть своего возлюбленного, но отнюдь не его беспокойство. Тем не менее, несмотря на всю заботу аббатисы, ощущение уюта к Эллене так и не пришло; к тему же во взглядах некоторых из сестер она прочитала затаенное, а то и явное любопытство, выходившее, как ей показалось, за пределы вполне понятного интереса к сторонней посетительнице. Посему она более чем охотно удалилась в отведенную ей комнату, дабы предаться долгожданному отдыху.