А ведь еще Достоевский отметил: уж если русский человек во что-нибудь поверит, то не просто поверит, а уверует, сотворит себе из этого религию. Если, например, он перестанет верить в Бога, то даже из атеизма сотворит себе Бога!
Так было с молодежью. Иначе вышло с "отцами". Немногие, боясь очутиться за бортом исторического корабля, предали веру своих отцов и стали притворяться марксистами. Появился особый вид помеси народника с марксистом (породистого пса с дворняжкой). Но большинство отцов старую веру утратили, а в новую не уверовали и пошли торной дорогой так называемого западничества: сперва все политические свободы и парламент, а там видно будет! Рассеянные на различной культурной работе на необъятных просторах провинции интеллигенты пожилого возраста очутились в положении людей без веры и без всяких путевых вех. На душе - сумерки, печаль, уныние, в работе - вялость и апатичность. Впереди - никаких маяков. Для таких жизнь превратилась в сплошную чеховскую "скучную историю". Стали во множестве плодиться чеховские герои - Ионычи и Чебутыкины, сомневающиеся даже в том, существуют они или только кажется, что существуют. В революцию без героев такие поверить не могли, а жить без этой веры с каждым годом становилось тяжелее. У мужика хотя бы надежда на царствие небесное и вечный покой, а у них и этого нет! Скучно, душно, тошно. Картишки, водочка, любовные приключения, скандальчики в клубе, и никаких мечтаний и надежд! Любимыми книгами в провинции сделались: у мужчин - "Санин" Арцыбашева, у женщин - "Ключи счастья" Вербицкой…
Да, невозможно русскому человеку без веры, без кумиров, без мечтаний о Граде Незримом. Вон в Западной Европе иначе: там при переписи населения в листиках даже особая графа лиц, не принадлежащих ни к какой религии, имеется. Много таких жителей, и живут они спокойно, без всяких проклятых вопросов и угрызений совести и сомнений, довольствуются тем, что можно урвать у жизни в маленьком кружочке своего бытия. На небеса не заглядываются: не стоит попусту время тратить. Давай синицу в руки, а журавли пускай себе в небесах летают!
У нас по-другому. Обидится любой мещанин захолустного городишка, если заподозришь его в таком безразличии:
- Что я, свинья, что ли! Поди, я по образу и подобию Божьему сотворен…
Вон наш знакомый, алатырский купец Тыркин: разбогател и разъелся на хлебном и пароходном деле, а все на совести неспокойно. Не о хлебе едином печется. За пять лет немало добрых дел натворил: богадельню для престарелых устроил, для уездного училища дом построил, койку в память умершей супруги в больнице на свои средства содержит, купол на соборе позолотил!
То же и другой наш знакомый, симбирский купец Ананькин: каждую субботу на своем дворе нищих кормит, на голодающих жертвует, каждую весну где-нибудь в монастыре единоверческом поживет, а потом в свою березовую рощу, у Кудышевых купленную, кукушек послушать приезжает - погрустить да за водочкой поплакать о хорошей неведомой праведной жизни и о горькой судьбине каждого человека: из земли бо родимся, в землю превратимся…
Всем: и мужикам, и купцам, и дворянам - в сокровенных мечтаниях Град Незримый чудится…
II
Беспокойна душа русского человека. Никак не приучишь ее курицей по своему грязному двору ходить. Крылатая душа, все норовит к небесам взлететь, в небесной синеве поплавать, в туманах синих, в блеске солнечном, в тучах громовых. Больно уж широки, бескрайны просторы русские, больно далеки горизонты с далями притягивающими, больно сказочно-таинственны леса дремучие. И всё сладостной грустью о далеком и несбыточном пропитано. И сказки русские, и песни русские. А великие многоводные реки: Волга, Кама, Ока, Днепр, Дон! Широкими стеклянными дорогами бегут по этим просторам к морям синим и непрестанно беспокоят душу и сердце неугомонными думами о краях далеких, неведомых, заставляют грезить о великом счастье, которое, как клад заповедный, не дается в руки русскому человеку…
Немало теперь ученых умников развелось, которые утверждают, что русскую душу славянофилы да народники выдумали, что у нас, русских, нет никакого "национального лица". У всех культурных народов такое лицо имеется, а у нас нет.
Каждый из таких народов выработал свой законченный национальный внешний и внутренний психологический тип. За словом "немец", "француз", "англичанин", "американец" - всегда рисуется определенный образ, с определенным содержанием. При слове же "русский" - ничего определенного не рождается.
Такой ученый умник сейчас же вспомнит о ходячей сказке про какую-то "широту русской натуры" и скажет:
- Старо! Никого этим не обманешь.
Ему даже стыдно и неловко повторять эту ходячую пошлятину, и он сейчас же с иронической улыбочкой заговорит о купце, который один хочет в двух каретах ехать или бьет в ресторане зеркала, мажет горчицей физиономию лакею и кричит: "За все плачу наличными!"
Да, бывают и такие дикие случаи с русским человеком. Смешно и возмутительно такое проявление "душевной широты". Но и тут все-таки эта широта имеется: в душевном экстазе, пусть диком и возмутительном, русский человек не жалеет денег, деньги теряют над ним власть. Но ведь приводить такие примеры - значит отделываться шуточками от серьезных вопросов…