- Дело не мое. Я тут не хозяин. Вот приедет Павел Николаевич…
- Время-то очень уж дорого. Надо землю подготовить к дождям, покорчевать малость придется, взборонить поглубже… Поди, не осердится Павел-то Николаич? Не даром просим, аренду тоже платить станем.
Стала просить разрешения забрать новую полянку, а тетя Маша подкрепила мужа: "Мы тут не хозяева!" Лариса такой довод привела, что у тети Маши с мужем и души замутились:
- А что Павлу-то Николаичу наше дело тормозить? Мать помрет, все детям достанется. Чай, и Григорий мой не будет обижен…
Тетя Маша с мужем потупились от изумления и нахальства хитрой бабы. Лисий хвост без зазрения совести выставила.
Тетя Маша нахмурилась, кашлянула, точно подавилась чем, а потом и сказала:
- Во-первых, неизвестно, когда кому Господь смерть пошлет… Может быть, моя сестра Анна Михайловна и нас с вами переживет…
- Да я не про то! - спохватилась Лариса. - Дай Бог ей много лет здравствовать!
Тут тетя Маша прямо захлебнулась от злости и не могла продолжать. Но муж пришел ей на помощь и сказал:
- А во-вторых, неизвестно, как Анна Михайловна своим достоянием, движимым и недвижимым, распорядится…
Григорий Николаевич покраснел и вступился за Ларису:
- Моя жена говорит не про наследство, которого нам не надо, а про аренду лишней десятины! Вы, тетя, не поняли. Лариса только указала на формальную сторону наших законов, а живем мы с ней по законам не чужой, а своей совести…
Помялся около стола и ушел работать. А Лариса продолжала, как были уверены тетя Маша с мужем, лисьим хвостом следы свои с когтями заметать:
- Мы с Гришенькой так веруем, что не дано нам землей властвовать. Земля Божия, и неизвестно, как Господь Бог ей распорядится… Обиды тут ни вам, ни нам никакой нет. Мы просим только в аренду сдать, хотим, чтобы старший братец помог это дело для младшего у мамаши ихней исхлопотать…
Трудно сказать, правы ли были тетя Маша с мужем, почуявшие в Ларисиных словах покушение на родовое имение дворян Кудышевых. Возможно, что со стороны Ларисы это был просто неудачный дипломатический шаг, не имевший никакой иной цели, кроме получения в аренду еще одной лесной полянки, но этот разговор окончательно убедил тетю Машу с мужем в тайных вожделениях хитрой бабы при помощи околдованного ею барина приобщиться к правам наследства на барскую землю:
- Земля-то, видите ли, не помещичья, а Божья… Божья, пока не попала в мужичьи руки. Ну, а когда это случится, - кол в руки и никто не касайся! Моя земля! - острил Иван Степанович.
Ну, а когда тетя Маша с мужем по возвращении в Никудышевку Павла Николаевича осторожненько попробовали раскрыть карты хитрой бабы, Павел Николаевич обрушился на Ивана Степановича, который, как бывший при реформе мировой посредник, оказался виноватым в страшном историческом грехе дворянства, помешавшего воссоединиться интеллигенции и народу путем полного и всестороннего, то есть экономического и политического, освобождения крестьянства.
- Постой! Постой! Я-то тут при чем?
- Мы тут в чем виноваты? - пробовали защищаться тетя Маша с мужем.
Но Павел Николаевич не внимал.
- Все виноваты! И вы виноваты! - продолжал он повышенным голосом. - С той поры народ считает себя обманутым и не верит нам, его искренним друзьям. Народ всех нас валит в одну кучу обманщиков… С тех пор народ считает правду Божию попранной…
Тетя Маша даже обиделась:
- Мы-то, Алякринские, тут в чем повинны? У нас нет теперь ни земли, ни усадьбы. Если ты считаешь себя виноватым перед народом, так поправься сам! Раздай землю, имущество, вообще сними со своей души грех…
- Я вас не обвиняю, а хочу только объяснить, что вы-то зря обвиняете других. Лично я в рассуждениях Ларисы не вижу никакой задней мысли, в которой вы ее подозреваете. Это просто отражение народных взглядов и понятий о правде и справедливости, о земле и правах на нее человека…
Чуть только не поссорились.
- Не Иван Степанович освобождал крестьян! - заступалась тетя Маша за растерявшегося под наскоком Павла Николаевича мужа. - Царь освобождал! Царь! Мы не царствовали с ним!
Тетя Маша обозлилась. Вечером она послала Павлу Николаевичу очень резкое письмо, в котором были такие строки:
…из-за вашей прекрасной родственницы Ларисы свет-Петровны, из-за которой весь сыр-бор загорелся, ты не только потревожил тень почившего императора Александра-освободителя, но стал кричать на нас с мужем. А все дело в том, что эта нахальная баба забрала в руки не только Григория, но, кажется, и самого тебя. Лариса начинает распоряжаться здесь, совершенно не считаясь с тем, что нам поручено здесь хозяйство и что мы с мужем отвечаем перед твоей матерью. А ты не находишь тут ничего особенного. При таком положении нам с мужем всего лучше отказаться от чести управлять имением и уехать из Никудышевки…
Павел Николаевич, читая эти строки, и краснел, и пыхтел, и пожимал плечами. "Самое страшное - влезть в бабью пошлятину!" - говорил он кому-то в пространство. Тяжело было это, а пришлось объясняться с супругами Алякринскими и употребить в дело всю свою изобретательность по части смягчения обстоятельств и умиротворения оскорбленных душ. В этом Павел Николаевич, как говорится, собаку съел. Часа два проливал бальзам лести в теткину душу и убедил супругов, что у него и в мыслях не было обидеть чем-нибудь любимых людей, без которых давно пропало бы все имение! А что касается Ларисы, так он поставит ее в смысле самостоятельности на подобающее место. Разве он не понимает, что хозяйство требует единодержавия, а не республики!
- Вот в том-то и дело!
- Вообще недоразумение… И мы с мужем, конечно, погорячились…
Тетя Маша с мужем взяли обратно свою отставку и расцеловались с Павлом Николаевичем. А с Ларисой он поговорит. Павел Николаевич отлично понимает, что никто ее тут зря не обидит. А известный порядок необходим.
- Бог с ней! Мы им ни в чем не препятствуем. Только спроси сперва!..
Павел Николаевич побывал на строящемся, почти готовом уже хуторе. Конечно, с поспешностью разрешил брату взять и вторую лесную полянку, никому не нужную до сей поры. Похвалил и брата, и Ларису за быструю и хорошо сработанную постройку, а за чаем, в дружеской беседе мягко так и осторожно, по секрету поговорил о людской обидчивости вообще и о капризном характере тети Маши, о всяких предрассудках людей старого порядка по части видимых знаков почтительности. Словом, не затронувши самолюбий брата и его жены, а взвалив все на тетю Машу с мужем, попросил выполнять внешнюю формальность и, когда понадобится что-нибудь взять со двора на работы, попросить разрешения у Ивана Степановича. Человек он добрый и хороший, но помешан на субординации!..
- И лучше, если не Лариса Петровна, а сам ты будешь говорить в таких случаях.
- Да, да… Я уже сам об этом думал. Два мира, совершенно не понимающих друг друга.
Григорий рассказал о недоразумении между тетей Машей и Ларисой при разговоре о второй лесной площадке, когда тетка с дядей заподозрили Ларису в покушении на наследство, - и братья вместе посмеялись над подозрительностью родственников. Павел Николаевич только еще раз убедился в полном бескорыстии Ларисы, виноватой разве в том, что по простоте своей она не понимает, что с такими заскорузлыми людьми, как тетя Маша, нельзя говорить напрямоту и без оглядки.
Пожалел Павел Николаевич Ларису: зря ее обидели своими подозрениями Алякринские. С запасом нового очарования возвращался домой Павел Николаевич и был неприятно взволнован, когда шедший ему навстречу Иван Степанович с видимым удовольствием сообщил новость:
- Поп из Замураевки тебя ждет давно уже…
- Что ему нужно?
- Да и он что-то поговорить хочет о Ларисе Петровне…
- И он о Ларисе Петровне!
У ворот знакомая таратайка: сразу видно, что земский начальник свою лошадь и таратайку попу дал и, конечно, не из одной любезности к батюшке. Так и есть! И парнишка на козлах с замураевского двора.
Павел Николаевич уже с некоторым зарядом в душе пошел в кабинет, где его ожидал батюшка, но виду неудовольствия не подал, а совсем напротив, даже благословение в пригоршню принял.
Поговорил батюшка о здравии членов кудышевского дома, об ожидаемом урожае, дождях и градобитиях, за грехи людям посылаемых, а потом после паузы признался, что одно дельце секретное к Павлу Николаевичу имеет…
- Вас послал генерал Замураев или его сынок, земский начальник?
Батюшка опешил:
- Избави Бог! Я сам от себя…
- А я увидал генеральскую лошадь и подумал, что по его поручению…
- Лошадь… это так. Случилось. А собственно я сам от себя…
- Ну хорошо. Слушаю.
Батюшка покашлял в ладонь руки, оправил волосы и тихо начал:
- Как говорится, конфиденцияльно… Не совсем ладно у нас. И без того, как вам, Павел Николаевич, известно, много всяких ересей в наших местах, а тут еще новый источник… И, к сожалению, сей источник оказался недалече от дома сего… Вот я и захотел лично с вами, многочтимый Павел Николаевич, поговорить, не найдете ли вы каких путей воспрепятствовать…
Павел Николаевич притворился, что ничего не понимает:
- Какая ересь? Где?