XXI
Есть в Швейцарии, на берегу Женевского озера, местечко, звучащее божественно для русского уха, - "Божи", а в этом Божи - молочная ферма и ресторан, содержащийся эмигрантом, старым испытанным революционером-народником, прошедшим все превращения революционного народничества. Если существует "Бабушка русской революции", его по справедливости можно было бы назвать "Дедушкой" ее.
Вот это Божи с молочным рестораном и было местонахождением интеллигентского "Града Незримого".
Тут вроде революционного Ноева ковчега: всевозможные сектанты, странники, правдоискатели обоих полов, всяких национальностей и возрастов. Хотя в верах и расходятся, а молочка попить, кислого и сладкого, да простокваши и сырков разных покушать все сюда стекаются и терпимо пребывают под единой кровлей, и из общей посуды вкушают и староверы, и еретики разные…
Почва нейтральная, а за границей (не то, что дома!) все за одними общими скобками себя чувствуют: все одинаково гонимы правительством царя, которого единодушно называют почему-то "Николаем Кровавым", все одинаково специализируются на делании революции, многие от сей профессии питаются, и хотя себя интернационалистами именуют, а тяготение к своим, русским, все-таки побеждает. Свой своему поневоле брат.
А теперь здесь особенно людно и оживленно: на революционной бирже акции всех подпольных организаций поднимаются, ибо гипноз гражданской сонливости, в котором пребывала России в течение целого десятилетия, уже миновал и по всем горизонтам стали вспыхивать зарницы революционного электричества. Политическая погода в конце XIX столетия стала портиться, сонливые безоблачные небеса начали заволакиваться зловещими тучами с "гнилого Запада": на фабриках - забастовки, первомайские демонстрации, в университетах - беспорядки, в земском и городском самоуправлении снова - "бессмысленные мечтания" о конституции, протесты, возмутительные ходатайства и резолюции, - молчаливая тоска по разным свободам заморским дерзким языком заговорила и стала толкать либеральную интеллигенцию к сплочению путем всевозможных съездов и организаций…
Казалось бы, что новым положением 1890 года, отдавшим в руки дворянства земское дело, усилившим над ним опеку губернаторов и превратившим председателей и членов земской управы в государственных чиновников, - тишина и спокойствие обеспечены навсегда, тем более что в ведении самоуправления оставлены исключительно "местные нужды". Так нет, и тут ухитряются враги самодержавия находить щелки и дырочки, чтобы пролезать к кормилу корабля, соваться не в свое дело. Опять как грибы после дождя стали выскакивать сговаривающиеся между собой "бессмысленные мечтатели", пользующиеся всяким случаем, чтобы делать правительству и царю неприятности.
В 1896 году в Поволжье начался голод, следом за ним в 1897 году Вольно-экономическое общество обращается с призывом ко всей стране и привлекает земства к организации особого комитета по исследованию причин голодовок населения и выработке мер борьбы с ними. Очевидный сговор! Вольно-экономическое общество разогнали. Новоторжское уездное земство под видом "местных нужд" требует освобождения населения своего уезда от телесных наказаний. Шестой Пироговский съезд повторяет это требование в пределах целого государства. В Петербурге без всякого разрешения властей устраивается съезд председателей земских управ. Разогнали. Стремясь защитить население от произвола земских начальников, земства стали открывать при управах особые юридические консультации. Воспретили. Земский врач Жбанков издал книгу "Телесные наказания в России" - книгу изъяли из обращения. "Юридическое общество", вздумавшее поговорить о том же, закрыли. В 1899 году в Поволжье снова началась голодовка, и снова происходивший в Казани седьмой Пироговский съезд полез не в свое дело: образовал Комитет помощи голодающим. Комитет закрыли. Начались нелегальные "слеты" земской оппозиции. Особенно тревожен был 1901-й неурожайный год: в Москве состоялся съезд деятелей агрономической помощи местному населению, в Полтаве - съезд кустарный, празднования 40-летия со дня освобождения крестьян, - и на всех съездах и празднествах "гидра революции" гордо поднимала свои бесчисленные головы в образе земских и городских деятелей, профессоров, врачей, учителей и всякого служилого "третьего элемента"…