- Она, хотя и женщина, а в раю пребывает, а мы с тобой неизвестно, куда попадем. Не попасть бы тебе, старик, на колени к Вельзевулу, рядком с Иудою…
Похожий на Льва Толстого снова заговорил:
- Истину святую сказала старушка Божия. Если через женщину прегрешаем, так через нее же часто и спасаемся. Только твое маловерие и гордыня дозволяют тебе хулить женщину!
- Что мы, бабы, не люди, что ли?
- Помолчи, женщина! Дай сказать старцу праведному…
- Вспомни, маловерный, сколь женщин мученическую смерть за веру приняли и сколько их во святых пребывает! Не считано еще, кого больше в раю пребывает: мужеска или женска пола…
- Вот то-то, что не считано. Да и не видано. Я в раю не бывал, не считал. А вот что известно: когда праведник в пустынях спасался и дьявол ничем соблазнить его не мог, так он всегда бабу выставлял вроде как туза козырного. Возьми святого Антония! Все искушения дьявол ему навязывал, не подействовало, а напоследок бабу подсунул, и тот в сомнение пришел. Вот и выходит по-моему: черт и баба - на одной должности!
- Лжешь! Вспомни про жития многих женщин, целомудрия ради смерть приявших, венцом святости украшенных и к лику святых сопричисленных! Про жену благоверную Иулианию слыхал? Во имя ее и сейчас собор в Торжке красуется. Про мученицу Фомаиду слыхал? Смерть прияла, защищая целомудрие свое, и на могиле ее чудеса совершалися: блудники, как мужеска, так и женска пола, исцеление получали, к праведной семейной жизни возвращались. А слыхал ли про преподобную деву Марию, в мужестем образе Марином именуемую? А ведь все они во святых пребывают, хотя пуп имели…
- По вашей вере столько святых выходит, что в раю и места не хватит. А кто у вас во святые производит? Бог? Нет! Производит правительствующий Синод да царь, сами себя благочестивейшими и святейшими нарекшие. С Анной-то Кашинской как вышло? Сперва ко святым причислили, потом отчислили, а ныне снова во святые пожаловали. А по-нашему - все люди на земле обязаны праведно жить, и никакой заслуги и святости тут нет. Всяк живи праведно, вот рай на землю и снизойдет, и будет Воля Господня яко на небеси, тако и на земли, о чем в молитве просим…
- Как же ты можешь такое неподобное про наших святых говорить?
- А что? Урядника позовешь?
Лысый старик махнул рукой и, взвалив мешок на спину, пошел прочь, в лесные овраги. За ним стали расползаться и его единомышленники. Остались около волосатого старца бабы одни, и он начал им повествовать про преподобную Марию, иже в мужестем образе Марином именуется:
- Жил некогда в Вифании муж праведный Евгений. Имел он супругу благоверную, зело Бога боявшуюся, и оба земно скорбели, что не дает им Господь детей. Особливо же скорбел о сем Евгений. И вот Бог дал им дите, Марию, но призвал к себе мать ее. Преставилась после родов дочерью. Идут года, а Евгений скорбит по утрате своей и не находит утешения. Вот и Мария уже отроковицею стала, а несть ему утоления печалей. И вознамерился Евгений оставить мирскую жизнь и уйти в монастырь. И рече:
- Возлюбленная дочь моя, Мария! Все достояние свое отдаю в руци твоя, сам же ухожу в пустыню ради спасения души своей. Несть бо мне радости другой в жизни, как послужить Господу…
И глаголаша ему отроковица мудрая:
- Отче! Почто сам хощеши спастися, меня же погубити в богатстве твоем? Возьми меня с собою послужить Господу!
- Како сие возможно, неразумная! Аз иду в мужеск монастырь, ты же еси женска пола. Не можешь со мною быти, ибо женским полом диавол брань на рабы Божие воздвигает.
Она же отвещает отцу своему:
- Не девою вниду в обитель, но остригоша на главе власы своя и облекошеся в мужския одеяния, никому же ведующу, что женска пола есмь…
Тако и свершили. Евгений роздал все достояние свое бедным, и пошли они в обитель. И содеялась Мария отроком Марином. Егда Марин подрос, великое смущение вселилось в сердца братии: почто у отрока Марина не являхуся власы на устах и браде. Но мниша, по раздумий, что от подвига то тяжелого, от плоти изнуренной, не растут власы, и голос инока тонок, яко у женщины. Егда Евгений скончался, инок принял постриг и пребывал в великом почтении у игумена и всей братии за свою чистоту, смирение и братолюбие. И вот случилось единожды пойти иноку Марину с тремя братиями на поля монастырские потрудиться над сбором урожая. От восхода до захода солнечного иноки трудились на полях, ночевать же приходили в гостиницу, хозяин которой имел дочь, деву лет возрастных, грехом плотским обуреваемую. И возгорелась та дева грехом блудным ко иноку Марину, зело бо с лица был прекрасен, и, яко жена Пентефрия - Иосифа, стала склонять ко греху Марина прекрасного. Марин же, не открывая ей тайны естества своего, оставался к ней хладен и не внимал к соблазнам ее. И вот, желая попалить Марина ревностию и завистью, блудная дева предалась плотию другому иноку. Когда же зачала во чреве своем, то возвела клевету на инока Марина. Побив плетию дочь свою, гостинник прийде и поведаша игумену о блудодействии инока Марина. Разгневался игумен на гостинника, ибо неподобное сказаша на чистого духом и плотию возлюбленного инока. Призваша инока и вопроша:
- Правда ли?
Инок же Марин, пожелав приять страдание за брата своего и злословие блудницы, яко новый подвиг, отвещав игумену:
- Тако, отче. Аз, грешный, подлинно свершил мерзость сию!
Зело разгневался игумен и вся братия с ним:
- Изыйди, нечистый блудник, из стен обители, недостоин бо слуга диавола пребывать среди слуг Божиих!
И вот изгнан бе Марин за врата монастырские со срамом велием и нача жити, яко нищий, у стен обители. Истинный же виновник, мучимый совестью своей, тайно питал Марина остатками трапезы. Яко зверь дикий, жил Марин в пещере, на молитву же приходил к вратам и стоял здесь в коленопреклонении часы многие. Егда дева блудная родила младенца, гостинник принес его к монастырю и, поймав инока Марина, сказал:
- Возьми плод блудодействия твоего!
Так преподобная дева Мария стала и матерью, и отцом младенцу и возлюбиша чадо чужое вдвойне: яко мать и отец. И дивились иноки великой любви той, и, воспылав жалостию, стали просить игумена да простить Марина.